Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика
«Интересно, как это все выглядит для взрослых?» — подумал Быстрый Человек и на мгновение замедлился. И испустил бездыханный, глубоко внутренний вздох удивления, когда увидел, как звезды превращаются в сплошные сияющие полосы. Стройка пришла в движение; повсюду сновали крошечные роботы, выбрасывающие позади себя небольшие струйки реактивного газа.
Десять лет, десять взрослых лет прошло с тех пор, как Быстрый Человек просочился сквозь корпус и собрал свое тело из груды нитей, упавших на землю колонии Га'Ату. И при этом он до сих пор так и не решил, к какому же миру он принадлежит: Детей или Родителей? Впрочем, в те дни еще не было Детей, ни одного из них. Таков был контракт, заключенный рабочими. Только по достижении Цели должны были родиться люди, живущие в старом ритме, быстром ритме, подходящем их новому миру. Все изменилось с появлением Быстрого Человека. В обмен на свое спасение он пообещал, что колонии доберутся до Цели не за медленные годы, и даже не за медленный сезон, но за несколько часов. Но с одним условием: по пути они залетят — минутная задержка для релятивистского флота — в родную систему Быстрого Человека.
Они провели несколько встреч и заключили сделку, высчитав, что сумеют уложиться в крайне стесненный энергетический бюджет. Работы потребовали привлечения всех ресурсов и сил; вся техника была брошена на строительство трех скалярных двигателей. Зато, когда те будут закончены, дальнейший полет должен быть настолько быстро, что и выспаться не успеешь. Кроме того, обитатели колоний распечатали агрикультурные блоки, и на их холмах зацвели обильные леса и простерлись зеленые поля. Все померзли в течение трех дней, все женщины успели забеременеть, и спустя девять Родительских месяцев на свет появился первый Быстрый Ребенок.
— А где твой страховочный трос?
Услышав голос Эмоа, Быстрый Человек переключился на Детскую Скорость. Деятельность, бурлившая на стройке, внезапно застыла, а на небе вновь возникли неторопливо убегающие звезды.
— Мне-то он к чему? — спросил он. — Я прекрасно знаю всю глубину космоса.
— Они и вправду используют темную энергию?
— Да.
Эмоа подобрал колени, ему становилось неуютно от долгого сидения в этом абсолютном холоде. Быстрого Человека кольнуло воспоминание: замерзшие каналы Дженн, долгие месяцы темноты. Он поежился. Чьей же была та жизнь, кому принадлежали воспоминания?
— Я читал о темной энергии. Это та сила, что заставляет вселенную расширяться все быстрее и быстрее, увеличивая расстояние между всеми объектами. В конце концов все разгонится до такой скорости, что все в мире просто порвется на части и рассыпется на кварки.
— Есть и такая гипотеза.
— Каждая частица будет так далека от остальных, что станет находиться в своей собственной, персональной вселенной. Это создаст бесчисленное множество одиноких вселенных.
— Как я уже и говорил, это только гипотеза. Эмоа, твои родители…
— И вы используете ее в своих двигателях.
— Ваша система материи/антиматерии подчинена законам термодинамики и предполагает тепловую гибель вселенной. Мы все становимся старше, холодней и все более далекими друг от друга. Пойдем, пора уже. Думаю, тебе не очень уютно в этом скафандре.
Защитные костюмы Эо Таэа походили скорее на яркие танцевальные костюмы, чем на подобающее облачение для космических работ, хотя на самом деле их ткань была создана при помощи хитрых молекулярных технологий и обладала способностью к переработке отходов, очистке воздуха и самовосстановлению. Но Быстрый Человек отлично знал, как они натирают кожу и как пахнут после пары дней ношения.
— Тебе не следует быть здесь, когда наступит День Звездолета, — предупредил Быстрый Человек. — Плотность частиц тут не слишком высока, но и этого вполне хватит, чтобы изжарить тебя на месте, когда мы приблизимся к световой скорости.
— И тогда мы все станем Медленными, — произнес Эмоа. — Для нас пройдет лишь несколько часов, но во внешней вселенной минуют года.
— Все относительно, — сказал Быстрый Человек.
— И когда мы прибудем на место, — продолжал Эмоа, — мы распакуем посадочные модули и спустимся к этому новому миру, Великой Цэ Эли, но наши мамы и папы останутся на Трех Мирах. Мы станем трудиться, отстраиваться, заведем детей, и они тоже родят детей. Быть может, мы еще успеем увидеть новое поколение, потом умрем, а наши родители, оставшиеся на небесах, даже не состарятся.
Быстрый Человек потер колени руками.
— Ты же знаешь, они любят тебя.
— Знаю. И понимаю. Но ведь это еще не все. Неужели ты думаешь, что этого достаточно? Если так, то ты просто дурак. И что все в тебе нашли, если ты не понимаешь? Это ведь… в чем смысл этого?
«Ни в чем, — подумал Быстрый Человек. — И во всем. Пойми же ты, сидящий в этом своем желто-зеленом костюме и смешном птичьем шлеме, в этой вселенной ровно столько смысла, сколько необходимо».
— Знаешь, — произнес он вслух, — как бы тебе ни было тяжело, но им куда сложнее. Все, кого они любили, состарятся и умрут, не успеют они и глазом моргнуть. И они не смогут ни поддержать, ни помочь. Они заточены здесь. Да, думаю, их участь куда более печальна.
— Ага, — вздохнул Эмоа. — Что-то стало прохладно.
— Вот и пойдем. — Быстрый Человек поднялся и протянул свою серебряную руку. Эмоа принял ее. Под звездным куполом неба они вместе отправились к шлюзу, возвращаясь в мир цилиндр, возвращаясь домой.
ОГА, ПЛАЧЬОн стоял под аркой старого моста Йемежея, перекинувшегося через мертвый канал. Ядовитые ветра неслись мимо него, завывая в руинах фарфоровых домов. В черных небесах тускло сверкали молнии. Канал казался рассеченной веной, лишившейся всей крови, и даже веками падавший туда мусор успел давно исчезнуть. Его разрушал кислотный ветер и ржавчина, погребали под собой отложения шлака. Лагуна превратилась в сухое, покрытое соляной коркой блюдце, над которым дрожало раскаленное марево. В естественном свете она бы сияла ослепительным блеском, но ни единый лучик солнца не мог прорваться сквозь плотную завесу туч. Усиленное зрение Оги позволяло ему разглядеть торчащую выщербленным зубом звонницу на другом краю лагуны.
На Огу обрушился кипящий, кислотный дождь, когда он вышел из-под защиты моста и зашагал прочь от опаленного пейзажа, направляясь к причалу Этьай. Нити, составлявшие его тело, тут же отреагировали на опасность и перестроились, но не раньше, чем Огу опалило болью. Да, чувствуй ее. Это наказание. Так надо.
Дома стояли без крыш и без полов; гнилые обломки почерневших фарфоровых зубов, ставшие такими еще восемьсот лет тому назад. Вот улица Пьяного Цыпленка. Здесь Кентлай Единый, бывало, сидел на солнцепеке и ожидал, пока соседи или гости города придут, чтобы воспользоваться его даром. А вот тут жил Дилмайс, злой, подлый мальчишка, ловивший птиц и выщипывавший перья из их крыльев, чтобы они не смогли улететь и спастись от его истязаний. Он был нахальным и толстым. Неподалеку обитала мисс Суприс, вдова моряка. Она пекла печенье и пирожные, а также была плакальщицей на похоронах и проводила ритуал проводов в море. Все они теперь мертвы. Давно погибли вместе со всем городом и миром.
