Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу
Артикул одиннадцатый
Тайна уходит сквозь пальцы
Они проехали вот уже несколько верст и все молча. Нет больше красотки Мари, нет Гаспара. Нет армии, нет императора. Все рухнуло, все гибнет; разумные сдаются в плен, а неразумные замерзнут в снегу или будут подняты на казачьи пики. Гаспар отдал сержанту лошадь, Гаспар прекрасно понимал, что пешком ему не выбраться отсюда. Гаспар - шпион, доверенная крыса Оливье, Гаспара нужно презирать... А вот сержант - он отдал бы Гаспару лошадь?! Нет, лучше об этом не думать. Сержант оглянулся - Мадам отвернулась. Оно и понятно: сержант ведь сказал, что он все равно доставит ее к императору, прямо во Францию. Дорога предстоит неблизкая, они будут добираться целый месяц, а то и два. Конечно, это глупо, но ведь не сказать же ей прямо: Мадам, я вас никуда не отпущу, вы будете со мной и только со мной, меня не интересует, кто вы - француженка или... Но ладно об этом, пусть обижается, пусть. Зато как непривычно легко, когда ты никому не подчиняешься. Захочешь - поедешь направо, захочешь - налево... Подумав так, сержант посмотрел налево и увидел, как Франц приложил к губам флейту и затянул бесконечную грустную мелодию. Напрасно он это! Музыка на марше должна быть бодрой и вселять уверенность, которой на войне частенько не хватает. Что же касается печальных песен, так они позволительны лишь людям пресыщенным, уверенным в завтрашнем дне. А посему... - Франц! - строго окликнул Дюваль. Австриец перестал играть и с сожалением сказал: - Я так и думал, что вам не понравится. Дрожащими от обиды и холода пальцами австриец стал раскручивать флейту. Смешно!.. Но если вспомнить, так бывший кучер тоже был смешон. Сержант почувствовал неловкость и попытался оправдаться. - Франц, ты не понял. Мне нравится, как ты играешь. - Ну что вы, сержант,- отмахнулся Франц.- Мне с детства запрещали играть, я привык. Мне говорили, зачем тебе это, ты ведь прекрасный повар! Но что поделаешь,- тут Франц вздохнул и долго молчал, рассматривая флейту, - но что поделаешь, если музыка для меня все равно что для кого-то неразделенная любовь. Сказав такое, Франц испугался насмешки и замолчал. И все молчали, даже Чико, который прежде непременно поднял бы австрийца на смех. Ободренный этим молчанием, австриец осмелел и сказал: - И все-таки однажды... Я очень просил, и меня взяли музыкальную команду! - Не может быть! - не к месту удивился сержант. - А вот представьте! Взяли! Это было...- Франц вспомнил, как это было, и сразу перестал улыбаться.- Это было под Оршей, совсем недавно, можете спросить. - А, под Оршей,- как эхо отозвался Чико. - Да, - и добродушное лицо австрийца стало непривычно мрачным, и даже голос у него переменился..- Два дня мы били в барабаны и кричали, что именем императора всем дезертирам даруется прощение и что все они будут накормлены; Лошади, готовые к закланию, стояли у него за спиной, кипели котлы... Но, увы, я, наверное, действительно плохой музыкант: ни один человек не вышел из лесу, и у меня отняли барабан. У моих товарищей тоже... Франц растерянно посмотрел на. слушателей и медленно захлопал ресницами, на которых намерзли ледышки. Бедняга Франц, зачем такого приводили на войну, он так был хорош в своей кондитерской, взбивая земляничный крем... - А дальше что? -.спросил Чико. - А дальше... Я вернулся на кухню, отвязал Серого, - тут Франц похлопал свою лошадь по загривку,- и увел его в лес. - И правильно сделал! - одобрил Чико.- А был бы я на твоем месте... - Но я не воровал! - перебил его Франц.- Ведь Серый был обещан дезертирам, и я, тогда уже сам дезертир... - А был бы я на твоем месте...- Но тут неаполитанец замолчал и посмотрел направо. Направо, шагах в двадцати от отряда, стоял разъезд казаков во главе с офицером. Казаки негромко переговаривались между собой, офицер улыбался. Дюваль привычно вырвал саблю... и замер. Потом улыбнулся. Рука сама собою опустилась. Что делать, что делать, что делать?! - Мой дорогой Дюваль,- заговорил казачий офицер на чистейшем французском,какая встреча! Я несказанно рад! - А я...