Василий Головачев - Последний джинн
– Значит, это ты убил старменов-пограничников и напал на Сосновского?
– Что значит – напал?
– Он жив.
Ульрих посмотрел на стоящего рядом спутника.
– Салазар, в чем дело?
– Мы его подловили на фазенде, – пожал плечами плотный парень, – но вмешалась охрана…
– Я же дал вам термоб… – Ульрих спохватился, хрустнул пальцами, повернулся к Ромашину, бледно улыбнулся. – Ничего нельзя поручить дармоедам, все приходится делать самому. Тебя я убью лично, старик, одно время ты мне сильно досаждал.
– Остановись, – тихо сказал Кузьма, окончательно успокаиваясь. – Ты прав, я пожил на этом свете и не боюсь смерти, но пожалей ни в чем не повинных людей. На тебе и так много крови.
На плече Ульриха выросла турель с каким-то невзрачным с виду «ананасом».
– Много – мало, какая разница? – оскалился он. – А ты помолись за мою пропащую душу, глядишь, я кого-нибудь и пожалею.
– Стреляй, не умею я молиться.
– Зато жена твоя бывшая умеет, – ухмыльнулся Ульрих. – Я с ней повидался недавно.
Кузьма онемел, сжал кулаки, сделал шаг вперед.
– Ты… ее…
– Да на фиг ее убивать? – пренебрежительно отмахнулся Хорст. – Была бы она тебе дорога, может, и поиздевался бы, заставил ползать на коленях. Или нет?
– Подонок! – беззвучно выговорил Кузьма.
Ульрих рассмеялся.
– Знакомые слова, знакомые нотки. Ничего, посмотрю, что вы запоете, когда я угрохаю все ваше бывшее офицерство, да и нынешнее тоже, и стану императором всей Федерации. Через месяц вернутся инвазеры… – Он осекся, замолчал, к чему-то прислушиваясь. – А я почему об этом узнаю только сейчас?! Докладывайте немедленно!
Кузьма понял, что Ульрих получил вызов и разговаривает с кем-то по мобику.
– Что обещал, то и сделаю! – повысил голос Хорст, переходя на немецкий. – Только не поднимайте паники! Никто вас не тронет! – Пауза. – Хорошо, я сейчас приду и разберусь, ждите, доннерветер!
Он посмотрел на Кузьму, заколебался.
– Хотелось бы посмотреть, как ты будешь подыхать! Но нет времени, помощнички запаниковали, а я пока от них завишу. Салазар, он ваш. Но если опять что-нибудь намудришь…
Плотный парень поднял вверх руки.
– Все будет о’кей, повелитель.
С неба спустился черный каплевидный флайт «БМВ», почти невидимый на его мерцающем фоне. Ульрих запрыгнул в кабину. Флайт свечой рванул вверх, исчез.
Двое пособников Хорста переглянулись, на плечах их спецкостюмов выросли турели с оружием. Кузьма в ночном полумраке не мог определить его тип, но, скорее всего, это были «универсалы».
Был бы я помоложе, мелькнула сожалеющая мысль.
– Давай ты, – сказал плотный.
Турель на плече его молчаливого соседа шевельнулась, ствол «универсала» нашел Ромашина…
* * *Игнат проснулся в половине двенадцатого как от толчка. Открыл глаза.
В комнате было темно и тихо. В толще потолка мигали зеленые циферки часов. Где-то за стеной играла музыка. Смолкла. Угомонились и соседи. Дом постепенно погружался в сон. Весь Славенский спальный район Новой Рязани накрывала спокойная ночь. И тем не менее возникшая тревожная «снежинка» неправильности лежала на лбу и мешала спать.
Игнат встал, прошлепал босыми ногами в столовую, глотнул черничного сока. Постоял у окна, глядя на редкие огни проносящихся над городом аэрокаров, вернулся в спальню.
Беспокойство, охватившее душу, не проходило.
Тогда он улегся поудобнее, вызвал трансовое состояние, расширяющее возможности психики видеть невидимое и слышать неслышимое.
Однако войти в озарение не успел. В ухе мяукнул мобик.
«Слушаю», – отозвался Игнат, стряхнув оцепенение.
«Разбудил?» – раздался мысленный голос отца.
«Не ты, – успокоил он Артема. – Чувствую шевеление паутины».
«Что-что?» – не понял отец.
«Что-то задело мою чувственную сферу. Я и проснулся, как паук, паутину которого задела мошка».
«Ну, у тебя и сравнения… паук. Хотя, возможно, твои ощущения имеют причину. Мне только что сообщили, что в Волоколамске видели Ульриха Хорста».
«Дед! – мгновенно сообразил Игнат. – Там живет дед! Позвони ему!»
«Звонил, никто не отвечает. Сюзанна утверждает, что он был дома, но она, скорее всего, сидела в иллюзоре, когда он отлучился».
«Звони на работу, начальству, друзьям. Я буду там минут через десять».
«Система заработала. Как только будет что-нибудь известно, я тебе дам знать».
Игнат вскочил, натянул «кокос», одновременно вызывая службу поддержки Управления, и уже через две минуты сидел в кабине дежурного нефа. Аппарат двигался как древняя колымага, но все-таки домчал его до метро за три с половиной минуты.
Отец позвонил, когда Игнат вбегал в зал метро:
«У них ЧП, очистные батареи отключились. Дед полетел туда по просьбе координатора мэрии».
«Понял, лечу к батареям!»
Две минуты он потратил на метро.
Служба обеспечения постаралась, и у Волоколамской станции его ждал скоростной куттер «Ауди», который еще за минуту доставил пассажира к угрюмоватым башням городских очистных сооружений на берегу Ламы. Еще двадцать секунд ушло на ориентировку. Затем Игнат увидел ауру деда и рванул куттер на форсаже к пирамиде восьмой водозащитной батареи. Ровно через девять минут после обещания, данного отцу, он выпрыгнул из аппарата с высоты двенадцати метров на площадку перед пирамидой, на которой дед Кузьма беседовал с двумя незнакомцами.
Впрочем, беседой это назвать было нельзя.
Парни готовы были начать стрельбу из «универсалов» (и другого оружия, которое Игнат не смог идентифицировать).
Дед Кузьма просто ждал, покорившись судьбе, глядя на убийц со спокойной отрешенностью. Его рация работала, посылая в пси-режиме сигнал тревоги, но услышал ее Игнат только в прыжке: показалось при этом, что он продавил телом некую непрочную и невидимую пленку.
Оружия у него не было, времени тоже: до выстрела оставалось буквально полсекунды, – и он успел сделать только единственно доступное движение – оттолкнуть деда в сторону.
Стреляли не из «универсала», это Игнат понял сразу – по обжигающему удару, который потряс все тело и заставил сердце работать в бешеном темпе. Впечатление было такое, будто он нырнул в кипяток и сейчас сварится. Сознание померкло, но организм продолжал действовать «на автомате», или, как формулировали подобное состояние адепты боевых искусств, «в пустоте». Игнат перешел на сверхскорость и достал первого противника, открывшего стрельбу, из немыслимого положения, ударом, не зря имеющим название «ядовитый коготь».
Удар этот – костяшками пальцев – наносился под углом к основному движению-броску тела и едва не снес голову высокому, под два метра ростом, мрачному парню с редкой порослью на раздвоенном подбородке.
