Наталья Егорова - Хорошая история
Толпа трехмерных моделек на беговой дорожке: спотыкаются, задыхаются, отхлебывают воду из пластиковых бутылок. Я едва не расхохотался, представив эту картину.
– И что же, он... вы... бежали?
– Да.
* * *
С утра он чувствовал себя неважно. Свербило в носу, и шею противно ломило: застудил, что ли?
Жозефина летала по дому, как на крыльях, всех разговоров только и было, что про кружево на свадебном платье, да какие цветы лучше подойдут на корсаж, да стоит ли ехать к морю - кидать на счастье монетки в волну...
Отмалчивался.
Представлял будущих родственников: поджатые губы, снисходительные взгляды, слова, процеженные с высоты трех поколений тех, о ком пишут в иллюстрированных журналах. Отчего Жозефина не положила глаз на обычного парня - инженера какого-нибудь или пилота аэрокара?
Ему же просто хочется, чтобы девочка была счастлива.
– Пап, не видел, куда мы шляпу положили?
Волнуется.
Людмила вышла проводить: горькие линии обозначились возле рта.
– Не нравится мне свадьба эта, - шепнула.
Поцеловал жену в седеющую макушку, вдохнул теплый травяной аромат ее волос. Шагнул в утреннюю сырость.
На старте собралось человек пятьдесят - настоящих. Оживленно переговаривались, шутили. Заключали пари.
Знакомых почти никого: за семь лет успели зафиксироваться или просто ушли из спорта. Ему кивали, но не подходили. Подумаешь, виртуал, явившийся во плоти.
Женька чувствовал себя заключенным в невидимую клетку. Разминался машинально, мышцы сами вспоминали последовательность движений. А сладкое чувство возвращения - не приходило.
Была дорожка, полсотни незнакомых лиц. Была необходимость добежать. А вот такого, чтобы "наконец-то вернулся" - этого не было ни капли.
Вызвали на старт.
Он долго, основательно приклеивал к лицу маску. Теперь, через семь лет, это была не плохо подогнанная конструкция на резинках, хлопающая на бегу по щекам, а почти невесомая пленка, стягивающая кожу словно воском.
Пока на маску давали обычный вид. Только над головой вертелась сложная проволочная модель для настройки.
– Легенда, привет, - донеслось из наушников. Женька невольно обрадовался: сегодня дежурил Мишель. - А медицинскую раскладку ты все-таки подчистил...
– Ну, подчистил.
Сейчас было легко признаваться.
– Готов? - преувеличенно бодрый голос скрывает беспокойство. - Хочешь, дам тебе картинку с пальмами? Или побежишь по облакам, а?
– Не надо.
– Ну, как знаешь, тогда даю стандарт.
Изображение мигнуло, дорожка расплылась под ногами в грязное пятно. И вот серое полимерное покрытие сменилось мелким щебнем, выросли по обочине пихты. Народу на старте прибавилось, замелькали знакомые физиономии - чемпионы прошлых лет, сосредоточенные, целеустремленные.
С ними можно побеседовать. Они даже умеют шутить.
Женька почувствовал легкое отвращение, представив своего виртуала: такого же гладенького, с просчитанной индивидуальной реакцией на раздражители. Даже замутило слегка.
Все-таки он здорово не в форме.
Старт.
Здоровенный белобрысый Славич ушел вперед: он всегда сразу брал чуть ли не спринтерский темп. И всегда выдыхался на последних километрах. А вон этот худой, чернявый... как же его фамилия? Седых? Худых? как-то так. Он однажды толкнул Женьку почти на финише: не нарочно, их обоих водило тогда из стороны в сторону, жара стояла неимоверная. Но оба добежали, помнится.
Лица - знакомые, незнакомые, живые и призраки живых. Тянется дорожка в хвойном лесу, падает на щеку солнечный луч, и не поймешь - настоящий или прорисованный.
Следить за дыханием. Главное, следить за дыханием.
Еще воды. Неподъемно тяжелые ступни. Кажется, остановись - и съежишься пустой оболочкой, впитаешься в покрытие дорожки.
Не думать. Не чувствовать. Дышать. Вода падает в желудок твердыми стеклянными шарами. Только не останавливаться.
На двадцать пятом километре подумал, что не добежит. Испугался и разозлился одновременно: стиснул зубы, выровнял дыхание и прибавил темп. Он не мог позволить себе сойти с дистанции. Он должен.
И тут он увидел призрака.
Вначале показалось: пот заливает ресницы, поэтому так странно расплывается фигура. Сморгнул, зажмурился на секунду, но видение не изменилось. Серый, будто нарисованный человек размеренно бежит по усыпанной хвоей дорожке.
Вот и еще один серый, "39" на майке. А тот, что человек рядом выглядит нормально, не размывается в бледную муть.
– Мишель, - процедил он сквозь зубы, - что с картинкой?
– Нормально все... сейчас проверю. Да нет, нормально все, а что?
– Так...
Блеклые - это виртуалы. Настоящие, напротив, стали резче, почти до боли реальными. Сосны вдоль дорожки голубовато застекленели, зарябили в глазах, и будто бы потянуло с обочины полынной горечью.
– Жень, Жень, ты как там? - встревоженно позвал Мишель. - Тебя водит.
– Все в порядке, - слова долетели издалека, как будто отвечал не он.
Дорожка обогнула скалу, словно из детских кубиков напластованную; раскрылся впереди обрывистый берег, едва не под ноги накатила с шумом волна.
Стеклянная волна на серый берег.
Женька опустил глаза: на майке была видна каждая ниточка, каждая крупинка грязи на кроссовках. Мельчайшие волоски и поры на руках, все до одной жилки просвечивали сквозь кожу.
Реальность ускользала, растворялась в басовитом гуле, идущем, казалось, из самой земли.
Стало легко. Так легко, словно и не было за плечами почти двух часов изнуряющего бега. Невесомо касаясь земли, будто и впрямь бежал по облакам, несся он над дорожкой. И в тот миг, когда видимое стало резким настолько, что заболели глаза, открылись в воздухе золотые врата, прорезав неровной щелью ткань мироздания. Засияли, ослепили яростным светом, вырывающимся сквозь прореху в реальности.
Казалось, только шагни - и мир перевернется.
Из неведомой дали отрывисто и тонко кричал Мишель. Ни единого слова было не разобрать, только тревога билась в уши, и он улыбнулся. У него все хорошо.
Мелькали, проносясь мимо, бледные тени былых победителей и яркие, как мазки импрессиониста, будущие чемпионы, билась в нарисованный берег ненастоящая волна. Ткань вселенной трещала по швам, и, очарованный, затаивший дыхание в мистическом восторге, Женька Таран шагнул в свет...
* * *
– И что?
– Я проиграл, - всем животом вздохнул Толстяк. - Просто не добежал. Потерял ориентацию - гипонатриемия, такое бывает, если во время марафона пьешь слишком много воды... Наблюдатель просигналил, когда я упал, меня подобрали... На тридцать девятом километре. Я сделал все, что мог, просто этого оказалось мало.
