Станислав Лем - О сверхчувственном познании
Пожалуй, в этой аргументации есть доля истины. Случаи, крайне маловероятные статистически, бывают с каждым человеком, но обращают на себя внимание только при особых обстоятельствах. Недавно, будучи на книжной ярмарке во Франкфурте, я договорился с одним американцем о встрече, но заблудился среди павильонов (а это настолько большая территория, что посетителей по ней возят автопоезда) и понял, что не найду его на условленном месте, потому что назначенный час уже миновал. Уже не надеясь на встречу, я вдруг столкнулся с ним почти в километре от назначенного места. Произошло это в толпе среди многих тысяч людей, и если бы кто-нибудь из нас появился позднее на две-три секунды или прошел через то место с аналогичным упреждением, то встреча наверняка бы не состоялась, а значит, это событие следует считать крайне маловероятным, хотя вероятность эта не поддается точному расчету.
Кстати, американец в отличие от меня не обратил внимания на обстоятельства нашей встречи, и это я объясняю тем, что я "натренирован" в мышлении категориями статистики. Если совпадение несущественно, как описанное выше, его забывают, если же оно связано с драматическим событием, таким, как чьято смерть, болезнь, катастрофа и т. д., то сочетание случайностей выступает в ореоле таинственности и необычайности и побуждает искать объяснения, которые не сводятся к чистой случайности. А отсюда один только шаг до того, чтобы заподозрить вмешательство парапсихологических факторов.
Случайные серии имеют место также в играх (например, в азартных) в виде так называемых "полос" удач и неудач. Поскольку игрок заинтересован и эмоционально вовлечен в игру не меньше, чем приверженец парапсихологии, у них обоих над тенденцией к статистической оценке шансов одерживает верх склонность доискиваться связи между явлениями, скрытой от непосвященных. Тому, кто проиграл последнюю рубашку, играя в рулетку по "верной системе", нельзя объяснить, что он пользуется ложной стратегией, ибо шансы на выигрыш совершенно случайны; а человек, которому приснилась смерть брата за две недели до того, как тот скончался, никогда не поверит, что между его сном и этим событием нет никакой связи.
Однако (я уже писал об этом в "Фантастике и футурологии") возможно, что вещие сны и прочие формы предсказания будущего существуют и в то же время не существуют. Они существуют в субъективном смысле и не существуют как явления, которые требуют обращения к чему-либо кроме статистики совпадений в численно больших множествах. Если десять миллионов жителей большого города каждую ночь видят сны, то весьма вероятно, что какой-то их части, к примеру 24 тысячам, приснится смерть близкого человека. В свою очередь, вероятно, что в течение ближайших недель у кого-нибудь из этих 24 тысяч действительно умрет родственник или знакомый. А у кого же нет больных родственников, и среди чьих знакомых не случается несчастных случаев?"
Но таким - статистическим - образом никто не рассуждает. Никто не смотрит на себя как на элемент численно весьма большого множества, и, вместо того чтобы счесть сон и явь двумя независимыми переменными, мы изумляемся тому, что предвидели несчастье раньше, чем оно произошло.
А если кому-то в течение его жизни такое совпадение встретится дважды, тут уже ничем не поможешь: ничем не выбить из головы этого человека убеждения, что его посещают вещие сны. Это касается не только снов, но и всех вообще пересекающихся множеств, между которыми нет причинно-следственной связи. Наша жизнь течет, если можно так выразиться, в море неисчислимых статистических явлений, причем цивилизация играет роль механизма, призванного реально изгнать случайность из повседневного бытия (например, врачебной профилактикой, бесчисленными мерами регламентации, например правилами дорожного движения или хотя бы страхованием, служащими для сведения к минимуму последствий случайных событий); культура же как бы устраняет случайность, особым образом ее истолковывая. Между прочим, поэтому онтологические воззрения различных верований обычно имеют "бухгалтерский" характер (ничто не происходит случайно. Провидение всему ведет счет, и за все будет награда, или наказание на том свете).
Поэтому подозревать случайные явления в том, что они всего лишь видимость, за которой стоят причинно-следственные механизмы, недоступные научному объяснению, вовсе не есть нечто исключительное для, поведения, подчиненного нормам культуры, а скорее естественное, хотя и несколько преувеличенное проявление этих норм.
IV
Я не берусь утверждать, что если отцедить чисто случайные совпадения из совокупности странных происшествий, то на дне наших статистических сосудов ничего не останется. Но я утверждаю, что отделение фракции таких явлений, "отягощенной сверхчувственным фактором", от явлений пустых или просто редких (обусловленных стечением обстоятельств) - одна из труднейших задач, которые можно поставить перед наукой. Я считаю также - и это не мое частное мнение, а скорее голос науки, от имени которой я в данный момент выступаю, - что все необычайные переживания, все истории, будто бы необъяснимые в рамках известных уже законов природы, истории, которым их рассказчики придают столь большое значение в силу эмоционального отношения к ним, в качестве материала исследований по парапсихологии лишены всякой ценности. Изгоняя из области своих интересов подобные сообщения, не принимая во внимание личность сообщившего, наука руководствуется не доктринерством и не скептицизмом, а лишь присущим ей методом.
То, что человеческая память подвержена ошибкам, доказано неопровержимо. Это же относится к ценности наших наблюдений. Упомянутая уже Эвзапия Палладино произвольно манипулировала учеными, которые как-никак были специалистами по части наблюдений и экспериментов, вводила в заблуждение людей, которым она в интеллектуальном отношении и в подметки не годилась.
В реальности явлений, противоречащих известным ранее знаниям о природе, таких, как чтение мыслей или ясновидение, твердой уверенности у нас уже нет. Если же мы сопоставим твердую уверенность с шаткой, то будем вынуждены склониться на сторону первой. Именно поэтому никакие воспоминания не могут считаться в точных науках действительными фактами. Такого права наука никому не дает, в том числе, разумеется, и ученым. Если какой-нибудь физик сообщит, что провел эксперимент, в котором был нарушен закон сохранения энергии, то другие физики не станут изучать ни ученых степеней, ни диплома этого физика, а просто попробуют повторить эксперимент, и это вовсе не значит, что ученого подозревают в жульничестве, - такова лишь обычная в науке процедура. Если же опыт по каким-либо причинам повторить не удается, то он просто не будет принят во внимание. Это необходимо подчеркнуть: _н_е_в_о_с_п_р_о_и_з_в_о_д_и_м_ы_е_ _я_в_л_е_н_и_я_ _н_е_ _я_в_л_я_ю_т_с_я_ _с_у_б_с_т_р_а_т_о_м_ _н_а_у_к_и._ Поэтому я был удивлен, прочитав недавно в прессе запись дискуссии по парапсихологии, в ходе которой некий ученый приводил свои необычайные переживания в доказательство того, что "что-то в этом есть". Воистину необычайная беззаботность. Поскольку законы физики выполняются только статистически, то, например, проникновение карандаша через лист бумаги при полном отсутствии следа (дыры) в высшей степени невероятно, но не абсолютно невозможно. Другое дело, что вероятность такого события, то есть проявления квантовотуннельного эффекта в макроскопическом масштабе, неслыханно мала. Космос должен был бы существовать в миллиард раз дольше, чем в действительности, для того чтобы один такой случай мог произойти. Все же речь идет о вероятности, хотя и микроскопической, но не нулевой. Однако физик, которому довелось бы наблюдать такое проникновение, не отважился бы рассказать о нем коллегам как о факте, потому что его высмеяли бы.
