Кирилл Берендеев - Ежедневник на этот год
- Через какое время он был выслежен?
- Почти через две недели его обнаружили в "Казахстане". Но когда я послал Симона его убрать, он просто... исчез.
- И где он сейчас, тебе неизвестно.
- Именно.
Разговор зашел в тупик, но тут неожиданно в него встрял Конюхов:
- А ты давно знаком с Глушенко?
- Да, я бы сказал, что порядочно. С девяносто пятого года, когда я выехал из Чечни в этот город.
- Из Чечни? - Конюхов был заметно удивлен. - Мне, вообще-то, казалось...
- Я родился в Шали, там же женился, жена подарила мне двоих дочерей... - вспоминая, Османов пустыми глазами смотрел в окно. - Когда началась война, мы хотели выехать из республики, нас не выпускали, поскольку кто-то решил, что я противостою федеральным войскам, заодно с остальными. Жена не хотела оставить меня одного. Я уговорил своего отца, он жил в Грозном, забрать ее и дочерей, и побыстрее: ваши наступали. Я сказал, что как-нибудь постараюсь выбраться сам; без них мне будет, наверное, проще. Главное, чтобы он успел вывезти их до появления ваших войск. Отец приехал в самое пекло, когда... да вы помните... кольцо федеральных войск вокруг Шали, какая-то группировка, взявшая все село в заложники.... Мой отец и семья моей жены погибли после того, как ваши войска ударили по Шали из "града". Тогда половину села смешали с землей. - Османов замолчал, молчали и все собравшиеся.
- Нам удалось вырваться из вашего "тройного кольца", из этого ада, продолжил он. - Вместе с частью войск Дудаева и еще горсткой жителей мы ушли на юг, в горы. Несколько дней пробивались тем, что каждый успел захватить с собой. Минус то, что взяли с собой выведшие нас из кольца воины. Через день пути наши дороги разошлись, они повернули обратно, уверив нас в том, что федералы сюда уже не суются. А мы еще несколько дней добирались, как придется, до Чири-Юрта, оттуда отправились в Атаги. Там нам повезло, я встретил человека, помогшего мне с семьей выехать из Ичкерии, поселиться и устроиться здесь, в этом городе. Миржон Магомедтагиров, который тогда был правой рукой Вагита Тимуровича, благодаря которому....
- Город находится под его контролем и сегодня. А управляет он через вас, Миржона и Марченко. Для конкуренции, видимо, - встрял Громушкин. Лицо его исказилось, однако, секунду спустя он взял себя в руки и договорил уже спокойно: - Я понял, тогда вы и вышли на Глушенко?
- Именно тогда. Нас свел Юрский.
- А что Магомедтагиров делал в Чечне?.. А, впрочем, можешь не объяснять. Хотел бы я знать, чем ты так приглянулся торговцу "живым товаром", что он взялся тебя вывезти. Не скажешь, чем ты не приглянулся федеральным войскам?
Османов ничего не ответил. Вмешался Кисурин.
- Оставь это, Миш. Рамиль, ты лучше скажи, насколько тесно переплетались ваши дела.
- Почти ни насколько. Он мне не начальник, не компаньон, не соратник.
- О делах его был осведомлен?
- В той части, которая касалась непосредственно меня. Или могла касаться, - добавил Османов тише. - Глушенко -скрытный человек, не только на работе, но и в обыденной жизни, поэтому если бы я знал то, что он мне изволил сообщать... сами понимаете.
- Работа не пошла бы, - усмехнулся Кисурин. - А ты в курсе, что у него была семья? - Османов хмыкнул. - Вижу, что в курсе. И любовница, - добавил оперативник. - Так вот последняя исчезла как раз в день его смерти. Тебе это ни о чем не говорит?
- Иными словами, не моих ли это рук дело? Нет, не моих. Вы же знаете, подобными делами занимается Магомедтагиров, я специализируюсь на другом. Или вы не помните, за что пытались отправить меня в СИЗО?
- Но вы же оба... - не выдержал Громушкин.
- Вы чертовски проницательны в национальном вопросе, - заметил Османов, усмехнувшись.
