Александр Тюрин. - Волшебная лампа Генсека
Что же это такое творится? Я каюсь, я больше не буду, но чтобы плодотворно служить родной стране и впредь, мне надо сперва укокошить коллегу. И я не знаю, как это сделать половчее.
При всех томлениях и рассуждениях, мне предстояло еще навестить Бореева. Для чего надо было поскорее отправиться в Питер. Пребывание там могло затянуться, поэтому я решил не садиться в поезд, а использовать для командировки собственную машину.
За время нашей «разлуки», сходство с бабой-ягой у ведущего специалиста только увеличилось.
– Как же вы мне, Роберта Юрьевича не уберегли? - тусклым голосом осведомился Бореев, но тут же оживился, переключившись на более занимательную тему. - Однако все записи Дробилин сохранил, как на магнитных лентах, так и на бумаге…
– Рад за вас…
На сей раз Бореев принимал меня не посреди лаборатории, а в своем кабинете, который, правда, из-за обилия телефонов, компьютерных терминалов, каких-то пультов напоминал рубку космического корабля. Михаил Анатольевич сразу попробовал меня подначить.
– Майор, ну-ка рассказывайте, что вы там пронюхали о занятиях Сандомирского с Дробилиным?
– Ну, не мне вам рассказывать, товарищ ученый. Или мою голову опять просвечивает некий детектор лжи?
– Вовсе нет. Вам нет нужды брехать или изворачиваться, мы же знаем, что вы надежный, умный и проницательный человек.
Ладно, теперь, когда Сандомирского уже нет в пределах Земли, я могу показать свою проницательность.
– Я догадываюсь, чем занимались ваши люди. Тем более, что мои догадки были подкреплены Робертом Юрьевичем, когда мне с ним удалось поговорить по-свойски, с выворотом. Я же чекист.
– Эх, говорил же я, не надо ученого посылать в такое путешествие, и расколется он, и в распыл пойдет при первой же заварухе, - Бореев начал с надрывом, а кончил делово. - Так что вы все-таки усвоили?
– Мои мысли, как и обычно, мало оформлены. - Тьфу, получилась фраза, словно про анализ кала. - В общем-то ясно, что, по особому модулируя магнитные поля, можно послать привет на тот свет и получить благожелательный или неблагожелательный отклик. С помощью этого приемчика, то есть вертикального резонанса, советские ученые в состоянии изменить мою, в частности, судьбу в лучшую или в худшую сторону. Для этого надо оснастить направленный «туда» вектор раздражения сведениями обо мне, о моей, так сказать, ауре. Угадал?
– Почти. Благодаря нашей аппаратуре ваша судьба сложилась столь удачно, что вы легко прогулялись по болоту, а заодно предовратили кончину всей экспедиции. Правда, при этом ваше личное биомагнитное поле приобрело странные спектральные характеристики - я сужу по дробилинском записям - в нем объявился дополнительный источник возмущений.
– Я как-никак изрядно помандражировал, Михаил Анатольевич. Это ведь должно было отразиться на моей ауре?
Да, не очень-то ясно, в плюс или минус пойдут мне эти странности.
– Наверняка. Да, у вас и раньше имелись отклонения от обычных биомагнитных характеристик. Так же, как и у Роберта Юрьевича. Это лишь показывает, что вы выполняете какую-то задачу судьбы. Я товарищей вроде вас так и обзываю - «люди задачи». Только бы еще знать, что вам поручено свыше. Кстати, после ранения Сандомирского ваша аура - понравилось мне такое слово - утратила тот самый источник возмущений, а Роберт Юрьевич как раз его приобрел… Как, товарищ майор, вам это нравится с позиций мистики?
А ладно, чего мне стесняться, товарищ ученый тоже ведь с приветом.
– Ну, Михаил Анатольевич… это называется вселением беса. Кстати, демон вступил со мной в договорные отношения. Мы обменялись услугами, в частности он недурно попитался моими чувствами, а потом перебрался в Сандомирского. Наверное, Роберт Юрьевич не успел как следует поторговаться. Ну, как свежо предание?
– Верится вполне. Только непонятно, зачем демону, который пребывает как бы на более высоком энергоинформационном уровне, наши услуги?
– Ну, если вы у меня спрашиваете, то я что-нибудь, конечно, отвечу. Демону необходимы наши услуги, вернее наш энергоинформационный потенциал, потому что он чего-то недополучает на своем уровне. Потому что там он отверженный и изолированный, выключенный из того, что можно назвать предустановленной гармонией, а также рутинным порядком. Вот почему страстная демоническая личность так тянется к нам и даже откликается на наши просьбы.
Я охотно рассуждал на тему, достойную психушки и диагноза «вялотекущая шизофрения», и пока не знал, как из этого выпутаться. Я и по сей момент не верил во всяких бесов и джиннов, но мне инстинктивно не нравилась кавалерийская лихость ученого, и хотелось немножко попугать его.
– Михаил Анатрольевич, эти проклятые падшие духи, бесы, вампиры так и норовят прорваться к нам из-под замка, с «обратной стороны». Помните: «Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей»? А ваш институт сейчас помогает ему приземлиться. Ну, жуть появилась?… Хотя, в общем-то, я пошутил.
– Я понял, - подтвердил неиспугавшийся Бореев. - И тоже вспомнил цитату: «Дух беспокойный, дух порочный, Кто звал тебя во тьме полночной?» Кто угодно, только не мы. Зато мы действительно заметили, что целый ряд метантропных матриц отторгается основными матричными группами, и сейчас пытаемся разобраться с такой загвоздкой. Впрочем, для нас это не готический роман, а обычная математика, если точнее - теория множеств…
Бореев вещал со светлым лицом, напоминая уже не бабушку-ягу, а дельфийскую пророчицу. Было видно, что нежность он испытывает только к теории множеств. Я попытался прервать поток умных слов.
– Кажется, ни в одном научном центре Запада подобные исследования не проводятся.
– Смею добавить, Глеб Александрович, и ни в одном институте СССР. Столь необычные, неортодоксальные для современной науки исследования могут вестись только под широким крылышком КГБ. И на условии, что мы в итоге выдадим то, чем можно насолить американцам.
– Пусть даже это «соленое» будет не вполне понятно и объяснимо с позиций официального естествознания?
– Пусть даже. На войне все приемы хороши. Нашему проекту хана угрожает лишь в том случае, если страна совсем обеднеет, или явится какой-нибудь реформатор и начнет резать расходы на госбезопасность. Впрочем, у Комитета, я думаю есть сбережения, да и всякие прогрессивные реформаторы могут появиться только из его чресел.
Ясна теперь лихость Бореева на фоне всеобщей малоподвижности. Та инстанция, которая блюдет повсюду идейную стерильность и одномерный порядок, поощряет самую крамольную -в научном плане, конечно, - работу. И потому, наверное, что наше большое коммунистическое дело требует окостенения в одних областях и бурления в других. Это разнообразие мне, пожалуй, нравится, так что отныне я снимаю всякие возражения.