- Сержант не знал, что и ответить; он улыбался, он был, конечно, рад, ну что тут скажешь? Сержант во все глаза смотрел на офицера, на его казаков... Казачьи пики упирались в снег, казачий офицер привстал в стременах и улыбался, а Франц наигрывал "Милую Гретхен". Какая ж все-таки сентиментальная штука - война! - Гринка! Хоронший! - с усилием сказал сержант и бросил саблю в ножны. Отряды не двинулись с места, а командиры съехались и обнялись. Мадам улыбнулась. Казачий офицер, чтоб не рассмеяться, поджал губы. - Вот, познакомьтесь, мой старинный друг, - смущенно признался сержант, обернувшись к своим солдатам и, главным образом, к Мадам. - Григорий Назарыч Дементьев, лейб-гвардии казачий полк, - представился офицер и учтиво поклонился. - Мадам... - Э...- растерялась Мадам, не зная, кем ей назваться, и тогда сержант пришел ей на помощь. - А эту даму, Гринка, я провожаю домой, во Францию. - Похвально, похвально,- многозначительно ответил Дементьев, внимательно осмотрел сержантский мундир Дюваля и спросил: - Надеюсь, это маскарад? - Увы, - вздохнул сержант.- Не всем сопутствует удача. Но не будем об этом! Ты рассказал бы лучше о себе. - Ну я, как видишь, сотник, представлен на подъесаула. - Я рад за тебя! - искренне воскликнул Дюваль.- Я... действительно рад. - О, что ты, что ты! Но... На следующий вечер я заступил в караул, потом меня отправили с депешей. Мне так хотелось встретиться с тобой, но сам понимаешь. - О, понимаю. .- Я часто вспоминал тебя, но мы пять лет не воевали, где ж было встретиться? - Да, к сожалению. - А этим летом, как только узнал о вторжении, я всем говорил: у них там есть один полковник - нет, генерал, а то и маршал... - но тут Григорий осекся и некоторое время молчал, потом спросил: - Так что же случилось? Где твои эполеты? - М-м... мне кажется, сегодня это придется не к месту. Мы так давно не виделись, - сержант сбивался, отводил глаза, дергал уздечку, косил на Мадам... - Э, так не пойдет! - обиделся Григорий.- Ты мне ответишь или нет?! - Отвечу, только не кричи,- и сержант перешел на едва слышный шепот: - Ты помнишь тот .портфель, что я отыграл у интенданта? - Помню. Желтый, красивый портфель. - А интендант был нашим резидентом. Теперь ты понял? - Нет,- чистосердечно признался казак. - Тот портфель был для секретных бумаг? - Да, конечно. - Так вот, наш резидент хотел их выиграть, а я не позволил. И вот за это с меня сорвали эполеты. Теперь понятно? - Но их там не было! - Кого? - Голос у сержанта дрогнул. Григорий не ответил. - Кого там не было?! - повысил голос Дюваль.- Бумаг, что ли, не было? - Были, были бумаги, ты не волнуйся,- успокоил сержанта Григорий и надолго задумался. Григорий вспомнил, как в то утро он явился в канцелярию и долго разговаривал с Синицыным, дежурным офицером. Синицын божился, что со дня на день ждет уйму денег и тогда непременно расплатится, на что Григорий отвечал... Потом Синицын принимал секретные бумаги -и приглашал к себе на ужин, Григорий отказался, взял пустой портфель, защелкнул мелодичную застежку и манерно раскланялся, потом прошел по улице, спустился в кабачок... - О чем ты думаешь? - спросил Дюваль. Григорий долго, не моргая, смотрел на сержанта, а после сказал: - Проиграй я в тот вечер портфель, меня бы расстреляли. Я обязан тебе на всю жизнь,- и отвернулся. Казачий сотник не любил кривить душой, однако же бывают в жизни особые случаи. Сержант прислушался к себе и понял, что в душе у него пусто. Сержант посмотрел на сотника - тот был белее первого снега. - П-проиграй я в тот вечер...- начал было казак. Но Дюваль поднял руку, и тот замолчал. - Спасибо, большое спасибо,- сказал сержант.- Я буду верить тебе, мне так намного легче...- И замолчал, услышав за собою дружный топот. Друзья обернулись - к ним подъезжал отряд русских кирасиров во главе с румяным и дородным офицером с огромными рыжими баками, свисавшими до самых эполет. - Майор Федосов, - узнал его Григорий.- Плохи твои дела, Шарль. Кирасиры окружили французов и, не обращая на них особого внимания, стали переговариваться с казаками. Победители громко смеялись. Майор Федосов тот был настроен по-иному. Подъехав к Дементьеву, он резко осадил лошадь и недовольно прикрикнул: - Сотник, что за церемонии? Пленных расстрелять! Немедля! Однако, заметив Мадам, бравый майор заметно оттаял и добавил уже почти дружелюбно: - Но только без лишнего шума, отведи их подальше. А красотку не трогай, возьмем трофеем! - Тут он игриво подмигнул и представился: - Вася Федосов, керасирский ея величества полк! - И все это по-русски, ибо Федосов вот уже полгода намеренно не употреблял ничего иноземного, исключая напитки. - Господин майор, к чему кровопролитие?! - опять же по-русски воскликнул Дементьев.