Андрей Хуснутдинов - Туника Таис Афинской
— Вижу.
— И ухаживаю за кожей… Зачем мне это?.. Вообще — сейчас лето, и удобней было бы ходить без одежды. Ведь не так жарко, правда?
Владимир сосредоточенно свел брови.
— Н… наверное…
Лена вяло махнула рукой — "ах…" — и вздохнула, как будто взяла что-то тяжелое. Владимир посмотрел по сторонам.
— Дело в том, что я существую материально, — сказала она, глядя в землю. — И это ужасно. Не знаю, почему. Если человека не видно, это почти то же самое, что его не существует…
— Можно, я дотронусь? — иронично попросил Владимир.
— Можно, — объявила Лена. Она вплотную придвинулась к нему, и ее лицо оказалось в сантиметре от его лица.
Владимир поворочал языком, сглатывая слюну.
— Ну?..
Где-то на улице бабахнула выхлопная труба.
Выждав миг, Лена бесшумно отодвинулась.
— Признаться, вы уже дотрагивались, — призналась с неохотой.
— Когда?
— Перед грузовиком. Большое спасибо. Он бы меня обязательно переехал. Я не чувствовала себя, это бывает. Не часто, но бывает…
— Что бывает? — Владимир пошевелил в воздухе пальцами.
— Ничего.
— Но почему?.. То есть почему они не видят, а я вижу?
— Потому что кончается на "у"… Знаете, давайте куда-нибудь поедем.
— Куда?
— А хотя бы за город. Давайте.
— А если у меня случится обморок?
— Я поддержу. Вы едете или нет?
— Я еду. — Владимир прикрыл глаза.
— Вы ненормальный.
— Кто-то уже говорил мне об этом…
— Едемте.
Загородная электричка подошла по расписанию. Лена и Владимир сели в совершенно пустом вагоне.
Пахло нагретым железом и краской. Над горизонтом повисла сизая полоска туч. Тронулись.
— Отец будет сердиться, — сказала Лена. — Не обращай внимания. Он запрещает мне уезжать в город…
Кивнув, Владимир попытался почесать сопревшую под гипсом руку… Законный этот, в общем-то, переход на "ты" смутил его.
Причем здесь отец?.. Если честно, он не знал, как вести себя. Ему казалось, что он попал в скучную комедию, где добиваясь жизненных эффектов, по-настоящему ломают настоящие руки, и сценарий пишется по ходу действия. Ему хотелось сказать: "Финита ля комедия, пожалуйста," — и пригласить Лену в кино, но он молчал, потому что это желание входило в противоречие с неведомой сверхзадачей, и нужно было терпеть свою роль. Он смотрел на отражение Лены в стекле и думал, что на самом деле ничего этого нет, что все это наваждение и что скамья напротив так же пуста, как остальные. Он вообще, усмехнувшись, решил, что это было бы неплохо, и исчезли бы глупая неловкость и декорации…
И он вздрогнул и фыркнул, — скамья перед ним действительно оказалась пустой. Точно на сильном свету, хохотнув, он провел рукой по глазам и привстал.
Скамья была пуста.
— Глупо, — громко сказал Владимир, и некоторое время прислушивался. Вагон трясло. Душный ветер врывался в окна.
Скамейка была пуста, и это было похоже на ограбление.
— Неостроумно! — крикнул он и пошел в тамбур где, как ему показалось, кашлянули.
Поезд замедлял ход.
— Я жду!..
Под полом заскрипело. Минуту спустя в окне всплыла бетонная кромка перрона, поезд встал, и двери с шумом расступились. В вагон тут же кто-то полез с рюкзаками и корзинами. Владимир вышел.
Станция быстро пустела, и кто-то кричал, что забыли нож, нож забыли… Сразу за перронной площадкой поднималась мягкая стена леса. Посадка заканчивалась — Ле-на!.
Из-под колес с шипеньем вырвался сжатый воздух, двери схлопнулись. Вздрогнув, вагоны с ускорением побежали прочь, и вскоре от их железного грохота не осталось и следа — только травка, загаженная мазутом, весело подрагивала в щебне между шпалами. Финита, думал Владимир, прислушиваясь, как забытая боль наполняет плечо и руку. Посмотрев по сторонам, он пошел по ступенькам вниз, к деревьям и углубился в их гущу. Тропинки никакой не было да он и не искал ее, он раздирал гипсом ветки и сучья, пока не споткнулся, не сел в кучу прелых листьев и не вспомнил о том, что ограблен. Пахло сухой пыльной корой и хвоей.
Солнце сеялось сквозь листву — прямые короткие лучи печатали на земле замысловатые рисунки. Зной был вязок, как паста Стучал дятел.
Отряхнувшись и сказав себе — хорошо, — Владимир опять куда-то пошел и повторял на ходу — хорошо…
Он смотрел себе прямо под ноги и сравнивал себя с миноискателем. Через несколько шагов он сильно ударился о длинный и толстый дубовый сук, и рухнул в землянику…Свет и звуки вернулись к нему с прохладной водой, которая текла по лицу, по шее забегала за воротник и журчала в рукавах. Шла гроза.
После ослепительных белых вспышек гром катился упругими шарами по деревьям и пропадал вдали.
Владимир осторожно сел и потрогал голову. Слева над ухом прощупывалась огромная шишка. Он встал и, переждав головокружение, покачиваясь, побрел назад, к станции. Мокрый лес поднимался и опускался, поднимался и опускался, и Владимир равнодушно думал, сотрясение на этот раз ему обеспечено. Одежда липла к телу, было противно и холодно, хотелось лечь в какую-нибудь теплую лужу и не вставать. Голова гудела, и, когда над лесом раскалывался гром, ему казалось, что это раскалывается его затылок Несколько раз, поскользнувшись, он падал в жидкую грязь… У какой-то полянки он остановился и посмотрел вокруг себя. Сквозь шум в ушах и шум грозы он услышал чей-то плач. Плакали на полянке.
Он вышел из кустов и увидел Лену, прижавшуюся к березе.
Опустив голову и закрыв лицо, Лена горько плакала. Владимир подумал, что именно так много веков назад плакала Таис Афинская, именно так прислонившись к какой-нибудь оливе и закрывшись туникой. Он засмеялся, подошел к ней и приподнял ее за плечо.
Всхлипнув, она упала ему на гипс, замерла, и он почувствовал сильный щипок на бедре: — Это ты, ты пустой звук. Дурак…
В электричке, на обратном пути, он поцеловал ее. Сильно и в губы. Не обращая внимания на попутчиков.
Потому что пустым звуком себя не считал. Но дураком остался, отодвинувшись, Лена шепотом напомнила ему об этом…
В городе же все случилось просто.
Владимир задержался у автомата с газированной водой, Лена пошла через дорогу, и тут же остановилась, дожидаясь его. Он было побежал за ней со стаканом, но сразу упал, в руке хрустнули красные осколки… И было поздно… Синий "Москвич", поднимая фонтанчики воды, с большой скоростью гораздо большей, чем у того грузовика — несся к застывшей гетере… Владимир хотел отвернуться, но был не в силах… На зеркальный асфальт неожиданно вылилось солнце, взорвав его мириадами бликов…
В сорока метрах от Лены "Москвич" вдруг дернуло в сторону, он словно напоролся на невидимую преграду и раздался громкий, ужасный визг остановившихся покрышек. Автомобиль; занесло и развернуло. С треском ударила дверца: Водитель с перекошенным красным лицом подбежал к Лене и схватил ее за локти.