Михаил Грешнов - Тамала
Никто, говорит легенда, не горевал и не плакал - усмотрели в том волю плодоносящей степи. А скалу, камень, поглотивший ханскую дочь, стали считать живым и подносили ему в дар цветы и яркие лоскуты тканей - одежду для девушки.
Проходило время, проходили по степи племена и народы, было забыто место погребения Баир-хана. А легенда жила, и каждому народу хотелось, чтобы каменьпамятник принадлежал ему. Так появилось много камней, которые стали считать живыми. Им поклонялись, их украшали, и постепенно это стало обычаем.
- Теперь обычай забыт, - окончила Тамала рассказ. - А тебе смешно или не смешно, я считаю камни живыми. Может, ханская дочь в одном из этих камней, среди которых мы ходим и разговариваем. Поэтому мне боязно.
- Это уж слишком... - заметил Владимир.
Но слова прозвучали неуверенно. Кажется, подобное было с ним вчера, когда отложил инструмент после того, как не вышла коленная чашечка. Бросить работу, подумал. Не бросил. Но ему, Владимиру, возле камня было не по себе..
- Поверье о живом камне есть и в нашей степи, - заговорила Тамала. - Но хватит об этом! - тут же засмеялась она. Как по-хакасски золотой вечер? - Учила Владимира местному языку, и Владимир, к ее удовлетворению, был способным учеником. - Как будет река, звезда?..
Болтая, они вернулись домой.
О неудаче с коленной чашечкой статуи Владимир Тамале не рассказал. Почему - сам себе не ответил бы.
На следующий день Тамала уехала.
А чашечка и на втором колене, как ни старался Владимир, получилась опять не такая.
Прошелся по коридору, посмотрел на статую издали. Были намечены плечи, ноги. Голова еще в камне. И вдруг Владимир почувствовал робость: чья это голова? Нелепый вопрос. Но, возникнув, он уже не уходил: чья?..
- Тамала! - позвал Владимир - непроизвольно, имя выплыло из подсознания. Но обращено было к статуе. Владимир не мог сказать, почему - может, в смятении, которое охватило его. Тамала!.. - повторил он и тут же пришел в себя: что со мной?.. Вспомнил разговор на реке: профессор прислушивался к камню... На миг его потянуло - прижаться, послушать. Встряхнул головой: что это я?
Поднял резец, молоток.
- Выправлю! - нагнулся к коленной чашечке, ударил сильнее.
Сколок отслоился, но не упал - шелохнулся на чем-то упругом. Владимир поддел его ногтем, как яичную скорлупу, потянул к себе. Обнажилась человеческая живая кожа.
Секунду Владимир глядел на смуглое пятнышко, перевел взгляд на голову статуи. Ему захотелось встать и уйти из галереи.
Он не ушел. Все последующие дни он удар за ударом снимал камень с чего-то непостижимого, но живого.
А когда закончил работу - оставалось только открепить ступни статуи от каменного подстава, - перед ним оказалась девушка: прекрасная, холодная, но живая.
Все в ней было прекрасным: руки, плечи, шея, одеяние из упругого шелка. Веки, казалось, случайно закрытые, - теплые, вот-вот раскроются, и это больше всего поразило Владимира. Тело холодное, твердое, не чувствовалось дыхания, биения сердца, но веки - теплее, вот-вот раскроются. Может быть, у нее глубокий сон? Разбудить ее?..
- Кто ты? - спросил негромко Владимир.
В ответ - молчание.
- Отзовись!
Наверно, спрашивать было не время.
Жил Владимир здесь же, в стеклянной клетке: стол, два табурета, кровать в углу. Обедал в другой половине дома с молчаливой хозяйкой, матерью Тамалы. Других знакомств у него в поселке не было. Вересный не отлучался из городка - до затмения оставались считанные часы. Тамала приедет после затмения, ей интересно взглянуть на солнце через астрономическую трубу. В последний приезд она предлагала Владимиру ехать с ней: "Поглядим - вместе". Владимир отказался из-за работы над статуей. Тамала закоптила ему стекло и уехала. Владимиру не с кем было поговорить. Даже если бы он захотел поговорить - никто из астрономов не оторвался бы от работы, момента, которого ученые ждут годами.
Владимир был предоставлен себе.
Статуя лицом стояла к двери. Дверь Владимир не закрывал ни днем ни ночью. Четыре ступени из галереи вели в сад. Ступени были пологими, Владимир перешагивал их через одну.
Девушка спала. Камень, от которого ее освободил Владимир, не вынесен из галереи - Владимир собрал его у ног статуи в груду. Камень надо будет исследовать. Не это, однако, заботит его сейчас. Владимир полон тревоги и ожидания. Статуя проснется. Не будет же она вечно спящей!
Но день проходит. Прошел. Село солнце. Владимир прилег на кровать. Не спит - прислушивается. Поселок замер, смолкли собаки. Где-то поухал филин и улетел, кажется, за реку.
Часы на столе, но Владимир не решается подойти к ним, посмотреть время. Он ждет. Как это будет, когда статуя оживет? И что потом - завтра?..
За стеклами в саду ветер. Шумит листва. Время тянется, тянется. Подкрался сон.
Был он недолгим. Разбудил Владимира звук шагов, скрип половицы. Владимир поднял голову. Статуя шла к двери. Подошла к порогу. Четыре шага по ступенькам - и дальше она в саду. Владимир поднялся и пошел вслед.
Девушка стояла среди кустов смородины. Владимир подошел к ней.
- Почему все не так? - спросила она.
- Что не так? - отозвался Владимир.
- Нет костров. Только звезды.
- Звезды были всегда, - ответил Владимир.
- А где кочевье, стан?
- Этого уже нет, - сказал Владимир.
- Куда все делось?..
- Ушло, - ответил Владимир. - Все уходит.
Девушка повернулась к нему. Глаза ее были глубокими, темными. Владимир ничего не рассмотрел в них. Может, не понял. Потом она обернулась к степи:
- Хочу туда.
Восток посветлел. Поднялся золотой горб, и, словно вытолкнутая кем-то сильным, нетерпеливым, над горизонтом взмыла луна. Обозначились горы - далекие, смутные, как облака.
- Наши горы! - воскликнула девушка. - Но где люди?
Владимир молчал.
- Боюсь,.. - говорит она и, не оглядываясь, уходит в дом.
Владимир делает шаг за ней, останавливается. Тоже чувствует страх. И ту же раздвоенность: что происходит? Странный, невероятный сон?..
И почему он в саду? Владимир ощущает ветер, ночную прохладу. Ветер - это хорошо, думает он, приду в себя!.. Но разговор... Возможно ли это? Владимир подставляет разгоряченное лицо ветру. Он себя загипнотизировал. Сколько дней наедине со статуей...
Наверно, час Владимир стоит в саду, стараясь убедить себя, что ничего не было - все сон. И не решается войти в галерею. Вдруг статуя ждет его?..
Все-таки он возвращается. Статуя на месте, такая же неподвижная. Владимир облегченно вздыхает.
Проходит в свой угол, ложится.
Сон к нему не идет. Да он и не спал; сердце у него холодеет: непокорный резец, пятнышко кожи под отслоившимся камнем, только что разговор в саду... - все это было! И все бред. Та же неуверенность овладевает Владимиром. Хочется встать и бежать прочь.
