Виктор Суханов - Мини-футбол на Маросейке
Неожиданно за стеной раздались громкие голоса.
— Что это? — притворно спросил Витька.
— У дяди Яши гости, — ответил Толик.
— Ладно, — вдруг заторопился Ленька, — не хочешь с нами в кружок техников — записывайся в юннаты. Там тоже секция есть.
Толик не успел даже согласиться, а Витька с Ленькой уже выбежали через черный ход во двор и по пожарной лестнице взобрались на чердак. Фонарика у них не было, и пробираться по темному чердаку оказалось непросто. К счастью, новый боров над комнатой дяди Яши заметно выделялся. Он был значительно крупнее других.
Ребята приложили к кирпичам борова стаканы, но услышали лишь невнятные звуки. Слов не удалось разобрать и тогда, когда стаканы приложили к полу чердака. К тому же неясные голоса вдруг совсем смолкли.
— Наверное, ушли, — прошептал Витька. — Пойдем, не получилось!
Они успели сделать несколько шагов, когда какой-то неясный звук заставил их замереть. Оба, как по команде, присели за толстое подстропильное бревно. И в этот момент в борове, около которого они только что стояли, открылось что-то наподобие двери, и из образовавшегося отверстия вылезла черная фигура. В руке она держала электрический фонарик. Ребята затаили дыхание. Оставив отверстие открытым, фигура двинулась в противоположном от ребят направлении. Подсвечивая себе фонариком, она принялась копаться на полу чердака метрах в сорока от затаившихся ребят. Потом не спеша вернулась к борову и исчезла в нем, закрыв за собой дверь.
— Это был Сильвер, — тихо сказал Ленька, — в черном халате с капюшоном. Наверное, чтобы сажей меньше вымазаться. Вот почему у него такая большая печь и здоровый боров. Там потайной ход на чердак вделан.
— Давай завтра, как придем из школы, осмотрим, что он там делал, сейчас все равно ничего не видно. Фонарик бы достать!
— Я попробую, — пообещал Ленька. — У Борьки Медведева есть. После школы на Пуговке играем, а потом — сюда.
Сильвер
Внутри широкого дымохода отдельные кирпичи выступали из стены наподобие винтовой лестницы. Спустившись по ним, хромой Яков вылез из печи в комнату на расстеленную на полу клеенку. Потом снял с себя измазанный сажей черный капюшон, халат, шаровары, перчатки и старые ботинки. Все это вместе с клеенкой сложил в сумку, которую засунул в отверстие под печью. Затем бережно развязал принесенный сверху газетный сверток и вынул из него необыкновенно красивый серебряный ларец.
Только что спрятав в тайник на чердаке тридцать золотых монет, Яков не удержался и вытащил этот ларец из сундучка, вделанного в пол чердака. Хотелось снова полюбоваться на сокровища, спрятанные там, хотя Яков и понимал, что держать их в комнате опасно. Лучше бы, конечно, ларец с сокровищами закопать, как закапывал он стеклянные банки с золотыми монетами, — тайник на чердаке служил лишь перевалочным пунктом. Но расстаться с ларцом даже на время было выше его сил.
Поставив ларец на стол, Яков, прежде чем открыть его, еще раз мысленно прикинул: с сегодняшними тридцатью у него уже девятьсот сорок пять золотых монет. Десять монет принес вчера Бегемот, а двадцать — сегодня Шуня и Шип. «Оба Ша», как он их называл, сумели устроить «обыск» у одного жулика-торговца, адрес которого дал им Яков. Хозяин квартиры во время «обыска» был на работе, а перепуганная семья безропотно выложила деньги и драгоценности. Как и договорились, «оба Ша» взяли себе все, кроме золотых монет. Теперь до заветной тысячи не хватало только пятидесяти пяти золотых…
* * *Порой Яков даже спрашивал сам себя: на кой черт нужна ему тысяча? Но остановиться уже не мог. Это была давняя детская мечта — накопить тысячу звонких золотых. Тогда, в детстве, эта идея стала как бы наивной компенсацией его ущербности, попыткой приподнять себя в собственных глазах. Ведь слишком часто ловил хромой мальчик чужие презрительные или сочувственные взгляды, брошенные в его сторону. В то время он только что прочел арабские сказки, в них было много волшебства и золота. И стал мечтать, как с помощью волшебства превратить свою искривленную ногу в нормальную, однако скоро понял, что волшебство не поможет, поскольку в жизни его нет. Зато есть золото. Оно имеет силу даже в его стране, хотя и меньшую, чем в других государствах — капиталистических. А тут обожавшая Якова старая тетушка подарила ему в день рождения царский золотой — десятирублевик с изображением Николая II. Единственный золотой, который чудом у нее оказался и чудом сохранился.
Подержав в руках золотой, маленький Яша вдруг решил, что у него будет их ровно тысяча. Этой тысячью он стал бредить. Иногда ему снилась большая горка монет на столе, от которой исходило золотое сияние, делавшее его стройным, сильным, имеющим власть над людьми. Просыпаясь, он понимал вздорность сновидений, но желание скопить заветное число золотых не проходило.
В школе он учился лучше других, был первым в классе по математике, физике и английскому языку, но поступать в институт после десятилетки не захотел. Быть инженером с его ногой? Чтобы все сочувственно или злорадно глядели вслед, когда он пойдет по цеху? Для его больного и гипертрофированного самолюбия это казалось нелепым и жалким.
Неожиданно для всех Яков пошел работать в торговлю, где быстро начал делать успехи. И деньги. Правда, свою неофициальную финансовую деятельность он тщательно скрывал. И почти не имел забот. «Почти», потому что перед войной воспользовался предложением начальства временно перевестись в Ленинград. Так, на всякий случай. Где-то нечисто сработал пьяница замдиректора продовольственного магазина на Маросейке, большого магазина, который окрестные жители по привычке называли Белов — по имени прежнего дореволюционного владельца.
В подвале у Белова по инициативе Якова (о том, что ему поступает часть денег за операцию, никто не знал) стали варить пряные рассолы для кильки. Килька в пряном рассоле стоила намного дороже, чем обычная. С базы же привозили в основном бочки с обычной килькой. В нее добавляли пряный рассол и продавали уже совсем по другой цене. Зарабатывали на этом весьма неплохо. Но какие-то слухи просочились наружу. Тогда Яков велел «помочь» алкоголику замдиректора, непосредственно занимавшемуся операцией «Жилька», удариться в пьяный загул, и не меньше чем на месяц, пока все окончательно не успокоится. А сам отправился в Ленинград.
Шел январь 1941 года…
* * *Яков подошел к буфету, вынул бутылку с остатками водки, вылил содержимое в стакан, залпом выпил, крякнул, закусил колбасой с черным хлебом. Вытер о полотенце руки, открыл серебряный ларец. Внутри на черном бархате лежали в специальных отделениях три драгоценности.
