Владимир Молотов - Спички
Место для ночлега определили в заброшенном трехэтажном доме, где-то в стороне от центра города. В эту халупу привел Михалыч.
— Я тут как-то перекантовался разок, — признался он.
Предварительно взяли в ларьке две бутылки "Портвейна" и кое какой закуси. Ночью стало зябко, развели костер прямо в облупленной комнате. Разложились на газете.
И вот уже в зубастой пасти банки красовались маслянистые спинки шпрот, нежно лежали парафиновые ломтики сыра на пластиковой тарелочке, румяные яблоки ждали своей очереди в кулечке, до слюны манила изогнутая бананом колбаска. Михалыч убрал свой фирменный ножичек, и разлил "краснуху" в пластиковые стаканчики.
— Ну, за встречу.
Выпили, принялись закусывать. И стало им тепло и хорошо. Утолив первый голод, Михалыч опять подал голос:
— Слушай, Олежка, а ты паспорт всегда с собой таскаешь?
Олег удивленно посмотрел на прищурившегося собеседника, копошащегося пальцем в ухе. Вот жук, подумалось Олегу, стало быть, он, когда коробок искал, все карманы обшарил! Олег начал было снова злиться, но романтичная обстановка располагала к добрым чувствам, и он сразу отошел.
— Не, просто дня три назад на почту ходил, да так и не выложил.
— Это хорошо. А то мало ли что — в чужом городе без бумажки ты букашка. Я-то свой постоянно при себе ношу. — Михалыч прижал руку к сердцу, как бы показывая кровное место документа.
— Ну ладно, между первой и второй перерывчик небольшой, — добавил он.
Новоиспеченные приятели выпили по новой и поели еще. Затем единодушно приняли на грудь за Санкт-Петербург. На этот раз едва закусили. Пришла очередь Олега задать вопрос.
— Слушай, Михалыч, а ты говорил, будто у тебя какая-то теория есть насчет этих спичек.
— А, ну да, — путешественник поковырялся мизинцем в зубах и начал: — Так вот, значит, как ты понимаешь, сам я их тоже нашел. Около перехода из Красноярска в Москву. Я так думаю, спички эти из параллельного мира.
Михалыч сделал паузу, надкусил яблоко и продолжил:
— Понимаешь, некто по данному каналу оттуда в наш мир пришел, и спички-то потерял. Оно и не мудрено, меня ведь тоже угораздило. Так вот, значит. А теперь, чиркая этими спичками, мы поджигаем огонь, который должен был гореть в ином мире. И за счет этого нас выбрасывает. Но почему-то не в параллельный мир, а просто в другой город. То есть каналы как-то связаны между городами и между мирами. Однако ж попасть в чужой мир нам не суждено. Облом… Ладно, давай намахнем.
То ли от усталости, от долгого хождения, то ли от крепости вина, но Олег уже порядком захмелел. Он это ощущал, и ему это нравилось. Да и у Михалыча, как он не без удовольствия замечал, глазки наполнялись каким-то неестественным блеском. И приподнимался уголок рта, и эта легкая улыбка не сходила с его уст даже во время выдачи слов.
— Я, блин, одно только не пойму, — жаловался он. — Почему не могу попасть в Париж или, скажем, в Нью-Йорк. Эх, найти бы такую дырку.
— Значит, ты просто ее не нашел пока, — успокоил Олег.
— Да, эти прорехи в Питере должны быть, я нутром чувствую. Завтра пойдем искать.
Олега такая перспектива обрадовала. Половить двух зайцев — продолжить осмотр Санкт-Петербурга и заодно поискать каналы за границу, — было бы очень здорово.
— Жаль только спичек мало остается, — посетовал Михалыч, отбросив в угол опустевшую бутылку. Та лишь брякнула и не разбилась.
Но после второго стаканчика второй бутылки Михалыч неожиданно подобрел и заявил:
— А все-все-такиесли б не ты, я бы вообще… Вообще без спичек бы остался, блин. Ногами бы их запинали, на фиг, и все. Мы должны поделиться, по чесс… По чесноку.
— Ты в натуре, что ли, Михалыч? — Олег, заразившись вспышкой доброты, придвинулся к собутыльнику, обнял его за плечо и потрепал немного.
— Да, конеш, братан! — качнувшись, подтвердил Михалыч и достал коробок.
Олег качнулся вместе с ним. Михалыч высыпал спички на газету и начал считать.
— Раз, два, три… Десять… Пи-пятнадцать. — Головки спичек в отсветах костра казались позолоченными. — Фу, черт, сбился. Давай снова.
Коллективно насчитали двадцать семь спичек. Михалыч отодвинул в сторону Олега девять штук. Тут же разорвал коробок и отдал одно ребро. Олег спрятал его в карман рубашки. Хотел сразу прибрать и свою долю спичек, но постеснялся. До утра успеется.
— Тебе третья часть. Все по справедливости, братан?
— Все по справедливости, братан. — Олег клюнул головой в пустоту.
— Давай пять!
И они сцепились руками.
И потом было еще что-то. Сбивчивая, с повторами, речь Михалыча про то, как он мальчишкой убегал из дома, как они хотели с друзьями добраться до Москвы, но "подлые менты" не дали осуществить шальной план. И фоном треск пылающих дощечек, языки пламени на стенах, словно причудливые многоголовые чудовища, ласкающе теплая кровь в жилах, полет дурной мысли, и какая-то невесомость. Будто манило выйти из разбитого окна и полететь над ночным Петербургом, над его сказочными огнями, рассыпанными замершим фейерверком, над черной змеиной Невой с разведенными клешнями — мостами, над куполами Храмов, сияющими в ночи божественным блеском, над тусклыми островками парков и сквериков.
И то, как наступил сон — напрочь выпало из сознания.
Олег очнулся от какого-то кошмара. Первые мгновения не мог понять, что происходит. Странный свет ударял в глаза. Все внутренности переворачивались, дышать было нечем, жуткий, едкий дым лез в ноздри и в рот. Сильный жар пронимал кожу. Откашливаясь, он соскочил со старого матраса. Половина комнаты пылала огнем. Олег сообразил, что спал он у выхода, и что надо немедля бежать. Но где же Михалыч? Неужели он там, в желто-красном аду? А если он уже выскочил, то почему не разбудил?
Олег стремглав вынесся на улицу. Отбежал подальше, сел на корточки, и долго, долго кашлял, плевался и ругался. Пламя вырывалось из окон их комнаты на первом этаже, потом из других окон, и вот уже загомонили откуда-то взявшиеся люди, оглушающе завыли сирены, зашуршали пенные струи. Олег сидел в прострации и смотрел на борьбу пены с огнем. Дышать стало легче, только приступы кашля периодически одолевали. Мутная голова отказывалась думать.
Наконец, какие-то закоулки сознания донесли до него, что случилось непоправимое. Что Михалыча больше не будет никогда (сначала он еще ждал, надеялся, будто мужичок подойдет сзади и положит руку на плечо), что Михалыч превратился в обугленный труп. И что спичек чудесных больше не будет никогда. И он, Олег, остался один одинешенек в далеком северном городе, таком красивом, холодном и бесконечно чужом. Уже занимался рассвет, и надо было идти прочь, пока его не застукали.
