Роланд Грин - Конан против Звездного братства
За стенами дома раздался раскат грома. Айбас, всматриваясь в темноту сквозь щели между бревнами, так и не увидел молнии. Вопросов не было — опять этот колдовской гром. А если еще и оставались какие-то сомнения, то звуки труб и охотничьих рогов, донесшиеся из деревни, рассеяли их вчистую.
Граф Сизамбри переждал, пока утихнет гром и соперничающая с ним мешанина звуков из деревни. Затем он продолжил говорить, пристально глядя на сидевших у его ног на охапке соломы Айбаса и Ойжика.
Хотя Айбас давно уже перестал вздрагивать при раскатах этого дьявольского грома, но сидеть спокойно под пристальным изучающим взглядом графа стоило ему больших усилий. Ойжик же явно чувствовал себя как на сковороде. Несмотря на холодную погоду, пот не переставая катился с его лба. Наверное, на его месте Айбас уже давно сам бы вскарабкался на дамбу и бросился в омерзительную чавкающую пасть чудовища.
— Можем ли мы действительно доверять воинам Поуджой? — в третий раз зачем-то переспросил Ойжик.
Что-то мелькнуло в глазах Сизамбри. В полумраке Айбасу было трудно рассмотреть выражение лица графа, да и, по правде говоря, ему не очень-то этого и хотелось.
— Им можно доверять в отношении всего, о чем я просил их, — ответил граф.
Айбас почему-то решил не выспрашивать у графа, чем племя Поуджой может помочь ему взойти на трон. В любом случае, граф не успел бы ответить, даже если бы захотел.
Тяжелые шаги раздались на площадке перед домом; дверь со скрипом и стуком распахнулась, и в комнату ввалилось с десяток воинов Поуджой с одним из Звездных Братьев во главе. В руках воинов были копья и каменные топоры, в руках колдуна — кожаный мешок.
— Вот этого, — сказал граф. Воины встали кольцом вокруг сидящих. Граф сделал Айбасу знак встать и отойти. Усилием воли Айбас заставил свои ноги передвигаться, а колени — не дрожать и поспешил повиноваться.
Ойжик открыл было рот, но, прежде чем он успел издать хоть звук, четыре воина навалились на него со всех сторон. Кожаный кляп задушил его крики, а кожаные ремни стянули руки и обвили ноги. Собрав валявшуюся в углу одежду Ойжика, воины вытащили его из дома.
Айбас оставался неподвижным, пока тяжелые шаги воинов не стихли в ночи. Глядя куда-то в пространство, он тихо произнес:
— Декиус дорого бы заплатил, чтобы присутствовать при этом зрелище.
— Да ну его. — Ничто, кроме губ, не двигалось на лице графа, когда он говорил. Он закинул ногу за ногу и пожал плечами. — Если бы у нашего славного капитан-генерала в жилах текла кровь, а не теплое молоко, он давно бы уже взял то, что принадлежит ему по праву, а я с радостью пошел бы к нему на службу.
Айбас подумал, что единственная служба, которую граф мог сослужить с радостью другому человеку, это помочь стервятникам побыстрее разобраться с его останками.
— Ойжик будет отдан в жертву чудовищу? — спросил Айбас.
— Ты хочешь оспорить мое решение? — вкрадчиво промурлыкал Сизамбри.
— Я ничего не оспариваю, и менее всего я хотел бы оспаривать ваши суждения и решения. Если бы не их мудрость, мы вряд ли оказались бы так близки к победе. Я лишь осмелюсь напомнить, что в Поуджой есть много таких, кто переживает по поводу человеческих жертв этому монстру.
— Трусы, — отрезал граф, — слизняки.
Можно было бы возразить, что армия, наполовину состоящая из слизняков и трусов, превращается в неуправляемую толпу. Можно было бы попытаться объяснить, что любому, видевшему прибытие принцессы в долину, было простительно желание оказаться где угодно, но только не здесь.
К сожалению, в лицо графу нельзя было говорить ничего, если, конечно, собеседник собирается пожить еще хотя бы несколько дней. Поэтому аквилонец лишь пожал плечами и продолжал размышлять:
— Ну, положим, против смерти Ойжика они ничего иметь не будут. Его предки, да и он сам немало сделали, чтобы выселить племя Поуджой из их земель в эту забытую богами долину. У этого народа хорошая память.
— Зато у тех, кто живет внизу, на равнине, — плохая. — Сизамбри чуть ли не расплылся в кривой улыбке. — Когда они увидят, что Ойжик расплатился за предательство в пасти чудовища, они забудут, как я взошел на трон. Они поверят в то, что я был прав, даже если я смету дворец с лица земли, чтобы добраться до Декиуса и Ойжика. Они поверят, что король умер, а принцессе нужен рядом человек, который ее утешит. Это все будет выглядеть так, словно произошло по воле богов, а не по моему желанию.
Айбас вспомнил тех людей, с которыми он встречался в своей жизни, начиная с имения его отца и кончая этой жалкой долиной. По сравнению со многими из них, хитрость интриг Сизамбри была просто мелким жульничеством мальчишки, играющего в камушки. Правда, этот имел власть над жизнью и смертью Айбаса и выбросит его как ненужный камешек, если только догадается о его мыслях. Айбас постарался и дальше сохранять почтительное выражение лица.
— Да будет оно так, господин. А теперь чем еще я смогу быть вам полезен?
— С первым криком петуха я отправляюсь к своим людям. А пока что не будет ли разумным подыскать мне женщину на ночь?
— Боюсь, местные красавицы не придутся вам по вкусу, — предположил Айбас, моля богов, чтобы Вилла не попалась на глаза похотливому графу.
— К сожалению, ты наверняка абсолютно прав. Ну да ладно. Держи эту сумку и охраняй как зеницу ока, пока я не заберу ее обратно. Прощай. Прими мою благодарность за хорошую службу.
Сизамбри говорил таким тоном, что слово прозвучало почти так же величественно, как королевское. Айбас поклонился и так и стоял, согнувшись, пока не захлопнулась дверь. Потом он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть сумку.
Она была сделана из цельного куска кожи и перетянута железным обручем. Руны на металле не были знакомы Айбасу, но даже в полумраке хижины он понял, что они очень похожи на те, что начертаны на склонах дамбы. В сумке было что-то тяжелое как камень, но при всем любопытстве Айбасу даже не пришло в голову попытаться открыть ее.
Граф Сизамбри решил на полную катушку использовать силу колдунов Поуджой, чтобы взойти на престол. Айбас был уверен, что граф и сам до конца не понимал, во что влез и на чью помощь польстился, даже не предполагая, что могут потребовать настоящие хозяева этой сумки в качестве платы.
Глава 9
Конан проснулся и некоторое время лежал в темноте, гадая о причине своего внезапного пробуждения. Виновата, наверное, была кровать. Хоть и крепко сработанная, она была коротковата для Киммерийца. Он бы удобно чувствовал себя на ней в те годы, когда только-только покинул родной дом. А сейчас спать на ней напоминало утонченную пытку, и только способность Конана засыпать где угодно и в любом положении позволяла ему на время забыться сном.
