Николай Курочкин - Ужасы быта, или гримасы всемогущества
6. Цена побед
А потом он стал замечать, что многое в его везении - за чужой счет. Он купил бананов, отстояв не по часу, как все сослуживцы, а десять минут: шел, увидел, встал, и на нем кончились... И заметил утирающую слезы дурнушку в уголке. Кажется, из техотдела? В общем, с третьего этажа. Прежний он ни за что бы не осмелился подойти к незнакомой женщине с расспросами (а вдруг - неуместными? И вообще, помочь не поможешь, а растравить растравишь), а тут подошел и спросил: "Простите, вы о чем плачете? Может быть, я смогу помочь? Только честно!" Дурнушка отвернулась и сказала глухо: "Понимаете, мне неловко говорить. Но я ж не себе. Мне давно уже ничего не надо. У меня дочка. И она никогда бананов еще не пробовала. Только по ящику про них слышала да от подружек. И мечтает о бананах, будто это бог знает что такое. А я за вами стояла, и не хватило..." Он покачал головой и сказал, стараясь повеселее: - Всего-то? Ей-богу, тут и плакать не о чем. Я их, если честно, не очень-то и люблю, а так... Все хватают, и я. Возьмите. Я один отломлю от грозди, а остальное - вот. Пожалуйста. Да уберите ваши рубли! Ну ладно, чтобы не казалось подаянием, возьму. Но тогда уж, сколько их там? Теперь я вам за один банан остаюсь должен! Он выжал-таки несмелую улыбку на лице дурнушки и ушел, довольный собой. И на гололедной, выкатанной пацанами, проплешине по пути к институту ка-ак уселся на лед с маху! Аж под ребрами закололо! И так и пошло. Его везение плодило беды вокруг. Он точно всасывал в себя успехи других. А стоило компенсировать это, сделать кому-нибудь что-то доброе (все равно, кому, и все равно что), тут же случалось что-то с ним. Впору начать искать того, приснившегося беса и просить забрать дар обратно. Но это только так, слова. На самом-то деле нынешняя, удачливая жизнь была настолько приятнее, что он ничем бы не побрезговал: ни чужими невзгодами, ни слезами, ни даже бедами, только бы ее сохранить; нынешнюю. Да и потом, где его искать, того беса, или кто он там? Как сделать, чтобы снова приснился? Рецепта он не знал. Даже если бы и вправду хотел, не смог бы. Оставалось жить как живется. А жилось очень и очень неплохо. Кассирша из их столовой оказалась в постели сладкой, но страшно скучной, ограниченной и вульгарной вне постели. Она ему надоела после двух ночей, как если б он с нею семь лет прожил. И он перестал ее приглашать к себе. Просто перестал и все. При этом так же шутил с нею в очереди. И ничего... Расстались без слез. Впрочем, она быстро утешилась... Так весело, легко и, ну, хоть мы и поостережемся говорить - "счастливо", но радостно и довольно - он никогда не жил. Вот только угнетало его то, что все это ценою невезения других. Хотя... Его везение, полное и совершенное, было сложено, кажется, из невезений многих людей, зато неполных и непостоянных. То есть, слегка сжульничав, можно было утешаться тем, что на долю каждого отдельного человека приходится малая часть. При всем невезении каждый из них жил в целом куда счастливее, чем он прежде. Он, понимаете, никого не довел до такого ужасного ничтожества, как то, в коем сам пребывал. А то, что с людьми вокруг него творилось, это так, пустяки. Вот с ним было куда хуже! У него ведь и просвета не было! Обложная какая-то непруха шла! Иногда это утешение действовало, иногда - нет. Тогда он ясно видел, что это отговорочки, что надо найти того беса, и ясно видел, что самым потаенным дном души прекрасно знает, как найти беса... Надо только сильно хотеть, укладываясь спать, и головой не на север, как полезно для здоровья и как он всегда теперь спит, а на юг, как прежде, улечься. Потом покаянное настроение проходило, и он опять становился бодр, весел и почти что самоуверен даже. Особенно если вослед за приходящей в конце дня и на всю ночь хандрою был будничный, рабочий день. По выходным выходить из тоски было сложнее.
7. Дар напрасный...
