Александр Рубан - Все имена богини
— Как?
— Кто как хочет, — повторила она.
— А как тебя называла мама?
Она опять ответила, и он опять не расслышал.
— Понятно, — солгал он. — А я буду называть тебя Леной. Согласна?
Она была согласна. Во всяком случае, она не стала возражать.
— Ты замечательно позируешь, Лена, — сказал он, отметив, что она, действительно, стоит почти неподвижно, очень хорошо стоит, не напрягаясь и нисколько не стесняясь своей наготы. — Ты позируешь, как профессиональная натурщица… Ты работала натурщицей?
Лена ответила — не то «конечно», не то «немножко», — и он спросил, когда и у кого именно… Всё было в порядке. Алексей спрашивал, Лена вспоминала, он не слушал. Всё было в полном порядке. Алексей вдруг понял, что на этот раз у него всё получится. Он даже ощутил некоторое сожаление, что минут через сорок, самое большее — через час не останется никакой загадки. Он наконец увидел платье у неё в ногах, и понял, что никакое это не платье, а волна. Набежавшая на берег волна с живыми белыми бурунчиками. Морская пена. Яркое и жаркое тропическое солнце. Кипр. Лодыжки у Лены ещё влажные и поблёскивают, а от коленей и выше ноги уже сухие, на левом бедре — белое пятнышко соли. Он увидел весь её мягкий расслабленный силуэт и быстро, чтобы не потерять, схватил его несколькими длинными штрихами…
* * *— Гуляем, братки! — возгласил Илья Сергеевич, ударом плеча распахнув дверь офиса, и от его густого твёрдого баса слегка задребезжали импортные жалюзи на окнах с витражами. Твёрдо попирая ботинками древний лиственничный паркет, шеф прошёл к своему столу, на ходу выуживая из внутреннего кармана портсигар, уронил на пол портфель, устало рухнул сам в широченное мягкое кресло и с кряхтеньем, помогая себе руками, водрузил ноги на столешницу — в аккурат между телефоном-комбайном партийно-советских времён и хрупким пультом своей персоналки.
— А повод? — строго вопросил Георгич, якобы отрываясь от якобы срочной спецификации на форточную фурнитуру.
— Такого повода у нас ещё не было и не скоро предвидится, — успокоил его шеф. — Сто семьдесят квадратов до конца месяца!
— С предоплатой? — озаботилась Таисия Павловна.
— А то! — шеф снова полез за пазуху и выложил на край стола измятый тетрадный листок. Потом, кряхтя, нагнулся за портфелем и выгреб из него несколько обандероленных пачек. — Списочек я подкорректировал, — сообщил он. — Вы уж, Таисия Павловна, сами сообразите, как это оформить, чтобы людям побольше, а государству поменьше… Но это потом, а сначала, пока я не передумал — по конвертикам, лады?
Победительно улыбаясь, он сильно продул «беломорину», сунул её в уголок твердогубого рта и, всем корпусом повернувшись к двери (подошвы сорок шестого размера, сдвинувшись, едва не сокрушили клавиатуру), призывно махнул рукой.
В дверях стоял и символически шаркал ногами о коврик Тимофей Крепкодатый — личный шофер и телохранитель шефа, он же слесарь-ремонтник, он же сварщик, плотник, электрик, бетонщик и однажды даже печник архинужный человек и на объекте, и в офисе, повидавший всё и умеющий многое.
Время универсалов…
В настоящий момент Тимофей исполнял обязанности Санта-Клауса. Под правой мышкой он держал картонный ящик с торчащими из него горлышками бутылок, а в левой руке — объёмистый полупрозрачный пакет с запаянными в пластик деликатесами.
— Изюмительно, Илья Сергеевич! — произнёс Тимофей, весело и в то же время цепко оглядывая зал жутковато-прозрачными отчаянными глазами. — Я уже думал, тут столы сдвинуты и стаканы расставлены — а им водки не надо, работу давай!.. Ну шо, так и будем сидеть?
Алексей свернул срамную картинку на мониторе и занялся настройкой аудиосистемы и подбором музыкального сопровождения предстоящей оргии, ибо не пристало ему, ведущему специалисту по рекламе, сидевшему ошую шефа, таскать тяжести. Вот пожрать, наконец, не мешало бы, поэтому он с удовольствием поможет Люсе-Лолите соорудить бутерброды.
Самыми скучными и бестолковыми были вот эти минуты перед началом пьянки. Когда все стремятся к одной цели и мешают друг другу, потому что каждый занят своим. Жека озабочен выстроить три разновысоких стола по ранжиру — словно плясать на них собирается, а не пить за ними. Георгич перетирает до прозрачности наличную посуду и вычисляет оптимальные дозы можно подумать, что его расчётами кто-то будет руководствоваться. Непьющий (потому что опять на колёсах) Тимофей Крепкодатый обставляет себя тониками и мясом. Таисия Павловна, охая и вздыхая, разрывается между сервировкой и необходимостью переписать набело исчёрканную ведомость, которая опять не соответствует списку, только что утверждённому шефом. А молодой Виталик опять порывается сбегать в книгохранилище за девочками, тем самым оскорбляя чувства Таисии Павловны, чью необъятную талию он в конце концов и будет обнимать в медленном танго. Пригласить на танец Лизу-Лукрецию он ещё ни разу не решился — видимо, трепеща перед её статусом секретаря-референта. И лишь сама Люся-Любаша никому не мешала — сновала тенью между буфетом, своим журнальным столиком и составным банкетным столом, разворачивала-резалараскладывала, успела сунуть две тарелки в микроволновую печь, и на разных концах составного стола незаметно образовались две горы горячих бутербродов.
Шеф тоже никому не мешал, сидел с ногами на столе в своём широченном кресле, попыхивал, прикрыв глаза, своей «беломориной» и даже, кажется, задрёмывал. А потом вдруг уставился на Алексея (как раз когда он развернул картинку из порносайта, чтобы посмотреть, сколько прокачалось и стоит ли сохранять) и потребовал:
— А ну покажи!
Алексей молча повернул к нему свой монитор, изображая лицом брезгливость и скуку.
— Пакость, — прокомментировал увиденное шеф. — И вот это будет в моей рекламе?
— Вряд ли, — сказал Алексей. — Разве что общие контуры, да и то намёком.
Он поспешно повернул монитор обратно к себе экраном, но Тимофей успел заметить скабрезную картинку, и это многое определило в дальнейшем. Глаза Тимофея — острые, жутковато-прозрачные, цепкие — оживились не свойственным ему праздным любопытством, и он зачем-то оглянулся на Линду-Лауру…
— Неужели ты ничего не можешь придумать без голой задницы? — спрашивал между тем Илья Сергеевич.
— Могу, — отвечал Алексей. — Но вам не понравится.
— А ты пробовал?
— Четырежды, Илья Сергеевич. И все четыре варианта вы забраковали.
Шеф промолчал.
— Всё равно пакость, — сказал он наконец. — Что угодно, только не это.
— Стереть? — с показной готовностью спросил Алексей. — Или на всякий случай сохранить?
