Сергей Розвал - Лучи жизни
Снова, как в ту ночь, когда он решал вопрос об Эмме, Петер не сомкнул глаз. Едва рассвело, он побежал к врачу. Если врач гарантирует ему спасительность поездки на юг, он немедленно отправит мать туда. Но врач только рассердил Петера. Он никак не хотел дать определенный ответ. Он только говорил: "Возможно, это спасет ее", "Возможно, это даст отсрочку"...
Наконец Петер категорически потребовал определенного ответа. Но врач развел руками и сказал:
- Вы сами понимаете, ваша матушка в том возрасте, когда гарантировать ничего нельзя.
- Так, значит, она может умереть и на юге?
- Может.
- Зачем же тогда ее везти?
Врач, очевидно, уже исчерпал все свои "возможно" и издал лишь неопределенный звук, сопроводив его неопределенным жестом.
Петеру было очень жалко мать, но, в конце концов, она старуха, а перед ним - вся жизнь... И потом по всему поведению врача было ясно... Он только не хотел прямо сказать... Не хотел огорчить...
На этот раз Петер принял решение быстрее и безболезненнее, чем в случае с Эммой.
Мать действительно не дотянула до весны, Петер искренне плакал, горюя не только о матери, но и о том, что он остался совсем одиноким. Петер говорил себе, что, как это ни грустно, он был прав, отказавшись от поездки на юг. Эта поездка все равно ничего не изменила бы. Совесть почти не мучила его на этот раз.
С некоторого времени Петером овладело новое чувство - какая-то неясная, глухая, ни на секунду не проходившая тревога... Неумолимое время шло своей тяжелой поступью, а он - стоял на месте. Так иногда бывает во сне: опасность приближается, надо бежать, но нет сил сделать ни шагу. Такое чувство испытывал Петер - над ним нависла ужасная угроза навсегда остаться маленьким, ничтожным человечком, а он не двигался с места. Ему уже перевалило за тридцать. С отчаянием он видел, что годы накапливаются много быстрей, чем сбережения. Со рвением древнего анахорета, спасающего душу, он каждый день запрещал себе то, что еще вчера разрешал. Костюм его явно обносился - не было заботливых рук матери. Бахрома брюк, этот ореол бедности, обрамляла его ноги, спешившие к богатству.
Неизвестно, как сложилась бы судьба Петера Гуда, если бы он вскоре не познакомился, а затем и сошелся с таким же, как и он, поклонником теории Докпуллера - Джеком Пеккоуртером. Джек в избытке обладал не столько бережливостью, сколько вторым свойством, указанным в книге о Докпуллере: предприимчивостью. Все свое внимание он сосредоточил именно на ней, очень мало заботясь о самоограничении. Да и последнее он понимал несколько иначе, чем Петер.
Джек занимал небольшую должность на интендантском складе. Однажды он сообщил Петеру, что у них был пожар и на этом деле "можно заработать". Петер не понял и удивленно посмотрел на приятеля. "Вполне по теории Докпуллера", добавил тот. Но Петер отлично изучил синюю книжку: там не было ни слова о том, как зарабатывать на пожарах.
Джек набросал план, от которого у Петера закружилась голова. Для осуществления этого плана нужны были деньги, довольно много денег. Нет, сбережений Петера недостаточно. Разве это деньги? А у Джека вообще сбережений нет. Не мог бы Петер заимообразно взять у хозяина? Сколько? Тут Джек назвал такую сумму, что Петер вздрогнул. "Конечно, хозяин не даст! С какой стати?" "Вот именно: с какой стати у него просить?" - засмеялся Джек. Он предложил другое: вынуть деньги из кассы на несколько дней - ведь не каждый же день они нужны и не каждый день их проверяют.
Джек объяснил Петеру свой план. Во время пожара некоторая часть шинелей, хранившихся на складе, сгорела или была испорчена водой при тушении. Большая же часть шинелей сохранилась. Так вот, есть возможность приобрести все шинели, как испорченные. По-настоящему их должны продать с торгов, но это затруднение можно обойти, надо только заплатить комиссии. Пустяки! - этот расход окупится с лихвой. Купленные шинели нужно будет куда-нибудь вывезти, - у Джека уже есть на примете одно местечко. Затем нужно будет произвести пересортировку и целые шинели продать тому же складу, но, понятно, уже по полной цене. С комиссией все уже договорено. Остальное Джек также берет на себя - нужны только деньги.
Петер наотрез отказался.
- Тряпка! - рассердился Джек. - А еще метит в Докпуллеры!
- При чем тут Докпуллер? - раздраженно ответил Петер. - Докпуллер рекомендует предприимчивость, а не преступление!
- Наивный младенец! - искренне изумился Джек. - Неужели ты не понимаешь, что это одно и то же?
- То есть?
- Когда человека ловят и тащат в суд, это - преступление. Я не собираюсь под суд - значит, это предприимчивость.
- Разве хоть один преступник собирается под суд?
- Конечно, известный риск есть, - согласился Джек. - Но без риска нет дела. Докпуллер рекомендует риск.
Джек развернул перед Петером свое понимание теории Докпуллера: перестать курить или даже бросить невесту (в минуту откровенности Петер рассказал о своем "подвиге") - вовсе еще не значит отказаться от всего.
Прежде всего, нужно отказаться от тех предрассудков, которые связывают трусливых людей. Одно можно, другое нельзя, одно добродетельно, другое преступно... Все эти глупые предрассудки созданы для людей, у которых способностей хватает лишь на то, чтобы быть честными, не больше.
- Честный никогда не будет богатым, а богатый всегда честен, - этот афоризм Джека Пеккоуртера навсегда запечатлелся в мозгу Петера.
- Ничего этого в книге о Докпуллере нет, - робко возразил Петер.
- Умей читать не то, что автор пишет, а то, что он думает. Это не одно и то же. Разве ты не знаешь, что не все вещи называются своими именами? Не все же удобно сказать прямо. Впрочем, есть люди, которые не боятся и этого. Слышал ли ты о Ницше?
Нет, Петер не слышал.
Джек объяснил ему, что настоящие люди выше смешных и глупых правил о зле и добре. Потому-то они и становятся Докпуллерами. Докпуллер - это сверхчеловек!
- Если обнаружат, что я взял из кассы деньги, - тюрьма? - спросил Петер. Он уже колебался.
- Конечно! - подтвердил Джек.
- Так как же?
- Надо рисковать! Я тоже рискую: если операция с шинелями раскроется, мне попадет больше твоего. Без риска нет ничего. Даже ничего не делая, ты все же рискуешь.
- Чем же?
- Остаться тем, что ты есть.
Ничего более страшного Джек сказать не мог.
Больше всего на свете Петер боялся остаться там, что он есть.
Он попросил день на размышление. Всю ночь он не спал, мучился, колебался. Не проблемы морали, совести и чести мучили его - от них он отделался быстрее, чем от любви к Эмме и матери. Его пугала только тюрьма. Но взор его снова упал на бахрому брюк - как, всю жизнь таскать это украшение? Разве эта бахрома - не кандалы? Он решился.
