Александр Афанасьев - Живите и помните!
Нужен был код идентификации, заранее оговоренный, у меня его не было, но я как раз послал сообщение, которое можно было проверить по бортовому журналу. Через некоторое время – вот тут я изрядно понервничал – пришел ответ – принято, продолжайте.
Я сообщил, что мне нужно.
К ночи ветер еще усилился, и я забеспокоился, что мы просто не сможем взлететь. Полковник заверил меня, что взлететь сможем, хотя погода на грани допустимого. Через палубу еще не перехлестывало, но качка чувствовалась, несмотря на интерсепторы[25]. Давно отвыкший от ходящей ходуном палубы под ногами, я чувствовал себя не лучшим образом.
Ровно в двадцать три ноль-ноль по восточному поясному времени, Зулу минус четыре[26], мы надели тяжелые плащи против дождя, взяли фонари и вышли на палубу. Волнение начало стихать, я это чувствовал, но погода все еще была далека от штилевой. Пошел дождь, мелкий, но в сочетании с порывами ветра было здорово…
– Черт, в эту ночь их ждать не стоит, сэр, – сказал один из морских пехотинцев.
Я ничего не ответил. Действительно, нужно быть полным идиотом, чтобы пускаться в такую ночью вплавь на легкой лодке.
Тем не менее я отсигналил – три один три, как положено.
Ничего. Только барашки на волнах, да нестихающий ветер.
Три один три.
И снова ничего.
Три один три.
Ответили, когда перестал надеяться уже и я.
Два три два. Два три два…
Это были мои бывшие сослуживцы, более того – парень, с которым я начинал. Володя Богатов, парнишка с Лиговки, хренового квартала Санкт-Петербурга, драчливый и хулиганистый, в молодости он сделал выбор между флотом и тюрьмой. Сейчас последняя известная мне должность – командир группы надводных средств движения полка особого назначения Флота Атлантического Океана. Он и остался таким же – ниже среднего роста, но задиристый, и руки как каменные, специально разрабатывал.
Он первым и поднялся на палубу «Леди Залива», благо у нас был штормтрап, специально предназначенный для подобных случаев. Вместо того чтобы идти на простой лодке, они взяли скоростной катер с жестким днищем, четырьмя моторами и тремя пулеметами, два из которых сейчас откровенно смотрели на нас.
– Ворон? А ведь ты, черт тебя дери, угадал… Магарыч с тебя.
– В Кронштадте проставлюсь.
На палубу уже поднимались остальные – Володька, он же Бивень, за драчливость и найденный им во время практики на севере бивень моржа, на котором он самостоятельно сделал какую-то там гравировку, шел первым для того, чтобы в случае чего – самому и ответить за ошибку. Честные офицеры, что на земле, что на море принимали риск на себя.
– До Кронштадта…
– Доплывем быстрее, чем ты думаешь. Всех привез?
– От себя оторвал. Тут у нас девяносто человек, люди найдутся…
Ага… Готовность есть. Девяносто человек – солидная сила.
– Пилоты?
– И пилоты…
Самое главное – это пилоты. Пусть на совершенно незнакомом «ПейвХаммере», хоть кем: хоть вторым пилотом, хоть оружейником – кем угодно, за ночь можно хоть что-то узнать. Теперь у нас два экипажа.
– Ты щас где?
– В амфибийных, объединенный штаб. Черных орлов жду… за тобой не угнаться никак. Ты с ними, что ли, теперь? – Бивень кивнул на североамериканцев, настороженно смотрящих на нас, и тоже не с пустыми руками.
– Я с вами. Ты отбой боевой готовности на пулеметах дай, а то дрогнет у кого рука…
Володька-Бивень махнул рукой.
– Я – с вами, – со значением повторил я.
– Да я уж понял. Подтверждение – аж личным кодом пришло. Мутным ты парнем всегда бы, Ворон, мутным…
– Какой есть. Частоту помнишь?
– А то.
– Секи. Вертолет под ж…й есть?
– Найдется.
– И не выпускай никуда. Как только услышишь.
– Наша кавалерия спешит вперед, спешит вперед[27]…
– Вот именно. Не пропадай. – Я попрощался, как это было принято в учебке, тычком в плечо.
– И ты не пропадай…
На следующий день, верней, на следующую ночь, мы выставили на летную площадку черный как смоль конвертоплан, привели его в боевое положение и взлетели…
Шестнадцать человек. Десять североамериканских морских пехотинцев и шестеро русских, считая меня. Разведывательно-поисковая группа специального назначения, международная, русско-американская. Подобного не было со времен Второй Тихоокеанской войны.
Конвертоплан двадцать второй модели сделан не из металла, а из специального углепластика, укрепленного чем-то, это делает его на четверть легче алюминиевого и, в сочетании со специальным покрытием, малозаметным на экранах радаров. Мы были целью, летящей на высоте не больше двадцать метров над поверхностью со скоростью пятьсот пятьдесят километров в час. Совершенно безумный полет, на который не способен ни один существующий летательный аппарат – даже легкий сверхзвуковой бомбардировщик летит намного быстрее и намного шумнее. Мы были тенью, аномалией на экранах радаров, малозаметным объектом, идущим на бреющем с высокой скоростью. Нас можно было поймать только направленным лучом радара, вот только у британцев никогда не было столь совершенной системы ПВО страны, какая была у нас.
И значит, остановить нас было невозможно…
Выпускающий – в черной вязаной шапочке, как и все мы, с вымазанным гримом лицом – повернулся к нам от пилотской кабины; в красном свете салонных плафонов лицо его казалось лицом черта, вышедшего из ада.
– Пять майк! Экспресс в ад, а обратно нет! Готовность!
Оружие, средства выживания, обмундирование. Проверяешь сначала у себя, потом у товарища справа, потом у товарища слева…
Готов. Готов. Готов.
Конвертоплан начал притормаживать, ощутимо притормаживать, так, что приходилось прилагать усилия, чтобы держаться на ногах, но совершенно не так, как это делает вертолет. Вертолет, когда хочет погасить скорость, задирает нос кверху, здесь же скорость просто гасилась, плавно и быстро, как на скоростном поезде трассы Москва – Санкт-Петербург, передвигающегося при помощи магнитной левитации.
Выпускающий прошел в самый хвост, дернул рычаг – и с шипением пошла вниз грузовая аппарель. Начала стравливаться лебедка; о том, чтобы использовать стандартную технику десантирования, по сбрасываемым тросам, – не могло быть и речи. Мы не могли отвлекаться на то, чтобы потом прятать трос.
Я шел в середине группы, трос – намного тоньше, чем стандартный, неприятно скользнул в руках, обжег их, но не впервой…
Черт, какого хрена вместо того, чтобы командовать авианосным соединением, я в свои сорок с лишним лет невесть кого воображаю?!
Рэмбо недоделанный…