Роджер Желязны - «Если», 1993 № 09
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, она стала всматриваться в узоры на стенке драконьего сердца. Сегодня они выглядели куда более замысловатыми, чем обычно, и Кэтрин мало-помалу уверилась, что в них проступает нечто новое, чего раньше никогда не было: ощущение необъяснимой угрозы, которое всегда присутствовало в сердечной полости, сделалось сейчас давящим, но брианин все полнее завладевал сознанием Кэтрин, а потому она не могла сосредоточиться на своих впечатлениях. Ее веки дрогнули и опустились, и она провалилась в сон о спящем драконе, на груди которого виднелся участок, где не было ни единой чешуйки; белесая кожа словно обволокла ее, втянула в мир белизны, что вздымалась и опадала с бесперебойностью, свойственной звуку хорошо отлаженных часов.
В течение шести последующих месяцев Кэтрин составила множество планов побега, но в итоге отвергла их все, кроме одного, который, хотя и далекий от совершенства, был чрезвычайно прост и сулил наименьший риск. Без брианина осуществить его было невозможно, однако Кэтрин предпочла бы на время забыть о том, что наркотик существует, ибо Джону удалось-таки совратить ее: она стала наркоманкой и большую часть времени проводила в сердечной полости дракона, где лежала бок о бок с Джоном, слишком обессиленная даже для того, чтобы искать близости с ним. Ее отношение к нему изменилось, чего, впрочем, следовало ожидать, поскольку изменился сам Джон. Он потерял в весе, утратил прежде присущую ему бодрость, и Кэтрин тревожилась за его здоровье, как физическое, так и душевное. С определенной точки зрения он стал ей еще ближе, поскольку невольно пробудил в ней инстинкт материнства, однако она не могла не возмущаться тем, что он подвел ее и, вместо того чтобы помогать, превратился в обузу. Однако Кэтрин продолжала цепляться за надежду, что побег позволит им начать жизнь заново.
Наркотик полностью подчинил ее себе. Она повсюду носила с собой запас шариков брианина, мало-помалу увеличивала дозу и, вполне естественно, со временем лишилась ясности мысли. Сон ее сделался беспокойным, а наяву ее стали посещать галлюцинации. Она слышала голоса и какие-то непонятные звуки, а однажды увидела среди филиев, что копошились на дне пещеры, старого Эймоса Молдри. Отупение заставляло ее не доверять сведениям, которые сообщали ей чувства, и отвергать, полагая это бредом, значение приходящих снов и смысл игры света на стенке драконьего сердца. Наконец она сообразила, что становится похожей на филиев — слышит то, чего не слышат другие, видит то, чего видеть не дано, — и испугалась, но не так, как испугалась бы раньше. Теперь она старалась приноровиться к ним, пыталась воспринимать их как неразумных исполнителей воли Гриауля и не находила никакого утешения в ненависти к ним и дракону. Гриауль и его порождения были чересчур величественными и диковинными, чтобы служить объектами ненависти, а потому Кэтрин обратила всю свою злобу на Брианну, женщину, которая когда-то ее предала. Филии как будто заметили перемену в ее чувствах, они перестали шарахаться от нее, бежали за ней, куда бы она ни шла, задавали вопросы, дотрагивались до нее; словом, о личной жизни не могло быть и речи. Но в конце концов именно возросшая привязанность филиев к Кэтрин и подала ей идею.
Однажды она в сопровождении компании хихикавших и болтавших филиев направилась к черепу дракона и подошла к проходу, что выводил в пещерку, где рос призрачный виноград. Она заглянула в проход, но не поддалась искушению навестить пещерку и выбралась из туннеля — и обомлела: филии исчезли! Внезапно на нее накатила слабость, как будто присутствие филиев придавало ей сил; она опустилась на колени и поползла по узкому коридору в бледно-розовой плоти, продолжение которого скрывала золотистая дымка, словно где-то вдалеке лежала груда сокровищ. Кэтрин переполнял гнев на филиев. Однако она и сама виновата: знала ведь, как они боятся заходить сюда… Вдруг ее осенило: интересно, насколько далеко они ушли? Может статься, они отступили за тот боковой проход, который ведет к горлу? Кэтрин торопливо вскочила и осторожно двинулась в нужном направлении. Достигнув склона, она огляделась, никого не увидела и продолжила путь, невольно затаив дыхание. Из-за поворота донеслись голоса, и чуть погодя Кэтрин различила восемь филиев, что столпились у отверстия, которым начинался тот самый боковой проход; на их живописных шелковых лохмотьях и на лезвиях обнаженных клинков мерцали блики золотистого света. Кэтрин прижалась к стене и попыталась обдумать случившееся, но мысли никак не желали выстраиваться в логическую последовательность, и она по привычке полезла в мешок за брианином. Прикосновение к одному из шариков успокоило ее, а когда она проглотила наркотик, ей сразу стало легче дышать. Она уставилась на проступавшую на потолке коридора вену и, позволив пульсирующему свету загипнотизировать себя, ощутила, как становится чем-то золотистым, медленным и текучим, и внезапно преисполнилась уверенности и надежды.
Выход есть, сказала она себе. Господи Боже, выход есть!
Три дня спустя план был разработан до мельчайших подробностей, но душа Кэтрин пребывала в смятении: она опасалась, что Джон в очередной раз ее подведет. Он выглядел просто ужасно, глаза его ввалились, щеки запали, а когда она захотела рассказать ему о своем замысле, он моментально заснул. Поэтому Кэтрин принялась исподтишка уменьшать дозу брианина, от которого он не мог и не стремился оторваться, она смешивала наркотик с возбуждающим средством, тем, что добыла из мха, росшего на поверхности легких дракона. Так минуло несколько дней и, хотя внешне Джон по- прежнему производил ужасающее впечатление, он слегка приободрился и стал понемногу соображать. Кэтрин понимала, что улучшение будет кратковременным, а возбуждающее средство представляет для Джона в его нынешнем состоянии немалую угрозу, но выбора не было. Если оставить его здесь, то, учитывая степень причиненного брианином физического разрушения, он не протянет и шести месяцев.
Придуманный Кэтрин план был до смешного прост, и она подивилась тому, как он не пришел ей в голову раньше. Впрочем, одна она вряд ли отважилась бы на его осуществление, а вдвоем они все- таки могут на что-то рассчитывать. Джон пришел в восторг. Когда она растолковала ему свою затею вплоть до тонкостей, его глаза засверкали, на щеках заалел румянец. Слушая ее, он ходил по спальне, размышлял, отпускал порой замечания и уточнял детали.
— Филии, — проговорил он. — Мы… не причиним им вреда?
— Я же сказала тебе… Нет, если нас к тому не принудят.
— Хорошо, хорошо, — он приблизился к занавескам на двери. — Разумеется, это не моя область, но…