Наконец, в один праздничный день, на третий год благополучия нашего героя, он поддался хандре, печально вздыхая, перестелил постель и улегся в соответственном настроении, И приснилось ему, что идет он по серому мерцающему коридору, без видимых светильников, без окон, не совсем по темному, и знает точно: шестую дверь налево ему надо будет отворить. Одна, вторая... Кто там ухает и стонет за четвертой дверью? Человек ли, зверь ли? Но мимо, мимо... Вот нужная ему дверь. Низенькая, широкая, ярко-белая. И грязноватая. Ручка в метр длиною. Торкнулись. Ну да, конечно, сидит он, грустный-грустный, хвост теребит. Шишку волосяную на конце хвоста общипывает. И в ответ на "Здравствуйте" говорит с такой мировой скорбью в голосе: - Да здравствуй, здравствуй. Что ты, здоровья мне желаешь, что ли? Так мы и не болеем вовсе, А желаешь ты мне, чтобы я со своим подарком сквозь землю провалился. Освободил тебя. Но чтобы не весь дар везучести забрал, а избыточную часть. Чтобы тебе оставалось хорошо, но никому плохо от этого не было. Так? - Ну, так, - понуро согласился мой персонаж. - Ну так фиг тебе! Все или ничего! Третьего не дано! И знаешь, почему? - Не знаю. - Потому что везучесть дискретна. Знаешь такое слово? В своем институте ты его проходил, а в своей конторе позабыл. Квантованная штука везучесть. И квант ее чуток больше одной человеческой жизни. Так что ни поделить, ни разбавить, сам должен понимать, невозможно. Отобрать совсем - могу. Но ты ведь сам этого не захочешь, да? - Да. А все же почему мне столько везучести, явно больше, чем в среднем везучему человеку? - Почему, почему. Потому. Поздно начал, потому что, и времени у тебя в запасе не семьдесят лет, а сорок пять... Ох! Я ж не имею права разглашать... - Тридцать два да сорок пять... Ну, будем даже считать, тридцать три, там без двух месяцев было... Семьдесят семь лет. Неплохо. - Уфф! Если б тебя это не устроило,, я б не знал, что делать. В этаком случае втык от начальства гарантирован. .У нас строго. - Строже чем у нас? - А то как же! Наше начальство совершенно бездушное... - Слушай, в прошлый раз ты говорил, что технику одушевляете, вроде нашего ЧПУ... - Ну, это так, версия. Не мог же я сразу всю правду незнакомому человеку... Вдруг возьмешь да и продашь начальству? - Я? Чего ради? - Ну, честно сказать, у него есть "чего ради". Бессмертие, к примеру. - Но тоже без заднего хода, квант больше человека? - Гы! А ты понял нашу систему! Конечно! В общем, припертый к стенке, мой персонаж признал, что на самом-то деле ничего на свете не хочет менее, чем расстаться со своим везением. И решили оставить пока все как и было. Уходя вглубь своих мерцающих жемчужно-серых коридоров, бес угрюмо гундел: - Ну, ты им все. А они так и норовят отделаться. Будто ни мы, ни наши дары им ни к чему. Нет, без души проще жить. Я бы с ними нипочем бы не поменялся! ...Сны свои мой персонаж всегда помнил нечетко. Вот и после этого проснулся в холодном поту: он не мог вспомнить, отказался от везения или не отказался... Он сунул ноги в тапочки и... И правый вот он, а левого на месте не оказалось! Понимаете, он уже привык: как бы ни снимал, где бы ни бросал - утром место тапочек там, куда ноги спустишь, садясь на кровати. И вдруг... Липкий противный пот струйкой стекал вдоль позвоночника. Ну, все! Снова ужасы быта, снова все мерзкие мелочи жизни... Пришлось нагнуться, поискать под кроватью, там, куда от поднимающегося солнца отступила ночь. Нашел.. Оказывается, в тапочек наделал котенок, которого он завел недавно. Стало быть, судьба его хранит? Стало быть, судьба его хранит! Стало быть, не отдал он во сне бесу свое везение, изнемогши под его тяжким бременем... Ну и ладно, потянем дальше. Тянуть еще сорок пять лет! В этот день он почти не замечал невезенье вокруг и чувствовал себя превосходно. Назавтра опять сначала, и так далее. Но он уже знал, что не поддастся хандре!
![Джордж Ланжелан - Муха [= Муха с белой головой / The Fly (La Mouche)]](/uploads/posts/books/65247/65247.jpg)
