Ярослав Вейс - День на Каллисто. Сборник научно-фантастических произведений
— Послушайте, это вы начертили? — спросил Алан.
— Угадайте.
— Я серьезно спрашиваю.
— Конечно, серьезно, доктор.
— Значит, это вы сами…
— Это вовсе ничего не значит, но, если желаете, можете задавать вопросы, постараюсь на них ответить.
— Это удивительно, — нахмурился Алан, сокрушенно качая головой.
— В самом деле.
— Стрелки выходят из одной точки и направлены во все стороны, словно лучи.
— Да вы, дружище, тонкий наблюдатель, — усмехнулся Спенсер.
— А точка эта находится на холме, — не обращая внимания на его иронию, продолжал Алан.
— В яблочко, милейший. Ваше здоровье. — Спенсер поднял рюмку.
Алан поправил очки, отодвинул стул.
— Объясните, Спенсер, что все это значит?
— Пойдемте ко мне в палатку, там все и обсудим.
Алан нехотя согласился. Он испытывал раздражение, но вместе с тем и любопытство, а любопытство, как известно, иногда дорого обходится.
— Так вот, — пробасил Спенсер, когда они оказались в его палатке, — стрелками обозначены направления движения муравьев, зафиксированные в последние годы.
2Алану пришлось приложить огромные усилия и пустить в ход все свои чары, чтобы уговорить гребцов плыть дальше. Он позвал на помощь Умару и только тогда добился цели. Аланом двигало возбуждение, чего давно с ним не случалось. Он не знал, можно ли положиться на Спенсера, впрочем, иллюзий на этот счет у него не было.
Первые несколько дней экспедиция плыла против течения. Три каноэ, выдолбленные из полого куска дерева, с трудом преодолевали бурную реку, несмотря на подвесные моторы. По мере приближения к горам воздух становился свежее, чем в джунглях вниз по течению реки, где все вокруг напоминало оранжерею. Река проложила себе дорогу среди отвесных склонов, выстроившихся словно сторожевые башни. Берега покрывал густой ковер пышной растительности. Сапфировые и рубиновые попугаи восседали на ветвях деревьев и на густо переплетенных лианах. Солнечные лучи, подобно острым мечам, рассекали зеленый мрак, освещали яркие невиданной формы орхидеи. Словно искры сверкающей радуги, повисали в воздухе крошечные колибри. Истинный рай земной, лучшего места для натуралиста и не сыскать. Алан более не сожалел, что принял решение участвовать в экспедиции.
Река всячески сопротивлялась продвижению лодок, но благодаря усилиям гребцов и моторам, работавшим на полную мощность, течение удавалось преодолевать. На протяжении дня индейцам приходилось по нескольку раз перетаскивать груз через пороги на своих плечах, и к вечеру они буквально валились с ног от усталости, засыпая у костра. Но вот русло стало шире, взорам людей открылась долина. Река здесь круто поворачивала, выписывая замысловатую дугу в виде латинской буквы S. Тут участники экспедиции решили разбить лагерь и вытащили лодки на берег.
Стоял полдень, было душно, над долиной дрожало марево. Алан испытывал смутное, ничем не объяснимое беспокойство, хотя, казалось бы, выбранное для привала место ничем не отличалось от тех, где они останавливались прежде: те же несущиеся стремглав потоки воды, та же стена леса на противоположном берегу, та же высокая трава…
Проводников тоже что-то угнетало. Спенсер был с ними груб, держался высокомерно. Умару избегал вопросов, отделывался лаконичными фразами. Даже обычно веселый Маноэли притих и с тревогой поглядывал на реку.
— Это плохое место, — сказал он.
Алан повернул голову и заметил гребцов: обливаясь потом, они возводили палатку для Спенсера, то и дело с опаской посматривая на лес.
И вдруг Алан понял, в чем дело. Все объясняется просто: в долине, с трех сторон окруженной водой, царила непривычная, гробовая тишина. Вот откуда гнетущее чувство неуверенности и беспокойства, овладевшее людьми. Впрочем, возразил он самому себе, только ли в этом причина? Чем вызвано внезапное безмолвие, почему оно возникло именно здесь и сейчас? Алан надеялся получить разъяснение у Спенсера, но тот, отведя глаза в сторону, пробурчал что-то невразумительное. А Умару произнес:
— Курупиру приближается, вон оттуда, — и он указал пальцем на реку.
— Курупиру? — недоуменно переспросил Алан. Он видел перед собой лишь молчаливую стену леса на противоположном берегу.
— Когда приближается хозяин леса, — ответил индеец, пожав плечами, — наступает тишина.
Большего Алан от него не добился.
После полудня тишина стала еще ощутимее. Безмолвие угнетало. Более того, в неподвижном воздухе появилось что-то неуловимо новое. Прошла минута, прежде чем Алан понял, что это раздражающий, кисловатый запах. Он расползался по безмолвной местности, проникая всюду.
Алан заметил, что Спенсер нервно ходит взад-вперед по лагерю, не выпуская из рук карты. По его указанию проводники торопливо копали вокруг лагеря ров, молча, сосредоточенно раскидывая лопатами землю; они не давали себе передышки, словно от этого зависела их жизнь.
— До периода дождей добрых два месяца, к чему такая спешка? Разве в эту пору ожидаются ливни? — спросил Алан.
— Нас ожидает кое-что посерьезнее, — ответил Спенсер.
Два индейца устанавливали около рва канистры с бензином, другие притащили в центр лагеря огромный жбан с керосином.
— Разденьтесь, Алан, и натрите свое тело вот этими «духами», не помешает, — посоветовал Спенсер, указывая на жбан с керосином.
— Черт подери, сейчас не время для шуток! — огрызнулся Алан.
— Не упрямьтесь и приступайте к делу, да побыстрее, — холодно заметил Спенсер.
Алан от злости сжал кулаки. Туземцам не пришлось дважды повторять приказ — все они покорно натерлись керосином. Алан же направился в свою палатку и прилег. Но примерно через час, когда солнце начало клониться к закату, его разбудил какой-то шелест. Казалось, кто-то растирал сухие листья в огромном металлическом сосуде. Легкий ветерок донес до лагеря этот звук, и вместе с ветром он понесся к неподвижной стене леса, откуда вдруг исчезло все живое. Алан, накинув рубашку на плечи, выбежал из палатки. Спенсер, кивнув ему, молча указал на противоположный берег реки.
— Что случилось? — Алан с трудом говорил, горло сжал спазм.
Река в этом месте достигала двадцатиметровой ширины. Бросив взгляд на другой берег, Алан увидел, что деревья, лианы, цветы в лесу вдруг побагровели, отливая бронзой в лучах заходящего солнца. Ни малейшего дуновения, а между тем растения словно бы пригибались, корчась в судорогах. Свертывались, извиваясь, грозди алых цветов, будто под тяжким бременем клонились к воде длинные веерообразные пальмовые листья, кроваво-красные, как кумач. Порой кисти цветов, мясистые и тяжелые как спелый плод, отрывались и падали в бурлящий поток, который тут же дробил их на кусочки, разбрасывая по поверхности воды. И отовсюду слышался приглушенный шелест, вгрызающийся в тишину…