Последний секрет - Бернард Вербер
– А я был полицейским до того, как стал журналистом. Я не позволю вам унести их.
Они замечают снимки с праздника и сверху аббревиатуру: НЕБО.
– НЕБО? Вы где-то уже об этом слышали?
– Должно быть, это местная ассоциация. Видите, здесь есть расшифровка: Международный клуб эпикурейцев и распутников[2] .
Исидор продолжает рассматривать фотографии. На некоторых из них Наташа Андерсен и Самюэль Феншэ на фестивале НЕБА.
– Видимо, это что-то, связанное с сексом, клуб обмена партнерами или нечто в этом духе. Да, седьмой мотив решительно силен.
– А вы, Лукреция, какой мотив у вас? – ни с того ни с сего спрашивает Исидор.
Она не отвечает.
Они подскакивают от пронзительного звонка. Телефон. Оба журналиста застывают. Рядом с ними начинает что-то шуршать. Словно снимают простыню. Они и не заметили, что под кучей громоздившихся на кровати покрывал и подушек кто-то лежит.
Топ-модель просыпается. Они бросаются за дверь. Наташа Андерсен, ругаясь, прижимает к ушам подушки, чтобы больше не слышать звонка. Тем не менее телефон не умолкает. Молодая женщина покоряется и встает.
– Спать. Я так хотела поспать. Все забыть. Больше не иметь памяти. Спать. Не могут дать мне поспать! Черт побери!
Она набрасывает шелковый пеньюар и тащится к телефону. Вынимает из ушей ватные шарики и прижимает трубку к щеке. Когда она снимает трубку, звонок затихает.
– Первое – осведомиться. Второе – подумать. Третье – действовать, вы говорили? Мы недостаточно осведомлены, – шепчет Лукреция.
– Она, видимо, глотает транквилизаторы, чтобы восстановить силы. Смотрите, на ночном столике целый набор упаковок.
Журналисты прячутся в платяном шкафу. Наташа Андерсен ворча проходит перед ними и рассматривает себя в зеркале.
– Свет мой зеркальце, скажи, я по-прежнему краше всех?
Она нервно смеется и идет в ванную. Открывает краны, наливает пену и закалывает волосы. Затем раздевается и пробует воду пальцем ноги. Слишком горячо. Она морщится и увеличивает напор холодной струи. Пока ванна наполняется, она принимает различные позы перед зеркалом.
Обнаженная, она извивается всем телом, словно задумала испытать его гибкость, затем протирает лицо льдом. Покончив с этим, она рассматривает свои ягодицы, чтобы удостовериться, что у нее все еще нет целлюлита, и немного приподнимает груди, представляя, как они будут смотреться в новом лифчике.
– Я думала, ваш главный мотив – разгадывать загадки, – шепчет Лукреция.
– Один мотив не мешает другому.
Наташа Андерсен снова проверяет воду и, найдя температуру подходящей, растягивается в ванной. С полки она хватает большой заточенный нож.
Исидор уже готов вмешаться. Но с помощью оружия женщина всего лишь режет огурец на тонкие кружочки, которые небрежно кладет себе на щеки и на глаза.
– Бежим, – говорит Лукреция.
Только они начинают вылезать из своего тайника, как телефон вновь начинает звонить. Они тут же прячутся за дверь.
Наташа выходит из ванной, заворачивается в махровый халат и идет снимать трубку.
– Да. Ах, это ты… ты звонил только что? Нет, я приняла снотворное, чего ты от меня хочешь?… Почтить память? Это очень любезно, конечно, но… конечно, я знаю, что… Ммм… Ладно, где это будет, в НЕБЕ, я полагаю? То есть я стараюсь не слишком показываться… Ммм… Гмм… конечно, конечно. Да, я тронута. Да, думаю, Самми это бы доставило удовольствие… Хорошо… когда и в котором часу? Подожди, я схожу за записной книжкой.
Топ-модель отправляется на нижний этаж. Лукреция и Исидор все еще не могут убежать.
Лукреция наклоняется к уху своего сообщника.
– НЕБО… распутник, я понимаю, что это такое, но… кто такой эпикуреец?
– Тот, кто разделяет мысль греческого философа Эпикура.
– А кто был этот Эпикур?
– Человек, чей девиз: «используй каждый момент до конца».
39
Его лишили телевидения! Он не спал? Доктор Феншэ только что отнял у него телевидение! Мартен беспокойно моргал. К счастью, Феншэ объяснил ему, что он принес кое-что взамен. И какую вещь…
– Это компьютер с глазным интерфейсом вместо мыши.
Самюэль Феншэ установил возле кровати монитор и камеру на треножнике, прямо перед его глазом.
Сначала Мартен не совсем понял, какая ему польза от этой машины. Но Феншэ объяснил, что это прототип, которым до сих пор пользуется только с десяток людей в мире. Камера записывает движения его глаза и тут же воспроизводит их на экране компьютера. Благодаря этому курсор перемещается. Глаз посмотрит вправо – стрелочка скользнет направо, глаз посмотрит наверх – стрелочка поднимется и т. д. Чтобы щелкнуть, достаточно моргнуть. Чтобы щелкнуть дважды – надо два раза моргнуть.
Доктор Феншэ включил компьютер.
Поначалу Жан-Луи Мартен действовал очень неловко. Стрелочка вертелась налево или направо, бегала по диагонали, и ему было весьма трудно ее зафиксировать. И щелкать тоже было нелегко. Он часто и раздраженно моргал, неминуемо открывая программу, которую потом надо было снова закрывать.
Но за несколько часов ему удалось совладать со своим глазом. В этом ему помогла собственная военная хитрость: он представил, что из его зрачка исходит лазерный луч, который попадает в экран и управляет курсором.
Жан-Луи Мартен просмотрел, какие программы были в компьютере. Он обнаружил, что можно вывести на экран клавиатуру, а это позволяло ему, зафиксировав курсор на клавишах, печатать тексты. Словно его ум, некогда заключенный в небольшую тюрьму черепа, мог протянуть руку через решетку.
На следующий день, когда пришел доктор Феншэ, Жан-Луи Мартен вывел на экран текст, который составил и напечатал сам. В начале было огромное «СПАСИБО», набранное крупным 78-м кеглем, шрифтом Times New Roman, повторенное на трех страницах. Затем:
«Доктор Феншэ, вы сделали мне подарок, о котором я и мечтать не мог! Раньше я мог только думать, теперь я могу высказаться!»
Доктор Феншэ прошептал ему на ухо:
– Жаль, что я не подумал снабдить вас этим раньше.
Жан-Луи Мартен открыл текстовый файл и начал писать. Задача была трудна, и он часто нажимал не туда. Его глаз был влажен от возбуждения.
«Можем поговорить?»
– Конечно, – произнес заинтригованный врач.
«Долго мне еще жить?» – крутясь, спросил глаз.
– Ограничений нет. Все зависит от вашего желания жить. Если вы откажетесь психологически, полагаю, вы будете слабеть очень быстро. Вы хотите жить, Жан-Луи?
«Теперь… да».
– Браво.
«Я хочу рассказать миру о том, что испытываю. Это так… так…»