Евгений Лукин - Астроцерковь
Замок наконец отпустил ткань рубашки, и молния на куртке собеседника заработала. Шумно вздохнув, мужчина поднял усталое лицо.
– Люди – идиоты, – уныло шевельнув бровью, сообщил он. – Они способны поверить только в нелепость, да и то не во всякую, а лишь в чудовищную. Я полагал, что газеты подхватят эту глупость, но… Видимо, я недооценил людскую сообразительность. Или переоценил, не знаю… Во всяком случае – извините!
И, с треском застегнув куртку до горла, направился, не прощаясь, к бетонному чердачку лифта.
* * *И стоит ли винить пастыря в том, что за всеми этими поломками, формальностями, случайными стычками он совершенно забыл, что у ворот храма его ожидает человек с печальными глазами и горестным изгибом рта! А человек, между тем, по-прежнему подпирал плечом стену каменной копии космического корабля. Неужели он так и простоял здесь все это время, ужаснулся пастырь и, загнав отремонтированную машину в гараж, пересек двор.
– Я еще раз прошу извинить меня, – сказал он. – Пройдемте в храм…
Они расположились в пристройке. В окне, за полотном дороги, сияли цветные сооружения заправочной станции, и совсем близкой казалась прямая серая линия – бетонная кромка оросительного канала.
– Прошу вас, садитесь, – сказал пастырь.
С тем же болезненным выражением, с каким он смотрел на тщательно упакованный тючок, человек уставился теперь на предложенное ему кресло – точную копию противоперегрузочного устройства. Потом вздохнул и сел. Пастырь опустился в точно такое же кресло напротив, и глубокие карие глаза его привычно исполнились света и понимания.
– Я пришел… – начал человек почти торжественно и вдруг запнулся, словно только сейчас понял, что и сам толком не знает, зачем пришел.
Пауза грозила затянуться, и пастырь решил помочь посетителю.
– Простите, я вас перебью, – мягко сказал он. – Ваше вероисповедание?..
Человек слегка опешил и недоуменно посмотрел на пастыря.
– Христианин…
– Я понимаю, – ласково улыбнулся пастырь. – Но к какой церкви вы принадлежите? Кто вы? Православный, лютеранин, католик?..
Этот простой вопрос, как ни странно, привел человека в смятение.
– Знаете… – в растерянности начал он. – Честно говоря, ни к одной из этих трех церквей я… Точнее – вообще ни к одной…
– То есть вы пришли к Христу сами? – подсказал пастырь.
– Да, – с облегчением сказал человек. – Да. Сам.
– А что привело вас ко мне?
Человек неловко поерзал в противоперегрузочном кресле и с беспокойством огляделся, как бы опасаясь, что каменный макет внезапно задрожит, загрохочет и, встав на огонь, всплывет вместе с ним в небеса.
– Зачем все это? – спросил он с тоской.
– Что именно?
– Ну… астроцерковь… служба в скафандре… записочки…
Так, подумал пастырь, третий диспут за день.
– Ну что же делать! – с подкупающей мальчишеской улыбкой сказала он. – Что делать, если душа моя с детства стремилась и к звездам, и к Господу! Но к звездам… – Тут легкая скорбь обозначилась на красивом лице пастыря. – К звездам мне не попасть… Повышенное кровяное давление.
– А если бы попали? – с неожиданным интересом спросил человек.
– Когда-то я мечтал отслужить молебен на орбите, – задумчиво сообщил пастырь.
После этих слов человек откровенно расстроился.
– Не понимаю… – пробормотал он с прежней тоской в голосе. – Не понимаю…
Пора начинать, решил пастырь.
– Человечество переживает расцвет технологии, – проникновенно проговорил он. – Но последствия его будут страшны, если он не будет сопровождаться расцветом веры. Вот вы мне поставили в вину, что я служу обедню в скафандре… А вы бы посмотрели, сколько мальчишек прилипает к иллюминаторам снаружи, когда внутри идет служба! Вы бы посмотрели на их лица… Разумеется, я понимаю, что их пока интересует только скафандр, и все же слово «космос» для них теперь неразрывно связано с именем Христа. И когда они сами шагнут в пространство…
– Вы – язычник, – угрюмо сказал посетитель.
– Язычник? – без тени замешательства переспросил пастырь. – Что ж… Христианству всегда были свойственны те или иные элементы язычества. Пожалуй, нет и не было церкви, свободной от них совершенно. Иконы, например. Чем не язычество?.. В давние времена вера выступала рука об руку с искусством – и вспомните, к какому расцвету искусства это привело! И если теперь вера выступит рука об руку с наукой…
– Да вы уже выступили, – проворчал посетитель. – Вы уже договорились до того, что Христос был пришельцем из космоса…
– Неправда! – запротестовал пастырь. – Журналисты исказили мои слова! Это была метафора…
– Хорошо, а записочки? – перебил посетитель. Он явно шел в наступление. – Откуда вообще эта дикая мысль, что молитва, поднятая на орбиту, дойдет до Господа быстрее?
– Разумеется, это суеверие, – согласился пастырь. – Для Бога, разумеется, все едино. Но люди верят в это!
– Так! – сказал посетитель, обрадовавшись. – Следовательно, вы сами признаете, что делаете это не для Господа, а для людей?
– Да, для людей, – с достоинством ответил пастырь. – Для людей, дабы в конечном счете привести их к Господу. Так что не ищите в моих словах противоречия. Вы его не найдете.
– Но они идут к Господу, как в банк за ссудой! – закричал посетитель. – О чем они просят Его в своих записочках! О чем они пишут в них!..
– Этого не знаю даже я, – резонно заметил пастырь. – Это известно лишь им да Господу.
– А разве так уж трудно догдаться, о чем может просить Господа человек, которому некуда девать деньги? – весьма удачно парировал посетитель. – Ваша паства! Это же сплошь состоятельные люди! Те, у кого достает денег и глупости, чтобы оплатить выброс в космос всей этой… бумаги.
– Вы кощунствуете, – сказал пастырь. Лицо его отвердело и стало прекрасным – как на рекламном щите при дороге.
Посетитель вскинул и тут же опустил темные глаза, в которых пастырь успел, однако, прочесть непонятный ему испуг.
– Опять… – беспомощно проговорил человек. – Опять это слово…
Надо полагать, обвинение в кощунстве предъявлялось ему не впервые.
– Да поймите же! – Пытаясь сгладить излишнюю резкость, пастырь проговорил это почти умоляюще. – Элитарность астроцеркви беспокоит меня так же, как и вас. Но рано или поздно все образуется: стоимость полетов в космос уменьшится, благосостояние, напротив, возрастет, и недалек тот час, когда двери храма будут открыты для всех.
Посетитель молчал. Потом неловко поднялся с противоперегрузочного кресла.
– Простите… – сдавленно сказал он, все еще пряча глаза. – Конечно, мне не следовало приходить. Просто я подумал… ну что же это… ну куда еще дальше…