Майкл Муркок - Город в осенних звездах
Я улыбнулся, хотя грубость его выражений весьма меня покоробила, и полюбопытствовал:
- А ты не слышал случайно имени аэронавта, который летал в тот день?
- Даже если и слышал, теперь не припомню,-тон его был едва ли не извиняющимся.-Я его принял за одного из алхимиков, съезжающихся сюда.
- Слишком уж новомодный вид транспорта,-заметил я.-Таким, как они, подавай что-нибудь этакое, колдовское... иначе они не ездят.
Барону понравилась моя шутка.
- А я уже и забыл, насколько легко и приятно с тобою общаться. Надеюсь, пока будешь в Праге, ты остановишься у меня.
Я с радостью принял его приглашение, а потом, как бы между прочим, спросил, не знает ли он чего-нибудь о герцогине Критской, но, как я ни старался держаться при этом непринужденно, барон тут же почувствовал мой живой интерес и покачал головой:
- Боюсь, мне придется опять тебя разочаровать. Во всяком случае, молодой герцог Критский,-здесь его называют Мендоса-Шилперик,-пока еще в Вене. Но уже скоро пребудет сюда. В течении этой недели, я думаю.
- А про герцогиню ты что-нибудь слышал?
- Я знаю только, что герцог, как говорят, время от времени развлекается, прогуливаясь по Градчине обряженным в женское платье. Но все это пустая молва, досужие слухи, не соответствующие действительности.
- Если бы что-то за этим стояло, ты бы, наверное, знал.
- Да, наверное. Что же до герцогини... есть у меня подозрение, друг мой, что повстречался ты с самозванкою. С какой-нибудь проституткою, выдающей себя за благородную даму,-титулованную госпожу, чей титул в меру известен, в меру загадочен для того, чтобы ввести в заблуждение кого угодно.
- Я и сам уже начинаю склоняться к мысли, что так оно и есть,-согласился я с ним.-Но она была так красива... просто поразительно.
- И пленила сердце твое, как я понял.
- Хуже. Она, похоже, пленила мой разум. Я никак не могу отделаться от мыслей о ней.
- Тогда вот тебе мой совет: ищи ее под каким-нибудь другим именем. Вряд ли она осмелится называться герцогинею Критской в городе, пребывающим под покровительством сей благородной фамилии.
Угрюмо я согласился и с сим утверждением тоже.
- У меня есть причины, и причины весьма веские, полагать, что она направляется в Майренбург.
- Авантюристка какая-нибудь? Мошенница? Представляю себе, как она тебя околдовала. В этих женщинах есть что-то такое... независимость духа, возможно... влекущее, роковое для мужчин вроде нас с тобой. Прими еще добрый совет старого друга,-найди себе миленькое безмятежное существо типа моей славяночки.
Я сделал вид, что серьезно задумался над его предложением, но меня занимало тогда другое. Я был более чем заинтригован. Моя любимая-обманщица, самозванка?! по крайней мере, сие объясняет странный обычай ее появляться и исчезать столь стремительно. Вовсе не удивительно, что я не сумел разыскать ее ни в одном из городов.
- Да, кстати,-спохватился Карсовин,-буквально на днях твое имя всплыло в разговорах. Вспоминали тебя у Хольцхаммера, в его загородном имении, куда я был приглашен на охоту.
- Я не знаком с Хольцхаммером. Не он ли состоит министром при майренбургском принце?
- То племянник его. У этого же не хватает мозгов даже на то, чтобы самому нацелить ружье... для подобного случая у него есть слуга! Но человек он весьма приятный. Он как раз возвратился из Вены. Ему известно, что ты-мой старинный друг. Как я понял, какой-то французик был при дворе и пытался получить ордер на твой арест, объявив тебя якобинским шпионом.
- Француз?
- Какой-то виконт, если память мне не изменяет.
- Робер де Монсорбье?
- Точно! Он самый!
- Он офицер комитета Общественной Безопасности, человек Робеспьера.
- Да нет. Хольцхаммер говорит, он-истинный роялист.
- Значит, он выдает себя за такового, чтобы поймать меня. Ты его остерегайся, Карсовин. Тысячи человек лишились жизни из-за изуверского фанатизма Монсорбье.
- По крайней мере, скажу Хольцхаммеру, а он уже известит Двор, если сочтет это нужным. Однако, насколько я знаю, император весьма серьезно настроен по поводу этого ордера. Прошу тебя, будь осторожен. Вполне может быть, что тебя уже здесь разыскивают как шпиона.
- Тогда, думаю, мне стоит поторопиться с отъездом в Майренбург, чтобы не ставить тебя в неудобное положение, дружище.
- Тьфу, подумаешь!
Улыбнувшись, я хлопнул его по плечу.
- Мне не хотелось бы также расстроить твою женитьбу.
Он рассмеялся.
- Что до этого, то я пока еще весь в сомнениях. Может быть, наоборот, ты удержишь меня от безрассуднейшего из шагов!
Но я твердо решил отбыть в Майренбург уже следующим утром. Мне совсем не хотелось подставлять под удар Карсовина, которому могли бы предъявить обвинения в укрывательстве опаснейшего шпиона, и еще того меньше хотелось мне угодить в тюрьму и сидеть в какой-нибудь старой крепости среди отсыревших стен, ожидая суда, который наверняка приговорит меня к смерти.
Когда я выезжал из Праги, погода стояла на удивление теплая. Дорога на Майренбург оказалась хорошей; пролегала она по неглубоким карпатским долинам и охранялась отрядами регулярной армии, а обслуживание в придорожных гостиницах было более чем приличным. И вот наконец, преодолев сей приятственный и наиболее легкий отрезок пути, въехал я в древний град Майренбург,-в самое дивное и восхитительное из мест, населенных людьми.
Город раскинулся по обеим берегам извилистой речки Рютт. Если въезжать в Майренбург с северо-востока, то нужно сначала спуститься по кряжу пологих холмов, с вершины которого открывается вид на весь город, похожий отсюда на серебристую карту, расстеленную на дне просторной долины. Стены из белого камня переливаются крошечными вкраплениями железа и кварца, так что даже в вечерних сумерках город этот мерцает своим собственным светом; а когда подъезжаешь к нему рано утром,-зимнее небо сияет безоблачной голубизною, а от реки поднимается легкая дамка тумана,-кажется, будто бы ты приближаешься к видению Небесного Града.
При всех летящих своих шпилях, барочных башенках и романских куполах, при всей благородной готике своих соборов и античной древности публичных залов, причудливых дворцах родовитых старинных фамилий, мишурных фронтонах и асимметричной кладке стен, которым время и непогода придали естественные очертания,-Майренбург вмещает в себя и реалии, отвечающие запросам более прозаических устремлений человеческого духа. Есть там пустынные тихие улочки, где над остроконечными крышами домов возвышаются длинные трубы, где волнистые крыши покрыты серою черепицей, а стены из почерневших от времени бревен побелены известью, где стекла в окнах напоминают по цвету бутылочное стекло, где верхние этажи домов выдаются вперед, образуя едва ли не крытую галерею над бурым булыжником мостовой. А в самом центре,-на холме, что вознесся над Рюттом на левом его берегу,-замер в пышном, устремленном в высь великолепии старинный замок, резиденция принца, чья династия зародилась задолго до появления Габсбургов. Красные были вождями свитавианских славян, которые вытеснили из долины ее коренных обитателей, когда римляне даже и не помышляли еще о походе на запад, и потомки которых столько столетий уже после падения Римской Империи живут в этой тихой долине.