После короткой паузы, доселе помалкивающий Конюхов посмотрел на часы половина первого дня - и устало произнес:
- Я прошу прощения, речь сейчас не об этом. Обойдемся без тыканья национальностями. Нас интересует другое: во-первых, насколько реален этот фоторобот. - Османов возмущенно поднял руки. - И, во-вторых, согласен ли ты дать показания против обозначенного на листке человека, когда мы его поймаем, - согнутым пальцем Конюхов постучал по бумажке, лежащей на середине стола.
- Как только, так сразу, - помолчав недолго, ответил Османов. Поймаете, а там видно будет. Еще неизвестно, доживет ли он до суда. Или я, - добавил он после паузы.
- Мы сможем гарантировать тебе неприкосновенность, - с вызовом произнес Кисурин, оглянувшись на Громушкина, тот кивнул. - С шефом я обговорю этот вопрос, он сделает все возможное. Но ты и пальцем не сможешь тронуть этого человека, мы спрячем его и от тебя, и от кого бы то ни было.
- У нас нет против него прямых улик, - откровенно признался Громушкин, - так что сам понимаешь, что это значит.
Османов кивнул и поднялся.
- Я ничего не обещал, но попробую. Не хочется поднимать шум вокруг своей персоны.
- Шум поднимется в любом случае.
- Тогда вам стоит обеспечить мне беспрепятственный выезд из города. Предупредите посты на дорогах, чтоб проследили за этим.
Громушкин потер кулаком лоб, но кивнул.
- Сделаем. Жаль, шефа нет.
- Понимаю, - Османов порылся в кармане пиджака, достал записную книжку, пошебуршил ее страницами. - Вот номер телефона моей пейджинговой компании и номер пейджера. Как только... - он помолчал и добавил, - одним словом, телефонируйте сюда. Только прошу вас, не дублируйте номер и не посылайте ложных сообщений. Иначе мы не состыкуемся. Мне еще большие хлопоты с Миржоном предстоят, да и вообще....
Не прощаясь, он вышел, хлопнув за собой дверью.
Порою мне кажется, и сейчас все больше и больше, что жизнь человека удивительно похожа на исчерканный ежедневник. С одной стороны рукой человеческой в нем вписываются даты, события, имена и встречи, из тех, что следует исполнить, совершить, тех на коих следует непременно побывать, дела, от которых не отвернешься. На день, неделю, месяц вперед записываются они, порой переносятся более поздний, иногда на более ранний сроки, заполняя графы ежедневника. А после судьба, руководствуясь уже реалиями сегодняшнего дня, подвернувшимся случаем, неожиданным поворотом событий, случаев, черкает и вычеркивает имена, даты, встречи, дела, кропотливо собранные на день нынешний, напоминая человеку то, что он, забыл напрочь о подчас неизбежной фатальности жизни своей, и пытался расписать заранее ее по часам и минутам. Вычеркивает и пишет что-то иное, совсем не то, но что можно было рассчитывать, или, что случается много реже, подбрасывает своего рода чернильный шанс, - неожиданную договоренность на сегодня, на сейчас, надо только успеть к месту встречи и мчаться со всех ног на другой конец города, забывая обо всем на свете, только бы не упустить. И точно также человек планирует свое прошлое, вычеркивая уже самостоятельно, по собственному желанию, неудобное, неподходящее с датой и временем, формируя, стараясь формировать себя нынешнего, отправляя в Лету адреса, телефоны, письма, лица знакомых, бывших и нынешних друзей, родственников, коллег, товарищей по работе, сокурсников, - всех, кто не входит, не вписывается в новые измененные самим ли, свыше ли, условия существования. И снова вмешивается судьба, снова путает карты, достает из небытия тех, кто вроде бы давно похоронен под грудой лет и событий и возвращает их на прежние места и заставляет вспомнить о прожитых днях, совсем не так и совсем не о тех, о которых приятно было бы вспомнить, совсем не то, о чем следует говорить тем, новым, кто ныне окружает человека. Ежедневник меняется постоянно ежедневно, еженощно, переписывается и подгоняется то под одно, то под другое, страдая и от человеческих страстей и ошибок, и несбыточных надежд и от происков самой судьбы, решительно распоряжающейся данной ей почти всемогущей властью вмешиваться в дела людские тяжелой неуклюжей десницей и творить то, что потом именуется жизнью.
