Роберт Хайнлайн - Присаживайтесь, джентльмены!
– Хорошо.
Мы услышали, как открылась и закрылась со стуком дверь, и снова оказались в полной темноте. По-видимому, я издал какой-то звук, потому что Конски сказал, чтобы я держал нос повыше.
Наконец мы снова услышали, как открывается дверь, и появился благословенный луч света.
– Принесли? – спросил Конски.
– Нет, Толстяк. Нет… – голос Ноулза дрожал. – На той стороне нет воздуха. Та дверь не открывается.
– Может, ее заклинило?
– Нет, я проверил манометр. В следующей секции нет давления.
Конски опять присвистнул.
– Похоже, нам придется подождать, пока за нами не придут. В таком случае… Посветите мне, мистер Ноулз. Джек, помоги снять костюм.
– Что ты задумал?
– Если у меня нет заплатки, мне придется сделать ее самому. Единственная подходящая для этого вещь – костюм.
Я начал ему помогать – это было достаточно нелегко, потому что одной рукой он закрывал дыру.
– Можно засунуть туда мою рубашку, – предложил Ноулз.
– С тем же успехом можно есть суп вилкой. Нет, без костюма тут не обойтись – только он может держать давление.
Сняв костюм, он заставил меня разгладить его на спине, точнее, малость пониже, а затем, как только он убрал руку, я быстро закрыл дыру костюмом, а Конски тут же уселся сверху.
– Ну, – сказал он счастливым голосом, – дыру мы закрыли. А теперь будем сидеть и ждать, ничего другого не остается.
Я хотел спросить его, почему он не уселся на щель прямо в костюме, – но затем понял, что та часть костюма, которая находится ниже спины, сморщилась, а для того чтобы закрыть дыру, надо наклеить на оставшуюся от шаров клейкую массу абсолютно гладкую заплату.
– Дай-ка посмотреть твою руку, – потребовал Ноулз.
– Пустяки, – отмахнулся Конски.
Но Ноулз все равно осмотрел ее. Я тоже взглянул и почувствовал себя дурно. На ладони остался след, будто только что наложили клеймо, сплошная кровоточащая рана. Ноулз из носового платка быстро изготовил повязку, а поверх обмотал моим, накрепко его затянув.
– Спасибо, – джентльмены, – поблагодарил Конски и добавил: – Чего зря время терять. Может, сыграем в пинокль?
– Твоими картами? – спросил Ноулз.
– Уж вы скажете, мистер Ноулз! Впрочем, ладно. В любом случае казначею нельзя играть в азартные игры. Кстати о казначеях – мистер Ноулз, надеюсь, вы понимаете, что сейчас я работаю в условиях пониженного давления?
– При разнице всего в фунт с четвертью?
– Я уверен, что в данном случае профсоюз примет это во внимание.
– А если я сяду на дыру?
– Повышенная ставка касается и тех, кто находится рядом.
– Ну ты и жлоб! Ладно – тройная ставка.
– Это больше похоже на такого доброго человека, как вы, мистер Ноулз. Надеюсь, что наше долгое ожидание будет приятным.
– Толстяк, как ты думаешь, сколько нам ждать?
– Это не должно занять у них больше часа, даже если им придется идти от обсерватории Ричардсона.
– Хм… А почему ты думаешь, что они нас станут искать?
– Не понял! Разве в вашей конторе не знают, где вы?
– Боюсь, нет. Я сказал им, что сегодня уже не появлюсь.
Конски задумался.
– Я не сдал свою карточку. Так что они узнают, что я внутри.
– Если они об этом и узнают, то только завтра, когда твоей карточки не окажется в моей конторе.
– Есть еще этот болван на входе. Он знает, что у него внутри еще трое.
– Если только он не забудет сказать об этом своему сменщику. И если только он сам не попался в ту же ловушку, что и мы.
– Верно, – задумчиво произнес Конски. – Джек, да оставь ты в покое фонарик. Расход воздуха будет меньше.
Мы долго сидели в темноте, вслух обдумывая случившееся. Конски нас убеждал, что это был взрыв, Ноулз сказал, что происшедшее напомнило ему взрыв на взлете грузовой ракеты, который он видел собственными глазами. Когда разговор начал стихать, Конски рассказал несколько анекдотов. Я тоже попытался кое-что рассказать, но так нервничал – а попросту говоря, боялся, – что не мог вспомнить концовку. Было так страшно, что хотелось заорать во все горло.
– Джек, займись-ка фонариком, – произнес после долгой паузы Конски. – Я кое-что придумал.
– Что еще? – спросил Ноулз.
– Была бы у нас заплатка, вы могли бы надеть мой костюм и пойти за помощью.
– Но у нас нет кислорода.
– Потому-то я вас и выбрал. Вы здесь самый маленький – и вам вполне хватит воздуха, имеющегося в самом костюме, для того, чтобы пройти через следующую секцию.
– Ну, хорошо. А что ты возьмешь вместо заплаты?
– То, на чем я сижу.
– Что?
– Я имею в виду эту большую круглую штуку, на которой я сижу. Я сниму штаны, прижму одну ягодицу к дыре и гарантирую, что заплата будет герметичной.
– Но… Нет, Толстяк, так дело не пойдет. Посмотри, во что превратилась твоя рука. Ты же кровью весь истечешь прежде, чем я вернусь.
– Ставлю два к одному, что нет, – пятьдесят ставите?
– А если я выиграю, то с кого мне получать деньги?
– Вас не проведешь, мистер Ноулз. Глядите, моя жировая прослойка – толщиной пять-шесть сантиметров. Так что особой крови не будет – просто синяк останется.
Ноулз покачал головой.
– Никакой необходимости в этом нет. Если мы будем сидеть спокойно, нам хватит воздуха на несколько дней.
– Да дело не в воздухе, мистер Ноулз. Вы заметили, как здесь похолодало?
Я давно это заметил, просто не придавал значения. В моем состоянии – а мной владели страх и отчаяние – холод казался чем-то вполне естественным. Теперь я начал об этом задумываться. Когда отключился свет, отключилось и отопление. И теперь будет становиться все холоднее, и холоднее… и холоднее…
Мистер Ноулз тоже это заметил.
– Ну, ладно. Толстяк. Давай делать по-твоему.
Я сел на костюм, пока Конски готовился к операции. Он снял с себя штаны, поймал один шар, раздавил его и обмазал клейкой массой правую ягодицу. А затем повернулся ко мне.
– Ну, птенчик, – давай, снимайся с гнезда.
Мы быстро поменялись местами, потеряв, несмотря на злобное шипение в дыре, лишь небольшое количество воздуха.
Конски ухмыльнулся:
– Ребята, а здесь удобно как в мягком кресле.
Ноулз поспешно надел костюм и ушел, унеся с собой фонарь. Мы снова остались в темноте.
Через какое-то время Конски нарушил тишину.
– Джек, есть одна игра, в которую можно играть в темноте. Ты в шахматы играешь?
– Ну да, немного.
– Хорошая игра. Я играл в шахматы в декомпрессионных камерах, когда работал под Гудзоном. Может, поставим по двадцатке для интереса?
– Что? А, давай.
Он мог предложить поставить по тысяче – мне было все равно.
– Прекрасно. Королевская пешка на е-3.
– Ага – королевская пешка на е-4.
– А ты консерватор, да? Ты напоминаешь мне одну девицу, с которой я был знаком в Хобокене…
