Кир Булычев - Операция «Гадюка»
Телохранитель Жора выскочил из машины, придержал дверь, как в хронике о приезде израильского премьера на переговоры с палестинцами. Порейко уселся сзади, держа расческу, как пистолет.
Мы завезли Александру на работу. По дороге Порейко сыто спросил меня:
— Как там Аркадий? Не болеет? У них вроде зарплату придерживают?
— Он мне говорил об этом, — согласился я.
— Общественной работой занимается?
— Не знаю, не говорили мы об этом.
Александра, выходя из машины, заглянула ко мне в окошко и сказала:
— Спасибо. Гладко водишь.
Я не стал ни в кого превращаться. Она мне нравилась, и было в ней нечто, сигнализировавшее об опасности.
Когда мы остались в машине без чужих, Порейко сразу спросил:
— Где твой паспорт?
— У меня, — ответил я.
— Когда ты успел свистнуть его?
— Считайте, что вы мне его отдали.
— Дай мне его сюда.
— Я его дома оставил.
— Почему?
— Манера здесь странная — чуть что, сразу паспорт требуют, как в Москве.
— Потом принесешь, — приказал Порейко. Он задумался. Видно, пытался восстановить в памяти вчерашние движения — почему бы он отдал мне паспорт? И в комнате я один не оставался.
Он помотал головой и принялся причесываться. Значит, отчаялся припомнить. Мне он был виден в зеркале, но я старался не заглядывать в зеркало слишком очевидно.
— А как у тебя с грузовиком? — спросил Порейко.
— В каком смысле?
— Водил?
— Лишний вопрос — чего я только не водил!
— Сегодня ночью будет работа. Так что останешься у меня в офисе с ребятами, чтобы потом из дома не выходить.
— Надо Аркадию сказать, — ответил я.
— Ничего с твоим Аркадием не случится.
— Он будет волноваться.
— С чего бы?
— Подумает, что вы меня зарезали.
— Не зарежем, не бойся.
— Я не о себе говорю. Я-то не боюсь.
— А Аркаша — твой начальник, что ли? — легко спросил Порейко.
Я остановил машину возле офиса. Порейко выскочил первым. У него были узкая сутулая спина и широкий зад.
Я остался за рулем.
Порейко крикнул мне, обернувшись от двери:
— Подожди, сейчас поедем!
«Мерс» все еще был непривычен в Меховске. Ребята, шедшие в школу, замерли возле него, оглядывая, как в зоопарке, когда смотрят на настоящего льва. Надо бы выйти, протереть машину еще разок, чтобы блестела, — да бог с ним, обойдется.
Через пять минут Порейко выбежал из подъезда, за ним Жора.
Наконец в дверях показался Одноглазый Джо, который, садясь рядом со мной, поздоровался. Его чуб был рыжим, словно он окунул его в сурик, а на остальные волосы не хватило.
— Сейчас прямо, — сказал Джо, который знал, куда ехать. Затем мы повернули направо, там, на широкой улице, по которой мне еще не приходилось ходить, стояла покрашенная в зеленый цвет трибуна — небольшая трибуна для демонстраций. Тут положено стоять городскому начальству.
За трибуной возвышался на высоком постаменте потемневший от дождей бронзовый Ленин по грудь, без рук. Фоном этому великолепию служило длинное здание с колоннами.
— Что здесь раньше было? — спросил я у Джо.
— Горком, — ответил тот.
— А еще раньше?
— Всегда был горком, — сказал Джо, полагая меня психом.
— Реальное училище, — сказал Порейко.
— Ну это, наверное, еще до революции, — сказал Джо. — А я думал, ты спрашиваешь, что раньше было.
На этот раз Жора остался со мной. Шефа сопровождал в желтое здание только Джо. Перед зданием стояли два милиционера с автоматами и в бронежилетах — на что здесь милиционеры в бронежилетах, один бог знает. Наверное, местным властям очень хотелось, чтобы Меховск был похож на настоящий шикарный областной центр.
В стороне, между трибуной для парадов и монументом Ильича, стоял пикет — человек шесть или семь с одной рукой написанными плакатиками: «Живите сами на нашу пенсию!» и «Позор губителям Советского Союза. Под суд преступников Беловежской пущи!»
Ничего нового оппозиционеры здесь не придумали.
— Шеф тебе не доверяет, — сказал Жора.
— Спасибо за откровенность, — сказал я. — Чем же я провинился?
— Приехал неизвестно откуда, живешь у Аркашки, «мерс» водишь, как собственную тачку.
— А Аркадий при чем?
— Шеф его на дух не выносит. Может, он на Александру глаз положил? Или наоборот? Не жить ему здесь.
— Спасибо за подсказку.
— А я тебе тоже не доверяю, — сообщил Жора.
— Жалко.
— Ох и будет тебя шеф проверять!
— Правильно, — согласился я. — Я бы тоже на его месте меня проверял. Подумай: приехал неизвестно откуда, живу у Аркашки, «мерс» вожу, как собственную тачку.
К сожалению, Жора не почувствовал сарказма.
— А куда мы приехали? — спросил я.
— Не знаешь, что ли? — Удивление было равно удивлению москвича, приехавшего в Кремль с человеком, который не знает, как эта штука называется.
— Нет.
— Он с Мельником беседует.
— А что за Мельник?
— Председатель Союза ветеранов Афгана. Не слышал?
— Я здесь второй день.
Мы помолчали. Жора переваривал удивительную информацию — он познакомился с человеком, который не знает Мельника!
— А что, раньше у Порейки не было шофера? — спросил я.
— Почему? Был.
— И что?
— Весь вышел.
— Ты не темни. Мы вместе работаем, — рассердился я. — Что я тебе, белополяк, что ли?
— Какой еще белополяк? — изумился Жора.
— Были такие враги у советской власти.
Жора замолчал, потрясенный моей эрудицией.
— Мельник кто — городской голова?
— Не мели чепухи, — сказал Жора. — Мельник — это Мельник. И пускай тебе шеф обо всем рассказывает. Мое дело маленькое.
— Ладно уж, я пошутил, — сказал я. — Знаю я, кто такой Мельник. Мне брат говорил. А разве у вас общие дела?
— Вот вернется шеф и объяснит.
Шеф вернулся как раз в этот момент. Был он задумчив и даже мрачен.
— Чего он ко мне вяжется? — сразу настучал на меня Жора. — Да кто такой Мельник, да что у вас за дела?
— Вяжется? Ну мы его быстро развяжем, — сказал Порейко.
— Куда ехать? — спросил я голосом английского дворецкого — ни следа эмоций.
— На станцию, — сказал Порейко.
На станции мы встали за грузовыми пакгаузами, и все ушли, оставив меня минут на двадцать. Вылезать из машины я не рискнул, хотя было жарковато. Потом они вернулись в сопровождении милиционера и еще пошептались немного за углом склада.
