Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)
– Сарча кроча буга навихроль!
Припоздавший Врач торжествующе плюхнулся на заднее сиденье рядом с Шуриком. Черная сигарета в губах, волосы дыбом. Водила не выдержал: «Ты это, с огнем осторожней! Пепел на пол тряси».
Беляматокий.
По узкому балочному мосту «девятка» проскочила забитый высохшим тальником овраг. Когда-то мост выдерживал всего лишь пролетку какого-нибудь сибирского Чичикова, а сейчас машины шли через него одна за другой. Слева от дороги тянулись бревенчатые, почерневшие от времени срубы, за ними тальник, и снова поля, устланные валами пыльной скошенной травы, и снова тальник в оврагах…
– Что такое беляматокий?
Врач понимающе хохотнул: «Хде-то холод заговора, хде-то вяжут простыни, дырку дырят потолочно, хоре, хоре старому!»
Водила скосил белесые глаза на Роальда:
– Чего это он? Стихи, что ли?
– Смотри на дорогу.
Водила кивнул. Глянул в зеркало заднего вида:
– Вот скаженные. Идут за восемьдесят, не хотят глотать нашу пыль. Давайте пропустим. Не бить же из-за дураков машину. Вон их как мотает, резина, небось, давно лысая. – И повернул голову к Роальду: – Сигналят.
– Чего им надо?
– Бензинчику, наверное.
Водила опытным носом чуял поживу:
– Человек человеку – друг, товарищ, даже брат! Есть у меня небольшой запасец.
Свернув на обочину, он лихо тормознул, радуясь удаче нечаянной и тому, что пассажиры, чего бы они из себя ни строили, все равно зависят от него. Все люди в мире, даже самые умные, решил он, часто зависят от нас – людей уверенных.
Налетела пыль, все скрыла.
Потом пыль снесло, и Шурик увидел зеленый «жигуль».
Из раскрывшихся на обе стороны дверец выкатились крепкие мордастые мужики. Трое. В плащах, не броских. Видно, что одевались в одном магазине. Плащи в такую жару – перебор, конечно, но все трое были в плащах.
– Ну? Чего вам? – весело спросил водила, опуская стекло.
– Домкрат есть? – спросил один из мужиков, низко пригибаясь и заглядывая в салон.
– А чего не быть. Есть, конечно.
Мужик удовлетворенно ухмыльнулся.
Это же Костя-Пуза… Соловей ненаглядный… На глаза Шурика потек липкий пот. Рядом в сыром кювете, задыхаясь, заклохтала жаба. А неожиданный Соловей, он же Костя-Пуза, убедившись в своей полной безопасности, довольно повторил: «Домкрат нужен».
Что-то в его тоне водиле не понравилось.
– Некогда мне, – вдруг отрезал он. – Видишь, у меня пассажиры.
Костя-Пуза ухмыльнулся, отступил на шаг от машины и заученно сунул руку в карман плаща:
– Распаковывайся, козел!
– Как распаковывайся? – Водила в замешательстве оглянулся.
Шурик промолчал, Роальд отвернулся, чтобы Соловей его не разглядел.
– Видишь, какая у нас резина? – весело спросил Костя-Пуза. – Прямо хрень, а не резина, нигде больше не найдешь такой. – Крепкие приятели Соловья заученно встали на обочине так, чтобы одновременно видеть и Шурика, и Врача, и Роальда.
– Вылазь, козел!
– Поменять резину хотите? – никак не врубался в ситуацию водила.
– Ну да, поменять. – Костя-Пуза лениво попинал колесо чужой «девятки». Лучше бы он по сердцу водилы попинал. – Вылазь, вытаскивай инструмент. Поставишь свою резину нам, а то наладился спрашивать.
До водителя наконец дошло.
Он беспомощно оглянулся на Шурика, на Врача.
– Да брось ты, – еще веселее ухмыльнулся Костя-Пуза. – Это же пассажиры.
Вблизи глаза у Кости-Пузы оказались большие, чуть навыкате, жадные по цвету, зубы сильно выдавались вперед, но странным образом Соловья это не портило. В наглой ухмылке угадывалось даже нечто привлекательное.
– Вишь, сомлели твои дружки.
– «Дружки…» – смиряясь с судьбой, бросил водила.
Встав на обочине, Соловей расставил ноги и слегка развел полы плаща.
Так же встали вокруг машины, повторив жест Соловья, его мордастые молчаливые приятели. У каждого за поясом по пистолету. Два «Вальтер-компакта» (девятый калибр, одиннадцать зарядов, не обязательно газовых), а у самого Кости-Пузы – «Лайн». Опасная игрушка: сжатый газ и стальные шары.
– Сидеть! – негромко приказал Костя-Пуза Шурику. – А ты, – ткнул он пальцем в водилу, – вылезай.
Багровая шея водилы побагровела еще сильней.
– Ну, мужики, – загнусил он плачуще. – Я же эту резину…
– Не канючь. Мы тебе свою оставим.
– Да куда я на такой доеду!
– До дома доберешься, не генерал. Мы отъедем, тогда обуешься. И домой, домой, проваливай прямо домой, нечего тебе делать в городе. – Время от времени, морща лоб, Соловей вскидывал взгляд на закаменевшего, опустившего голову Роальда. Но все еще обращался к водиле: – Бери домкрат. Кто мимо поедет, с места не срывайся, покалечу. Смотри бодрячком, сука, зубы показывай, а если дамы там… сделай ручкой… Вот, мол, какой я – владелец личного автомобиля…
И быстро спросил:
– А может, машину у тебя забрать?
– Ты чё! – испугался водила. – Я мигом!
Водитель безнадежно побрел к багажнику.
На своих пассажиров он больше не смотрел.
Какие это пассажиры? Козлы! Сидят, хвосты поджали.
А Шурик лихорадочно прикидывал: узнает их Соловей или нет?
Решил: меня, наверное, не узнает. Мало что мы с ним в картофельной ботве катались, тогда ночь была. А вот Роальд… Ледяным холодком тронуло спину. Будто в перевернутый бинокль видел раскорячившегося над домкратом водилу, мужиков молчаливых.
– Шевелись!
Соловей начинал злиться.
Его раздражал тугой затылок водилы, то густо багровеющий, то впадающий в смертельную бледность. Его раздражало тугое молчание Шурика и Роальда. Будто почувствовав это, Лёня Врач, до того пребывавший в некоем философическом потрясении, очнулся.
– Папася, мамася! – весело очнулся, заголосил он. – Будютька, мамуля, авайка, кукуйка. Какой прелестный сахранец! И чудо, и мосторг!
Костя-Пуза неприятно удивился:
– А-а-а, ты – Врач. Вроде как местный сумасшедший, да?
– А кто нынче не сумасшедший? – юлил перед ним Лёня.
– Есть и такие, – ухмыльнулся Соловей. – Я, например. Не видишь?
– Не сумасшедший, а папку у меня спёр! – бесстрашно ткнул пальцем Врач. – Из дюрки лезут слова мои, потные, как мотоциклет. На хрена, спрашивается? Пришел бы ко мне, вместе бы почитали. Чай, кофе. А? Там авиаторы, взнуздав бензиновых козлов, хохощут сверлами, по громоходам скачут.
– Какую папку? – нехорошо нахмурился Костя-Пуза.
– Старенькую. Для бумаг. – Врач с наслаждением раскурил свою черную сигарету. – Дер гибен клопс! Пюс капердуфен! А если не ты, то, наверное, Лигуша спер.
