Рэй Брэдбери - Дело жизни Хуана Диаса
- Филомена!
Филомена выглядела сейчас как человек, который шел сквозь длинный темный туннель и наконец подошел к его концу увидел тень наступающего дня. В ее глазах была уверенность, а рот знал, что сказать. Ужас ушел, его место занял свет, исходивший от огромной охапки осенней соломы - она вместе с сыном принесла ее сверху. И больше ничего случиться с ней не могло; это можно было понять по тому, как она держалась, когда ответила:
- Мумий здесь нет.
- Я тебе верю, кузина, но... - Рикардо тяжело откашлялся и поднял глаза. - А что там стоит у стены?
- Это для Дня поминовения. - Филомена даже не взглянула туда, куда он показал. - Взяла бумагу, муку, проволоку и глину и сделала из них человека... Да, он похож на мумию.
- Ты действительно его сделала? - ошеломленно спросил Рикардо.
- Да нет же, нет! - Могильщик весь затрясся от возмущения.
- С твоего разрешения. - Рикардо прошел в комнату, встал лицом к лицу с прислоненной к стене фигурой и направил на него фонарик. - Так, - сказал он. - Все точно.
Филомена посмотрела в открытую дверь на лунную ночь.
- Просто мне подсказали, как ее сделать, эту мумию.
- Кто подсказал? - удивился могильщик, поворачиваясь к ней.
- Есть-то нам нужно. Или ты хочешь, чтобы мои дети голодали?
Но Рикардо не слушал. Он стоял у стены, наклоняя голову то так, то эдак, тер подбородок и искоса смотрел на высокую фигуру, которая стояла в собственной тени и, прислонясь к стене, хранила молчание.
- Игрушка, - размышлял вслух Рикардо, - самая большая игрушка, которую я когда- либо видел. А видел я и скелеты в человеческий рост в витринах, и картонные гробы с пряничными черепами внутри. Да. Но это... Это какой-то ужас, Филомена!
- Ужас? - спросил могильщик, и его голос задрожал. - Но это же не игрушка, это...
- Поклянись, Филомена, - сказал Рикардо, даже не взглянув на него. Он протянул руку и несколько раз, как по ржавому железу, постучал по груди человека. Звук был похож на дробь одинокого барабана. - Поклянись, что это папье-маше.
- Клянусь Пресвятой Девой!
- Что ж, хорошо. - Рикардо пожал плечами, фыркнул и засмеялся. - Раз ты поклялась Пресвятой Девой, что еще надо? К суду я тебя привлечь не могу - потребуются недели или даже месяцы, чтобы доказать или опровергнуть, что это сделано из мучной пасты и старых газет и раскрашено бурой землей.
- Недели, месяцы, доказывать, опровергать! - кричал могильщик направо и налево, желая показать, что здравый смысл в этих стенах полностью отсутствует. - Да эта "игрушка" - моя собственность, моя!
- Игрушка, - спокойно ответила Филомена, глядя вдаль на холмы, - если это игрушка - сделана мной и, безусловно, принадлежит мне. Но даже, - продолжала она, словно наслаждаясь спокойствием, которое в нее вселилось, - даже если это не игрушка и Хуан Диас и в самом деле вернулся домой, что ж, разве он в первую очередь не принадлежит Господу Богу?
- Да кто с этим спорит? - удивился Рикардо.
Могильщик хотел сделать еще одну попытку. Но прежде чем он успел что-то пробормотать, Филомена сказала:
- Как-то в Страстную неделю по воле Господа Бога, перед лицом Господа Бога, на алтаре Господа Бога и в церкви Господа Бога Хуан Диас сказал, что всегда будет моим.
- Вот именно, всегда, - обрадовался могильщик. - Но его "всегда" кончилось, и сейчас он мой.
- Итак, - продолжала Филомена, - во-первых, он собственность Господа Бога, а потом уже собственность Филомены Диас. И даже если это не игрушка, а настоящий Хуан Диас, даже в этом случае, хозяин мертвых, ты выселил своего квартиранта, более того, ты сказал мне, что он тебе не нужен. Но если ты так его любишь и хочешь обратно, заплати нам - и бери на здоровье.
От возмущения могильщик язык проглотил - и вмешался Рикардо:
- Кладбищенский сторож, в течение многих месяцев я наблюдаю многих адвокатов, выслушиваю много различных, великолепных доводов по тому или иному делу - тут и продажа земельных участков, и производство игрушек, и многое другое. Но Боже мой, в этом деле Филомены и Хуана Диаса, или кто бы это ни был, с одной стороны - голодные дети, с другой совесть могильщика и столько разных сложностей, что твой бизнес так или иначе пострадает. И неужели, несмотря на все это, ты готов потратить долгие годы, чтобы преследовать ее по суду?
- Готов, - ответил могильщик и замолчал.
- Дорогой мой человек, - сказал Рикардо, - однажды ты дал мне маленький совет, и теперь я хочу отплатить тем же. Я не учу тебя охранять мертвых. Но и ты в свою очередь не учи меня охранять живых. Твои полномочия оканчиваются внутри кладбища, а за воротами люди переходят под мое начало, и неважно, молчат они или говорят. Так что...
Рикардо еще раз стукнул по полой груди Хуана Диаса. Грудь зазвенела, словно сердце забилось, - от громкого вибрирующего звука могильщик вздрогнул.
- Я официально заявляю, что это подделка, игрушка, а вовсе не мумия. Мы только время зря теряем. Пойдемте, господин могильщик, обратно в ваши собственные земли. Спокойной ночи, дети Филомены и Филомена, дорогая кузина.
- А как насчет этого, насчет него? - спросил могильщик, не двигаясь и показывая на фигуру.
- Чего ты волнуешься? - спросил Рикардо. - Никуда он не денется, останется на месте. Хочешь - обращайся в суд. Или ты считаешь, что он убежит? Нет? Тогда спокойной ночи. Спокойной ночи.
Дверь захлопнулась - они вышли прежде, чем Филомена успела протянуть руку и выговорить слова благодарности.
В темноте она потянулась за свечой, чтобы поставить ее в ногах человека, выглядевшего сейчас как сухой початок кукурузы в обертке. "Плащаница", - подумала она и зажгла свечу.
- Не бойтесь, дети, - сказала она вслух. - И идите спать. Спать.
Филепе лег, легли и другие. Наконец, не погасив свечи, легла и сама Филомена - на плетеный матрас, накрывшись простым тонким одеялом, но прежде, чем заснуть, успела обдумать многое из того, что ей предстоит сделать завтра. "Утром, - думала она, - туристские автобусы снова зашумят по дороге. Филепе подойдет к ним и расскажет пассажирам о нашем месте. А на двери уже будет висеть яркое объявление: "Музей - 30 сентаво". И туристы повалят, потому что, хоть кладбище и на холме, наш дом от него совсем рядом и его легко найти. И когда-нибудь, очень скоро, на деньги этих туристов мы починим крышу и купим большие мешки свежей кукурузной муки и мандарины, да, для детей. И может быть, когда-нибудь мы все переедем в Мехико, где дети будут ходить в большую школу. И все из-за того, что случилось сегодня".
"А ведь Хуан Диас и в самом деле вернулся, - подумала она. - Он здесь и ждет тех, кто придет на него посмотреть. У его ног я поставлю чашку, и туристы набросают в нее куда больше денег, чем он мог заработать".
- Хуан. - Она подняла глаза. Дыхание детей согревало ее, словно в доме был очаг. - Хуан, ты видишь? Ты понимаешь? Ты на самом деле понимаешь? И ты прощаешь, Хуан, ты прощаешь?
