Гордон Диксон - Молодой Блейз
О тебе ведь известно гораздо больше, чем ты полагаешь.
Он снова замолк, проницательно глядя на Блейза.
– Иезекииль написал несколько обстоятельных писем Генри, – продолжал он, – Генри показал их сначала мне, а недавно и Родерику. В письмах рассказывалось о том, что Джемс Селфорт говорил о тебе Иезекиилю, и то же самое я могу сообщить тебе, опираясь на свой опыт психотерапевта. Ты никогда не преуспеешь в своих поисках Бога просто потому, что для тебя это невозможно.
– Почему это должно быть невозможным для меня? – возмутился Блейз. Его отрешенность от всего окружающего вдруг исчезла, и он стал внимательно слушать Грегга.
– Насколько я помню, ты ведь очень мало видел свою мать, когда рос, так ведь? – уточнил Грегг.
– Да.
– Как и любой ребенок, ты находился под очень сильным влиянием своей матери. И поэтому усвоил многое из того, что сделало ее такой, какая она есть. А ведь она экзотка по рождению и воспитанию.
– Вы хотите сказать, что нечто от экзотов по-прежнему имеется во мне и определяет мою жизнь? – спросил Блейз.
– Да, боюсь, это всегда будет в тебе, – ответил Грегг. – Полученное в раннем детстве остается навсегда. От матери, причем еще с той поры, когда ты ее обожал, тебе достался врожденный скептицизм экзотов. Под всеми чувствами и неприязнью, которая выработалась у тебя к ней впоследствии, все равно сохраняется то раннее влияние, тот скептицизм, который стоит – и всегда будет стоять – как камень на твоем пути. И именно он никогда не позволит тебе стать Истинным Хранителем Веры.
– Почему вы так уверены?
– Говорю же тебе: так мне подсказывают мой опыт и моя подготовка. Я понимаю, что это неприятный для тебя факт, но следует считаться с ним, или же ты просто погубишь себя, пытаясь совершить невозможное. Так что лучше оставь эти напрасные попытки.
– А если я этого не сделаю? – с вызовом заявил Блейз.
– Тогда, скорее всего, ты кончишь самоубийством, – произнес Грегг ровным, спокойным голосом.
– Понятно. – Блейз поднялся с кресла. – Я благодарю Бога за вашу доброту, Учитель, и за то, что вы мне все объяснили. Я серьезно обдумаю ваши слова.
– Ступай с Богом, Блейз, потому что Он здесь, с тобой, даже если ты никогда и не сможешь познать и постичь Его.
Блейз кивнул и вышел из комнаты. Генри ждал возле экипажа, держа в руках вожжи, чтобы козы не могли двинуться с места.
– Ну что, поговорил с Греггом? – поинтересовался он.
– Да, дядя, – ответил Блейз. И они в молчании тронулись в обратный путь.
Блейз сидел, охваченный смятением и страшно рассерженный тем, что разговор с Греггом не состоялся раньше.
– Я больше не буду поститься, дядя, – вдруг сказал он, когда они въехали во двор.
– Как я счастлив услышать это, мой мальчик! – проговорил Генри с необычной теплотой. – Ты ничего не потеряешь, а приобретешь многое! Кроме того, у тебя есть мы, и так будет всегда.
Глубина чувств в словах Генри просто потрясла Блейза.
– Спасибо вам, дядя. – Он посмотрел на Генри. – Я благодарю Бога за эти слова.
Они подъехали к дому. Блейз вылез из повозки; Уилл и Джошуа сразу занялись ею и козами, а Генри последовал за племянником и вместе с ним вошел в дом.
– Я, пожалуй, лягу, дядя, если вы не возражаете, – сказал Блейз.
– Конечно, – кивнул Генри. – Теперь тебе надо отдыхать и набираться сил.
Блейз уснул сразу, как только голова его коснулась подушки – в первый раз почти за две недели. Но ночью он проснулся и лежал, глядя в темноту: он никогда не бросал начатого дела, и нынешний случай не должен быть исключением.
Его цель прежняя – стать Истинным Хранителем Веры. И он будет жить так, как будто идет рука об руку с Богом
Глава 15
На следующее утро Блейз проснулся довольно поздно. Дом был пуст. Первое, что пришло ему в голову, – он проспал время завтрака и уборки после него, и Генри с мальчиками уже приступили к работе. Но потом он вспомнил – сегодня же церковный день! Просто его не стали будить и отправились в церковь без него.
Он попытался встать с постели и удивился, насколько это оказалось трудно. Но он пересилил себя и, одевшись в повседневную одежду – поскольку идти в церковь было уже поздно, вышел в большую комнату. Стол был накрыт на одного, и горшок с кашей стоял рядом с огнем, чтобы пища не остыла. На столе он увидел записку: «Я решил, что тебе сегодня лучше отдохнуть и не ходить в церковь. Пойдешь на следующей неделе. Генри».
Действительно, он физически чувствовал себя гораздо более слабым, чем во время поста. Он переложил кашу в тарелку и, совершенно обессиленный, опустился на стул.
Так он посидел некоторое время, переводя дыхание. Потом взял ложку и с усилием начал есть кашу Она оказалась очень вкусной, но даже половина того, что было в тарелке, более чем насытила его.
Он сказал себе, что остатки каши надо сложить обратно в горшок, чтобы она оставалась теплой, и заставил себя проделать это, затем отправился обратно в постель. Сбросив сапоги, он, не раздеваясь, с трудом забрался под одеяло и немедленно уснул. Когда он снова проснулся, Генри и мальчики все еще не вернулись. Блейз почувствовал, что хочет есть. На этот раз он легко справился с кашей.
Генри был совершенно прав относительно физического состояния Блейза. Тем не менее за следующую неделю ему все же удалось полностью восстановить силы.
Как-то в середине недели Джошуа вернулся из магазина с очевидными следами драки. Но он отказался объяснить, с кем, и почему подрался.
– Отец, разве ты всегда не учил нас, что мы должны встречать опасность лицом к лицу и сами решать свои проблемы? Так вот, это одна из моих проблем, и она касается только меня и никого больше.
Генри покачал головой.
– Что ж, сын, раз ты ссылаешься на мои слова, я не буду настаивать.
В следующее воскресенье Блейз чувствовал себя уже нормально. На этот раз он надел свой лучший черный костюм, который когда-то подарил ему Данно, и отправился вместе со всеми в церковь.
Они оказались там в числе первых. Грегг, как всегда, стоял у входа, приветствуя прихожан. Он поздоровался с Блейзом так же, как и с остальными. Блейз заметил, однако, что и те, кто прибыл до этого, и приезжающие после них здоровались с Генри и мальчиками, казалось совершенно не обращая внимания на него.
Джошуа и Уилл выглядели бледнее, чем обычно. Лицо же Генри было непроницаемым. Блейз, со своей стороны, привык к тому, что большая часть церковной общины и прежде не очень-то принимала его. Он оставил Генри и мальчиков и направился к задним скамьям, где увидел человека, как всегда приветствующего его сердечно и дружески, – Адриана Вайсмена.
Они немного поговорили, затем Вайсмен вышел через гардеробную ко входу, где стоял Грегг. Церковь стала постепенно наполняться народом. Вошел Грегг, поднялся на кафедру, и служба началась.
