Роджер Желязны - «Если», 1993 № 09
— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Большинство людей в похожих ситуациях опускается. Мне трудно вас с кем-либо сравнить. Вы совершили подвиг.
Его похвала подействовала на Кэтрин весьма странным образом: ей показалось вдруг, что ее хвалит умудренный годами взрослый, а сама она превратилась в неумелого ребенка, который неожиданно сделал что-то правильно. Ей хотелось объяснить ему, что научные исследования были для нее разновидностью терапии, занятием, которое помогало справиться с отчаянием, однако она не смогла подыскать слов, от каких не веяло бы ложной скромностью, а потому ограничилась тем, что воскликнула: «О!» — и принялась готовить брианин, чтобы смазать больную лодыжку Джона.
— Я, наверное, не то сказал, — пробормотал он. — Простите. Я не хотел вас смущать.
— Я не… То есть… — она рассмеялась. — Я отвыкла от нормального общения.
Он улыбнулся, но промолчал.
— Что такое? — спросила она резко, решив, что он смеется над ней.
— Извините?
— Чему вы улыбаетесь?
— Если вам будет приятнее, я могу нахмуриться.
Кэтрин опустила голову, чтобы он не видел краски, которая бросилась ей в лицо, растерла пасту на медной тарелке, отделанной по ободу неограненными бриллиантами, и скатала ее в шарик.
— Я пошутил, — сказал Джон.
— Знаю.
— Что случилось?
Она помотала головой.
— Ничего.
— Послушайте, — не отступал он. — Я не хотел сделать вам больно, честное слово. Что я такого натворил?
— Вы тут ни при чем, — Кэтрин вздохнула. — Я просто никак не могу привыкнуть к вашему присутствию здесь, вот и все.
Снаружи донеслось лепетание филиев, спускавшихся по веревкам на дно пещеры.
— Понимаю, — проговорил он. — Я… — Он замолчал и уставился в пол, его толстые пальцы ощупывали записную книжку.
— Что вы собирались сказать?
— Вы заметили, чем мы занимаемся? — он откинул голову и расхохотался. — Только и делаем, что объясняемся, как будто боимся обидеть друг друга не тем словом.
Она посмотрела на него, встретилась с ним взглядом и отвернулась.
— Но не такие уж мы и хрупкие, — продолжал он, потом добавил, словно пояснил — Не такие уж уязвимые.
Они вновь встретились взглядами, и на этот раз отвернулся Джон, а улыбнулась Кэтрин.
Если бы она и не догадывалась о том, что влюблена, то рано или поздно сообразила бы, как обстоят дела, хотя бы по тому, как изменилось ее отношение к Гриаулю. Она как бы видела все в новом свете. К ней возвратилось давнее восхищение размерами и чудесами Гриауля, и она с удовольствием открывала тайны дракона Джону, показывала ему ласточек, которые никогда не взмывали в небо, сверкающее драконье сердце, пещерку, где рос призрачный виноград (и откуда она поспешила удалиться), и крохотную полость у самого сердца, освещенный не золотистой кровью Гриауля, а тысячами белых паучков-светляков, что сновали по ее потолку, образуя на нем своего рода созвездия. Именно в той полости они впервые поцеловались. Кэтрин поначалу целиком отдалась охватившему ее восторгу, но потом вырвалась из объятий Джона, ошеломленная чувствами, которые внезапно нахлынули на нее, знакомыми и давно позабытыми, обескураженная тем, как быстро ее фантазии слились с действительностью. Она выбежала из полости, предоставив Джону, который все еще прихрамывал, добираться домой самому.
Остаток того дня она избегала его и сидела, поджав колени, на лоскуте персикового шелка у отверстия посредине пещеры, в которой располагалась колония, а вокруг мельтешили одетые в роскошные лохмотья филии. Некоторые из них угадали настроение Кэтрин и теперь толпились рядом с ней, изредка прикасаясь к ее одежде. Они издавали скулящие звуки, которые на их языке выражали сочувствие. Собачьи лица филиев были грустными, и, словно заразившись их печалью, Кэтрин заплакала. Она оплакивала свою неспособность совладать с любовью, всю свою безрадостную жизнь, дни, недели, месяцы и годы, проведенные в теле дракона; и в то же время чувствовала, что ее тоска— это тоска Гриауля, обреченного на вечную неподвижность. При мысли о том, что дракон, подобно ей, страдает от безысходности, слезы Кэтрин высохли сами собой. Она никогда раньше не воспринимала Гриауля как существо, которое заслуживает сострадания, да и сейчас не стала относиться к нему иначе, но подумав о том, в какой паутине волшебства он запутался, девушка устыдилась своих слез.
Она осознала вдруг, что плакать можно по любому, даже самому счастливому, поводу, если видишь мир не таким, какой он есть; но когда ты различаешь все многоцветие тонов и оттенков, то, понимая, что всякий человеческий поступок может обернуться бедой, хватаешься за первую подвернувшуюся возможность действовать, сколь бы нереальной она ни казалась. Так и поступил Гриауль, который, будучи обездвиженным, сумел найти способ воспользоваться своей силой. Это сравнение себя с Гриаулем рассмешило Кэтрин. Стоявшие поблизости филии тоже расхохотались. Один из них, самец с клочьями седых волос на голове, придвинулся к девушке.
— Кэтрин щас веселить с мы, — проговорил он, крутя пальцами пуговицу своего грязного расшитого серебром камзола. — Хнычь уже нет.
— Нет, — сказала она. — Хныкать я больше не буду.
На другом краю отверстия обнимались множество раздетых догола филиев, мужчины натыкались на мужчин, приходили в раздражение, колошматили друг друга, но тут же успокаивались, едва им попадались самки. Раньше Кэтрин наверняка бы возмутилась, но то было раньше. С точки зрения стороннего наблюдателя обычаи филиев не вызывали ничего, кроме отвращения. Кэтрин жила вместе с ними и наконец-то приняла это как данность. Она поднялась и направилась к ближайшей корзине. Старик последовал за ней, чинно расправляя на ходу отвороты камзола; он как будто назначил себя глашатаем и объявлял всем встречным:
— Хнычь уже нет! Хнычь уже нет!
Подъем в корзине походил на перемещение от одной театральной сцены к другой, причем на каждой разыгрывалась, похоже, та же самая пьеса: бледнокожие существа валялись на шелковых подстилках и забавлялись драгоценными безделушками. Кэтрин подумала, что, если не обращать внимания на вонь и атмосферу обветшания, можно представить, будто находишься в каком-нибудь экзотическом королевстве. Прежде ее поражали размеры колонии и свойственная ей гротескность, а сейчас сюда добавилось богатство. Интересно, мелькнула у девушки мысль, у филиев просто не было возможности раздобыть другую одежду, или тут опять вмешался Гриауль и по странной прихоти облачил отребье рода человеческого в наряды королей и придворных? На душе у Кэтрин было легко, но когда корзина почти достигла того уровня, где помещалось ее жилище, она заволновалась. Сколько лет прошло с тех пор, как она была с мужчиной! Быть может, она не сумеет его удовлетворить…
