Александр Беляев - Звезда КЭЦ
— Интересно, как глубоко уходит трещина в лунную кору? — сказал Соколовский. Его, как геолога, интересовала не судьба Луны, а возможность проникнуть почти до центра планеты.
Тюрин быстро согласился совершить это путешествие.
Мы начали обсуждать план действий. Тюрин предлагал медленно спускаться в ракете-вагоне по отвесному склону трещины, тормозя спуск взрывами.
— Можно делать остановки и измерять температуру, — сказал он.
Но Соколовский считал такой спуск трудным и даже рискованным. Притом на медленный спуск уйдёт слишком много горючего.
— Лучше мы опустимся прямо на дно. На обратном пути можно сделать две-три остановки, если найдём подходящие для ракеты площадки.
Соколовский был нашим капитаном, и Тюрину на этот раз пришлось согласиться. Он только просил опускаться не очень быстро и держаться ближе к краю трещины, чтобы осмотреть геологический состав склона, насколько это возможно при полёте.
И вот мы начали спуск.
Ракета поднялась над чёрной бездной расщелины и, описав полукруг, пошла на снижение. Солнце, стоявшее уже довольно высоко, освещало часть склона на значительную глубину. Но противоположный склон трещины ещё не был виден. Ракета всё наклонялась, словно сани, летящие с горы. Нам приходилось откидываться назад, упираться ногами. Тюрин защёлкал фотоаппаратом.
Мы видели чёрные, почти гладкие скалы. Иногда они словно наливались синевой. Затем появились красноватые, желтоватые, зелёные оттенки. Я объяснял это тем, что здесь дольше сохранялась атмосфера и металлы, в особенности железо, подверглись большому действию кислорода, окисляясь, как на Земле. Впоследствии Тюрин и Соколовский подтвердили моё предложение.
Внезапно мы погрузились в глубокую тьму. Ракета вошла в полосу тени. Переход был так резок, что в первое мгновение мы точно ослепли. Ракета повернулась вправо. В темноте было рискованно лететь вблизи скал. Вспыхнули лучи прожекторов. Два огненных щупальца шарили во мраке, ничего не встречая. Спуск замедлился.
Проходила минута за минутой, а мы всё ещё летели в пустоте. Если бы не отсутствие звёзд по сторонам, можно было подумать, что мы несёмся в межпланетном пространстве. Но вот лучи света скользнули по острому утёсу. Соколовский ещё более замедлил полёт. Прожекторы освещали угловатые пласты отслоившихся горных пород. Справа показалась стена. Мы повернули влево. Но и слева виднелась такая же стена. Теперь мы летели в узком каньоне. Целые горы остроконечных обломков громоздились со всех сторон. Сесть было невозможно. Мы пролетали километр за километром, но ущелье не расширялось.
— Кажется, нам придётся ограничиться этим осмотром и подняться, — сказал Соколовский.
На нём лежала ответственность за наши жизни и за целость ракеты, — он не хотел рисковать. Но Тюрин положил свою руку на руку Соколовского, как бы запрещая этим жестом поворачивать руль высоты.
Полёт продолжался час, два, три, — я уж не могу сказать точно.
Наконец мы увидели площадку, лежащую довольно косо, но всё же на неё можно было спуститься. Ракета остановилась в пространстве, потом очень медленно снизилась. Стоп! Ракета стояла под углом в тридцать градусов.
— Ну вот, — сказал Соколовский. — Доставить вас сюда я доставил, но как мы поднимемся отсюда, не знаю.
— Главное — мы достигли цели, — ответил Тюрин.
Сейчас он ни о чём больше не хотел думать и занялся измерением температуры почвы. К его величайшему удовольствию, термометр показывал сто пятьдесят градусов холода. Не слишком-то высокая температура, но всё же гипотеза как будто оправдывалась.
А геолог уже бил молотком. Из-под его молотка сыпались искры, но ни один кусок породы не отлетал в сторону. Наконец, утомлённый работой, Соколовский выпрямился и, прислонившись ко мне скафандром, сказал:
— Чистейший железняк. Чего и можно было ожидать. Придётся ограничиться готовыми обломками. — И он зашагал по площадке в поисках образцов.
Я посмотрел вверх и увидел звёзды, полоски Млечного Пути и ярко расцвеченные разноцветными искрами сияющие края нашей трещины. Потом я взглянул в направлении луча прожектора. И вдруг мне показалось, что возле небольшой боковой расщелины луч как будто колеблется. Я подошёл к расщелине. В самом деле: еле заметная струя пара или газа выходила из её глубин. Чтобы проверить себя, я взял горсть лёгкого пепла и бросил туда. Пепел отлетел в сторону. Это становилось интересным. Я нашёл обломок скалы, нависший над краем, и сбросил его, чтобы сотрясением почвы привлечь внимание моих спутников и позвать их к себе. Камень полетел вниз. Прошло не менее десяти секунд, прежде чем я почувствовал лёгкое сотрясение почвы. Затем последовало второе, третье, четвёртое — всё более сильные. Я не мог понять, в чём дело. Некоторые удары были так значительны, что вибрация почвы передавалась всему телу. И вдруг я увидел, как огромная глыба пролетела мимо меня. Попав в полоску света, она сверкнула, как метеорит, и исчезла в тёмной бездне. Скалы дрожали. Я понял, что совершил страшную ошибку. Произошло то, что бывает в горах, когда падение небольшого камешка вызывает грандиозные горные обвалы. И вот теперь отовсюду неслись камни, обломки скал, мелкие камешки. Они ударялись о скалы, отскакивали, сталкивались между собой, выбивая искры… Если бы мы находились на Земле, мы слышали бы громовые раскаты, гул, похожий на канонаду, бесконечно отражённую горным эхом, но здесь не было воздуха, и поэтому царила абсолютная тишина. Звук, вернее — вибрация почвы, передавался только через ноги. Невозможно было угадать, куда бежать, откуда ждать опасности… Застыв в смертельном испуге, я, вероятно, так и погиб бы в столбняке, если бы не увидел Соколовского, который, стоя на площадке ракеты, неистово махал мне руками. Да, конечно, только ракета могла спасти нас!
В несколько прыжков я был возле ракеты, вспрыгнул с разбегу на площадку, и в тот же момент Соколовский рванул рычаг. Мы резко откинулись назад и несколько минут летели вверх ногами — так круто поставил Соколовский нашу ракету. Сильные взрывы ракетных дюз следовали один за другим.
Соколовский направлял ракету вверх и вправо, подальше от склона расщелины. Удивляюсь, как он мог править в таком неудобном положении! Судя по его выдержке, он был человеком бывалым, никогда не терявшим присутствия духа. А ведь с виду совсем «домашний» балагур и весельчак.
Только когда наша ракета вошла в освещённое Солнцем пространство и значительно удалилась от краёв ущелья, Соколовский замедлил полёт и выпрямил ракету.
Тюрин вполз на сиденье и потёр скафандр. По-видимому, профессор немного ушиб затылок.