- Война на исходе, противник бежит. - Я что, неясно сказал?! - возмутился Федосов. Григорий не двинулся с места. И все молчали. Только Франц почему-то решил, что наступил подходящий случай, и стал наигрывать самый минорный марш. Федосов оживился, подобрал поводья, глянул орлом и согласился: - Да, лишнее кровопролитие нам ни к чему, - и, обернувшись к кирасирам, приказал: - Скомороха забираем с собой. И Франц, подхваченный крепкими руками, очутился на лошади одного из кирасиров. Федосов обернулся к Григорию. - Так, пленных расстрелять,- напомнил он.- Живо! А красотку я после лично допрошу. Подъехав к Францу, Федосов сосредоточенно потер руки, подумал, глядя австрийцу прямо между глаз, а после опять же по-русски спросил: - Ну ты, европа, а этот, гвардейско-кирасирский, умеешь? Па-па-па-нам! Пам-пам! Па-па-па-нам! А? Франц догадался без перевода и стал старательно подбирать мелодию. Федосов просветлел. - Гляди ты! Не только грабить умеют! - похвалил он.- Беру! Франц заулыбался. Не понимая по-русски, австриец сообразил, что наконец нашелся человек, оценивший его как музыканта. И Франц стал сбивчиво объяснять, что он и есть музыкант, а кондитер из него никудышный... Но его не слушали да и не понимали. Ибо не было рядом человека, знавшего по-немецки. (И хорошо, и не надо.- майор Ив. Скрига). - А что он сказал про нас, Гринка? - спросил у друга встревоженный Дюваль. - М-м... Полковник дарует вам свободу, но реквизирует лошадей. Пойдемте, я провожу вас,- и сотник вновь перешел на русский: - Рябов, Тыртов, за мной! Дюваль, Чико и Мадам сошли с лошадей; спешились и названные казаки. А сотник тронул лошадь и сказал, указывая вперед: - Вот туда, за холм, к лесу. Дюваль посмотрел на казаков, заряжавших ружья, и все понял. И сержант не обиделся на друга. Приказ есть приказ. Тем более, что он сам видел, как Гринка спорил с майором, да тот, как видно, настоял. Когда приходит смерть, главное - не думать о самом дорогом: о доме, о матушке. Если будешь думать, можешь наделать глупостей, а то и смалодушничаешь. А умирают в жизни только раз, потом не исправишь, вот так-то... Сержант косо глянул на неаполитанца - Чико был спокоен, только несколько бледен. Хорошо. Сержант оглянулся на оставшуюся при кирасирах Мадам... Нет, .Мадам шла рядом! Сержант остановился. - Мадам! -сказал он.- А вы куда?! - Я с вами. Вы обещали доставить меня домой. - Но я... - Молчите! - И Мадам цепко схватила его под руку, а уж потом едва слышно прибавила: -Это судьба. Сержант хотел было возразить, но тут Федосов опередил его. - Эй, сотник! Ты куда красотку поволок?! - обеспокоенно крикнул майор. Григорий остановился, вопрошающе посмотрел на Мадам, прикинул что-то и ответил: - Она решила погибнуть вместе с земляками. Но и это не повлияло на решение майора. Он только пожал плечами - странный народ эти женщины, особенно француженки, любовницы злейших врагов. Подумав так, майор повернулся к оставшимся при нем казакам и выкинул три пальца. - Ну! Еще трое казаков спешились и пошли догонять товарищей. Григорий не оборачиваясь ехал впереди. За ним, по колено в .снегу, шли казаки и французы. Чико растерянно улыбался и как мог убеждал себя в том, что это все неправда, что он сейчас проснется... Дюваль был мрачен. - Зря вы это сделали, Мадам,- недовольно сказал он.- И не потому, что их трое, а я один. - Сержант оглянулся. - Простите, их шестеро. Все дело в том, что среди этих шестерых один мой друг и я не помешаю другу. Тем более, что русские, возможно, и правы...- Не услышав ответа, сержант еще больше нахмурился и с раздражением спросил: -Зачем вы пошли за мной? Ведь вы прекрасно понимаете по-русски! Вы что, хотите увидеть, как меня убьют? Но это скучно. - Нет, я хочу увидеть другое. - Ах, даже так! - воскликнул сержант.