Левон Хачатурьянц - Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3)
В кабинете опять воцарилось долгое, тревожное молчание. Только лицо замминистра окончательно прояснилось, даже легкая улыбка заиграла в углах губ. Он никак не хотел отвечать за космонавта, три с лишним месяца покоящегося в охлажденном саркофаге на грани смерти…
— Гм… Можно мне? — как школьник, поднял руку Акопян. Волновой с сомнением покосился на «кавказца», но все же разрешил.
— Я, конечно, не ученый, но своим инженерским умом так понимаю… Что главное для устройства анабиоза? Герметичность и теплонепроницаемость. Этим условиям прекрасно соответствует «Аннушка»… то есть автономная капсула, «шлюпка». Положите меня внутрь той самой «шлюпки», в которой я позднее полечу на Фобос: проведите туда все необходимые коммуникации, и… И не надо никаких добавочных площадей, резервов топлива! Просто и дешево.
Против такого предложения было трудно возразить. Посовещавшись, решили включить в эксперимент и это условие: превратить ракетную «шлюпку» в камеру для анабиоза.
Затем осталось обсудить несколько мелких деталей, что и сделали буквально за минуту. Кто-то высказал сомнение: справится ли экипаж «Контакта» с новым, не предусмотренным в штатном расписании набором обязанностей — наблюдением и уходом за «спящим»? Скептику ответил главный кибернетик ЦУПа: основную нагрузку возьмут на себя не люди, а компьютеры, которые, как известно, имеют хороший запас информационных емкостей. Другой участник собрания предложил провести адаптацию Акопяна к невесомости без гипноза, с помощью искусственного тяготения. Тарханов возразил — гипноз необходим для ускоренного приспособления, чтобы втиснуть часы субъективного времени в минуты реального. Наконец, Стрижова предложила провести эксперимент на астероиде-спутнике и «разбудить» Сурена при почти полном отсутствии веса. Это будет как бы имитация высадки на Фобосе.
Предложение Марины приняли единогласно. Затем высокие должностные лица отбыли; секретарша Волнового внесла чай, и Семен с облегчением хлопнул Акопяна по плечу:
— Завидую! Вот уж отоспишься — на сто лет вперед…
Глава X
ВРЕМЯ УСКОРЯЕТСЯ
— …Если для расшифровки подпорогового сигнала не хватит мозга Акопяна, даже освеженного, мы его подстрахуем. Корабль оборудован специальными компьютерами двух родов, и они будут все время связаны с датчиками на теле Сурена. Машины первой группы должны зафиксировать импульс из «пещеры» и усилить его, если не заметит человек. Вторая группа, с большой емкостью памяти, со способностью самонастройки и самообучения, предназначена для того, чтобы раскрыть код сигнала, а если надо, то и предложить человеку программу действий, подсказать, как себя вести…
— Компьютеры! — «Наш министр» слегка усмехнулся — едва скривил губы, — но главный кибернетик почувствовал обиду. — Думаю, на «Дэниэле Буне» они были не хуже… — И, заметив выражение глаз собеседника, поспешил добавить: — Вы уж меня извините; может быть, я ретроград, но… Боюсь, что здесь не помогут даже самые совершенные машины. Это задача для человека, и только для него. Если Сурен не справится, значит, придется отложить эксперимент на много лет. Подготовить второй такой полет — задача непростая и недешевая… К тому же у космофлота много других дел.
— Полагаю, что, если Акопян не выполнит задания даже с помощью наших машин, то не помогут и годы! — не без яда ответил главный кибернетик. — Значит, орешек не по зубам человечеству!..
— Ну почему же… Есть люди с повышенной чувствительностью к биоизлучению. Когда-то их неправильно называли экстрасенсами — сверхчувственниками. Может быть, удастся составить экипаж из таких людей…
— Так отчего бы с этого и не начать?! — взвился ученый, все еще кипевший обидой. — Зачем вам Акопян, с точки зрения чувствительности человек вполне средний?
— По многим причинам… — Геннадий Павлович сдержал улыбку, чтобы вконец не расстроить ранимого собеседника. — Прежде всего он первооткрыватель и имеет некоторое моральное право… э-э… довести начатое дело до конца. Во-вторых, Акопян не столь уж средний, это доказано опытами. В-третьих, чтобы выявить по миру хороших экстрасенсов, а затем обучить их и сделать космонавтами, тоже нужны годы и годы. Может быть, самые чувствительные окажутся вовсе не пригодными для полета… Стало быть, эта экспедиция своевременна и необходима. И именно в таком составе. Проиграем — что ж, будет время испытывать другие варианты…
— Ага! — воскликнул кибернетик, поднимая палец. — Теперь я вижу, как вы настроены! Если тайна Фобоса будет раскрыта, все лавры достанутся вашему гениальному Акопяну, а о моих машинах не будет сказано ни слова. В случае же провала вы лишний раз подчеркнете бессилие компьютеров и будете искать телепатов и ясновидцев…
Тут уже Геннадий Павлович не выдержал и по-мальчишески прыснул…
Вероятно, Сурену было бы лестно узнать об этом разговоре министра с маститым кибернетиком. Но наш герой, увы, не был посвящен в секреты «высших сфер». И потому чувствовал себя достаточно неуверенно, расхаживая по залу подмосковного космоаэропорта Чкалов. Что-то ждет его там, в заоблачной выси, на астероиде, превращенном в сплошное скопление цехов и лабораторий? А вдруг он не выдержит назначенного испытания — сорокавосьмичасового сна-анабиоза и его придется «разбудить»? Или окажется, что гипнотерапия не дает нужного эффекта — отдыха мозга, и полет вообще бессмыслен?..
Он ходил вдоль прозрачной стены второго этажа; видимое с высоты, до горизонта расстилалось зеркально-серое пластобетонное поле с красными посадочными полосами. За краем неестественно-гладкой, как озеро в штиль, равнины можно было разглядеть волнистый гребень леса и нечто вроде настольного украшения — подставки с игрушечным самолетиком. То была знаменитая чкаловская горка, вернее, ее точная копия, установленная несколько лет назад. Именно отсюда великий летчик прошлого века стартовал со своими отважными товарищами, начиная прыжок через океан — фантастический для того времени перелет, не менее дерзкий, чем сорок лет спустя рейс на Луну или еще через три десятилетия — к Марсу… Для взлета тяжелой машины, «под завязку» заправленной горючим, потребовалась специальная горка разбега. Потом ее сняли и восстановили лишь недавно, к юбилею подвига. И предмет, казавшийся издали игрушкой, был на самом деле натуральным, взятым из авиамузея самолетом АНТ — близнецом того самого… Машина, с огромными буквами СССР на широких толстостенных крыльях (прямо в крыло вливали топливо) неподвижно стремилась к небу. Сурен не раз бродил по лесопарку вокруг памятника и думал: почему не кажется ни наивным, ни неуклюжим этот мамонт авиации? Очевидно, совершенная форма, полностью соответствующая назначению машины или орудия, кажется прекрасной всегда. Находим же мы красоту даже в каменных, любовно отшлифованных топорах неолита… И ведь всего-то неполное столетие лежит между этим красавцем на горке и орбитальными суперсамолетами, величаво проезжающими чуть ли не рядом, по упругому пластобетону. И живы еще глубокие старики, детьми видевшие проезд Валерия Чкалова по московским улицам, под дождем цветов…
