Олег Ёлшин - Тейа
– Да-да, слушаю вас, – вежливо отозвался Генри.
– Доброе утро…, – неуверенно повторил Леонид. Он был чем-то озабочен, и Генри теперь было любопытно наблюдать за ним, и он с интересом и вниманием уставился на физика. Этот твердолобый, прямолинейный человек совсем не умел вести себя в обществе. Такие люди обычно не добиваются ничего и своим характером портят все. Но если вспомнить, чего добился и сделал этот человек – можно было бы забыть о его дурацком характере и поставить ему памятник где-нибудь у причала, а, может быть, в самом центре острова… Да что там острова. Там, на Большой Земле поставить этому человеку прижизненный монумент и поклоняться ему. Но сейчас этот человек стеснялся начать разговор и как-то смешался, краснея.
– Доброе… Доброе утро, – снова повторил он, вслед за физиком.
– Я закончил работу над вашей установкой, – наконец вымолвил Леонид и снова замолчал.
– Я в курсе, и?… И теперь вы хотите отправиться домой? – спросил его Генри.
– Домой?… Да, домой,… конечно, домой! – как-то зло и обреченно ответил тот, словно только что принял для себя какое-то непростое решение.
Генри уже со всем вниманием посмотрел на Леонида, пытаясь понять, что того беспокоит.
– Зачем? – наконец произнес он, лукаво улыбаясь.
– Мне нужно работать,… я должен делать свое дело, – тупо, упрямо пробубнил Леонид.
– И для этого вам нужно возвращаться домой? – и Генри снова улыбнулся, внимательно разглядывая его. – Что вы будете там делать? Оббивать пороги уважаемых учреждений?…
Теперь он, не отрываясь, смотрел на физика, продолжая говорить:
– Как странно устроен мир, Леонид, не правда ли? Миллиарды людей нуждаются в чем-то новом, столь необходимом для их жизни. И вот появляется он – человек, гений, которому это удается, он приносит свое открытие, отворяет двери и дарит это людям,… но нет! За теми дверями сидят чиновники, правители, хозяева… А они, словно с другой планеты. И тут все только начинается. И кажется, что проще было сделать это открытие, чем донести его до человечества. И факел затухает по дороге. И мысли приходят в голову: а может это совсем никому не нужно, не столь ценно, как казалось когда-то, не интересно. Труд летит в корзину с мусором, а человек, опередивший свое время, бесцельно проводит остаток дней в поисках правды и признания… Выращивает какие-то цветы на подоконнике, одиноко бродит по улицам в толпе людской, и никто не узнает его и не узнает того, что сделал он!…
Генри, наконец, замолчал и теперь смотрел куда-то вдаль, о чем-то размышляя. Потом машинально повторил:
– Никто не узнает… Никто!…
– У вас что-то случилось? – удивленно спросил Леонид.
Генри снова очнулся. Он действительно был в растерянности и эта проблема, которая так волновала его последние дни, не давала покоя и сейчас. А поэтому он был несколько рассеян.
– Нет, Леонид… А, может быть, да… Так…, немного устал и давно не был дома…, там, куда вы так стремитесь…
Потом собрался с мыслями и горячо заговорил:
– Да, не хотите вы домой, черт вас побери, потому что все понимаете! Просто, стесняетесь просить меня о том, о чем обязаны спросить! Вы – гений, Леонид. Гений, но русский медведь. И вам проще уехать, чем унижаться. Только, нет в этом ничего унизительного, потребовать от таких как я условий для вашей работы. Потому что о нас не вспомнит никто, а вашим именем назовут планету, до которой долетят с помощью вашего двигателя… Извините за многословность… Что-то сегодня я…
У вас Леонид будет всё для работы на моем острове. И если вы не можете потребовать от меня всего необходимого, значит я сам буду вынужден просить вас, чтобы вы остались и работали… И сделаю для вас все…
Леонид покраснел и снова удивленно посмотрел на Генри.
– Кстати, хотел вас спросить об одной вещи…
Генри замолчал, и Леонид тоже не произнес ни слова. Какая-то птица подошла вплотную и нагло, прямо со стола, стащила кусок хлеба. Генри улыбнулся, потом устало спросил:
– А зачем сейчас нужен там, на "Большой земле", ваш двигатель? – он внезапно задал свой вопрос, и Леонид не знал, что ответить. – Вы ведь обо всем знаете. Осталось всего полтора года, а потом…
– У вас ничего не получается? – наконец произнес Леонид.
Генри задумался на минуту, устало на него посмотрел и грустно закончил:
– Все получится… Обязательно получится… Работайте, Леонид. Все будет хорошо!…
Физик кивнул и ушел, а он долго еще сидел и смотрел вдаль океана, размышляя. Потом мысленно повторил свой вопрос:
– И зачем нужен этот двигатель? Почему именно сейчас нужно заниматься этим? Зачем все это, когда оставалось всего полтора года, и голова уже шла кругом… И все же… Тогда зачем нужны эти поэты и художники, музыканты и ученые? А зачем нужен этот остров – наследие его деда и его компаньона? Может быть, эта коллекция и составит на острове то общество, которое и возродит цивилизацию, за которую они сейчас боролись. Ведь не зря же он, как истинный меценат, собирал по крупице то наследие, которое и было достойно сохраниться и жить…
Это произошло пару недель назад. Тогда он выполнил свое обещание и отдал распоряжение отдать физику свободную лабораторию и привезти для него все оборудование, которое тот попросит. Генри снова очнулся от своих мыслей и посмотрел на Вудли, а Вудли безо всяких эмоций на него. Сказать им было нечего.
Он скатал комочек хлеба и снова протянул стайке птиц:
– Подойдут или нет? Возьмут ли с руки? – загадал Генри. Одна, по-видимому, самая смелая, сделала пару шагов, раздумывая, потом отвернулась от него, презрев угощение, но неожиданно вытянула свою длинную шею и выхватила мякиш прямо из его рук. Генри засмеялся, потом подумал:
– Ну, конечно, чего им бояться? Уже около 50 лет они не знают, не ведают, что такое опасность, ходят по пляжу и едят свой корм. Не знают, что такое война – а у каждого она своя. Дед на этом острове подарил им мир и спокойствие. А что будет там – "наверху", им неведомо и не интересно – 65 миллионов лет спустя – это так далеко – это призрак, утопия.
Вудли внимательно поглядывал на Генри, не понимая, что беспокоит его шефа на этот раз. А Генри мучительно продолжал размышлять:
– Стоило Вудли спасти этот чертов корабль, и решить проблему, как она появлялась с точностью до часа и секунды в том же самом времени, но совсем другом месте… Какая-то игра, злой рок, судьба… То, что должно было случиться, случалось, и, видимо, неминуемо должно было произойти. С кем посоветоваться, что предпринять, как избежать этого проклятого часа и дня, Генри не знал. Эта дата на календаре и стрелка на часах сходились в какой-то магической точке и притягивали к себе роковое событие, которое должно было произойти. Какой-то злой гений неумолимой волей уже начертал этот день и час, и обойти, отменить его было невозможно.