- Так знайте: я никому не позволю выпрашивать мое помилование! - Шарль! - Молчите! И больше они не обмолвились ни словом. Спустившись в низину, Григорий обернулся - кирасиров уже не было видно. Тогда сотник осадил лошадь и сказал: - Здесь! -Казаки остановились. Остановились и пленные. Григорий отрывисто бросил команду, и казаки защелкали курками. - Мадам! - окликнул Григорий. Мадам подошла к нему. Григорий сошел с лошади, подсадил Мадам в седло, а сам стал рядом с казаками. Чико подмигнул Дювалю и с дрожью выкрикнул: - Да здравствует император! - Какой? - хмуро спросил Григорий. Но Чико лишь пожал плечами - мол, не все ли равно? Сержант молчал. Казаки выстроились в линию, подняли ружья, прицелились. В головы. С десяти шагов даже самая твердолобая голова разлетится вдребезги. А что такое дребезги? Дрязги - это война, грызня генералов, шпионаж. Мадам - шпионка или нет? Нет, о Мадам лучше не думать, надо думать о пустяках. Так что ж такое дребезги? Дребезги - это полковничьи эполеты, Шевардинский редут, Полоцкий монастырь, жена, Мари, Мадам... Нет, надо думать о пустяках. Дребезги - это как брызги. Как брызки Гаронны, дом, матушка... Нет, лучше вообще ни о чем не думать, лучше смотреть. Вот Гринка встает на правый фланг. Откашлялся и говорит. Что он говорит? Опять по-русски? А Гринька говорил: - Во ознаменование победоносного окончания войны, во славу русского оружия...- Рука его дернулась вверх.- Салют! Ружья дружно рванулись вслед за рукой, и пули ушли в синее небо. Синее, без единого облачка небо. Чико глупо рассмеялся, а сержант утер пот со лба и признался: - А я подумал - расстрел. - Вот за это, Шарль, тебя и разжаловали,- хмуро сказал сотник, подошел к Мадам и пожелал:- Счастливого пути, сударыня. - Благодарю! - улыбнулась Мадам и добавила еще несколько слов по-русски. Сотник нахмурился, спросил, Мадам покраснела, ответила... Григорий с тем же мрачным видом поцеловал даме руку и, кликнув казаков, пошел обратно. А Чико сказал: - Я знал, что не расстреляют! Мне на роду написано дожить до девяноста шести лет. Хотя, конечно, мало ли... Да только Дюваль не слушал солдата, Дюваль смотрел на Удалявшуюся фигуру лейб-казака. Где он видел эту неуклюжую походку и в то же время непринужденную манеру держаться?.. Нет, держать. За талию... Ах, вот оно что: лето, Витебск, французский кирасир! С ним рядом женщина, Мадам! Так вот как! Ну ладно, посмотрим... Сержант резко повернулся к Мадам: - Сударыня, соблаговолите повторить мне то... - Но передумал и не расспросил о разговоре с сотником, а только сказал: - Интересно: а что он сказал перед залпом? - Война окончена, сержант, - Мадам внимательно посмотрела на Дюваля, ожидая дальнейших вопросов. Однако сержант не стал ни о чем спрашивать. Он лишь сказал: - Вперед! - И сделал первый шаг.- Домой! Кому во Францию, кому в Россию. - Ну а кому в Неаполь, - добавил Чико. Мадам не проронила ни звука, и отряд двинулся дальше: впереди сержант по колено в снегу, за ним Мадам на лошади, за лошадью Чико. Идти по колено в снегу было трудно, однако же еще труднее было время от времени оборачиваться и смотреть на Мадам. Мадам - шпионка русского царя, а русский царь - враг Франции. Мадам коварная, хитрая, умная... и очень красивая женщина. Можно, конечно, выхватить саблю и крикнуть: Мадам, вы шпионка! Как вам не совестно, француженке, идти на службу^.. Однако кто ему сказал, что она француженка? Да и в .конце концов он будет выглядеть последним простаком, которого вот уже скоро неделю как водят за нос, а он рискует жизнью, охраняет и отдает последнюю лапку трофейного гуся... Да он кругом смешон! Он, арлекино! Он осел... Нет, лучше идти и молчать, пусть русский снег забивается за голенища, пусть русская шпионка смотрит ему в спину и думает, что хочет, а он и виду не подаст... И кстати, почему она до сих пор от него не сбежала? Да неужели никчемный сержант так интересен русской разведке? Или же... Нет-нет, вот это напрочь невозможно! Нет! И, по колено в снегу, сержант пошел еще быстрее. Куда? Теперь он этого не знал и знать не желал. Он думал только об одном: солдат живет, пока идет, ну а потом... А в это время сотник с казаками вернулся к Федосову. - Ну как, готово? - спросил майор. - Виноват! Промахнулись! - браво отрапортовал Гринька и, не дав кирасиру опомниться, добавил: - Однако добыли ценные сведения - севернее Лукашовки две версты до батальона противника: генерал, знамена, обоз! Майор повеселел, выхватил саблю, выкрикнул: - Седла! - и браво пришпорил усталую лошадь.
