Андрей Щупов - Цветок
Как птица, сложив крылья, устремляется вниз, так и он в жутковатом пике, прорывал слой за слоем, меняя обличье и возвращаясь в привычное.
Сначала обрушивалась на тело земная гравитация. Покачиваясь, Марк цеплялся руками за подоконник, тупо глядел на крашенную в белый цвет раму, чувствуя дыхание улицы на щеках, постепенно вспоминая и все остальное. Он был человеком по имени Марк, ему было тридцать два года, в каждом из которых насчитывалось триста шестьдесят пять дней. Работая в институте, он получал зарплату. За ним ухаживали женщины, особи противоположного пола. Время от времени некоторые из них поселялись в его квартире, затем отчего-то уходили. Отчего он не понимал, как не понимал и отчего они приходили. Должно быть, они что-то искали. В его пенатах искомого не обнаруживалось.
Продолжая покачиваться и с удивлением наблюдая за неуверенной перестановкой шагающих ног, Марк брел на кухню. Глотал валидол, с запозданием припоминал, что таблетки следует класть под язык. На всякий случай вдогонку проглоченному посылал два или три коньячных глотка, после чего возвращался в спаленку и, сраженный выстрелом коварного снайпера, рушился на скрипучую кровать.
***
В конце концов неминуемое случилось. Опасаясь, что сходит с ума, Марк решился на сдачу позиций. В квартире появился новый жилец, его новый спутник по жизни, - Вероника. Всячески подчеркивая свою абсолютную непричастность к каким бы то ни было оккупационным замашкам, она объявила о себе на занятой территории довольно скромно. Один-единственный чемоданчик разбежавшихся по комнатам вещей - на большее Вероника не претендовала.
Отныне зеркало в туалете созерцало не только кривую ухмылку Марка, но и ее золотозубое торжество. Вероника умела вести хозяйство, а главное - любила. Пригнули головы местные тараканы, пыль, захламляющая углы, исчезла, ложки, тарелки и кружки на кухне - армия, пришедшая в анархический упадок после ухода последнего женского генерала, заново стали обучаться парадному лоску, правилам построения в колонны и шеренги.
Но самое важное - на неделю или две ЗОВ ослабел. Теперь Марк имел возможность пережидать его в теплых объятиях, как солдат пережидает артналет в глубоком блиндаже. Носом ища убежище меж белоснежный взгрудий, он ласкал шелковистый живот Вероники и вспоминал иную шелковистость. Пытаясь сравнивать, путался, и, замечая его состояние, Вероника осторожно и исподволь начинала выпытывать, что с ним такое происходит. Тонкий дипломат, она всего лишь любопытствовала, но не настаивала. Она многое делала для закрепления достигнутого. Двойное замужество - это больше, чем университет. Она знала, чем дорожить и чего бояться, и даже в постельных утехах вела себя, скорее, по-мужски - наблюдая и изучая, временно запретив себе пылкую слепоту. И этот его ЗОВ она, конечно же, учуяла. Правда, несколько по-своему. Всякий раз, когда ЭТО приближалось, он спешил к ней, цепляясь, как утопающий цепляется за буек. Он словно от чего-то убегал. Разгадать - от чего - она поставила себе задачей. А пока с покорностью сбрасывала с себя халатик, позволяя перепуганному ребенку из подвальной темноты вынырнуть в свет. Впрочем, он не слишком боялся. Страх его был особого рода. Он не впадал в панику, вполне сознательно лишая себя той пограничной минуты, когда человеческое в нем пасовало, поднимая руки, переходя в состояние, названия которого он не знал. Так тучные люди лишают себя десерта. Сладкое манит их, но пугают последствия.
- Если когда-нибудь решишь, что можно, расскажи мне обо всем, хорошо? - ладонь Вероники гладила его пылающий лоб.
Мысленно взвесив фразы, с которыми он мог обратиться к ней, Марк решил, что откровение станет ошибкой. Его попросту не поймут, а, не поняв, украдкой будут листать медицинские справочники, советоваться за спиной с психиатрами. Собственно говоря, от него могли и убежать, а этого Марк тоже не хотел. Вероника была ему нужна. Возможно, она ему даже нравилась. Марк действительно не хотел, чтобы Вероника последовала примеру предшественницы.
***
Еще недавно тротуары безостановочно пузырили, и дождь сменялся новым дождем, в свою очередь отступая в сторону и собираясь с силами. Руками, облаченными в темные, мохнатые рукавицы, гроза комкала и перемешивала небеса, словно готовя к выпечке тесто. Разбухая на мутных дрожжах, высота бурлила, опускаясь ниже и ниже.
Все прекратилось неожиданно и враз. Влага иссякла, некто, должно быть, смахивающий на добродушного садовника, опрыскал свод голубой кислотой, смыв ржавь и копоть от ударов молнией. Платой ему послужило тепло. Улицы подморозило, и внезапно обнаружилось, что по лужам можно шагать без риска замочить ноги.
Это произошло в первый из выходных - в субботу. День был светел и чист, как лист бумаги. Внешняя чистота заражала, и вдвоем с Вероникой они затеяли генеральную уборку. Само собой вышло так, что после уборки пошел ремонт разных мелочей, как то - шпатлевка щелей в дверном косяке, подклейка обносившихся обоев, укрепление ревматически поскрипывающих конечностей стола. Время за суетой бежало стремительной многоножкой, и лишь, случайно оглянувшись, Марк обнаружил вдруг, что за окном уже вечер, и что голубизна неба давно сменилась предсумеречным трауром. И тотчас пришло ощущение запоздалой усталости. Руки сами собой опустились, он решил, что на сегодня хватит.
Поправив сложенные стопкой книги, Марк молча полюбовался. Мебель молодцевато поблескивала, пыль, паутина, носки, которые он гирляндами развешивал на веревках, - все пропало бесследно. Каждому предмету было указано свое определенное место. Настольная лампа, с любопытством склонив абажур, лицезрела произошедшие перемены. Они ей тоже, похоже, нравились.
- Ах, какие мы молодцы! - Вероника приблизилась сзади и потрепала Марка по голове. - По медали каждому!
- По три!.. Может, пойдем прогуляемся? А что? Мы заслужили.
Его и в самом деле отчего-то потянуло на вечерний моцион. Вдруг потянуло - и все тут. Может быть, захотелось выбраться из четырех стен на свежий воздух, под открытое небо, задрав голову, посчитать какие-нибудь звезды, найти обязательную полярную пуповину, повспоминать что-нибудь из школьной астрономии. Вероника, поколебавшись, решила остаться. Она еще надеялась закончить с невыглаженным бельем. На мгновение Марк тоже заколебался. Вычитать единицу из двойки казалось неразумным, и все же в конце концов дело решилось в пользу прогулки. Уже после подумалось, что неспроста - неспроста родилось это непреодолимое желание.
Торопливо одевшись, он сверился с показанием термометра и вышел в прихожую. Обулся по-хулигански - в подростковые кеды. Этого ни одна из ухаживающих за ним дам не понимала, что позволяло размышлять о них с некоторым оттенком превосходства. О них - стало быть - о дамах.
