Роберт Силверберг - Железная звезда
— …Непрерывный, за исключением ограниченного количества ограниченных разрывов в интервале от пи до пи в…
— Хватит! — воскликнул я. — Что происходит?
Новая волна голосов. Я снова заставил их успокоиться и повторил вопрос, на этот раз адресовав его конкретно Бьернсену.
— Анализ закончен, — ответил он.
— И?
— Понимаешь, это только предположения, но 1 лавный мозг редко ошибается в своих предположениях. Судя по всему, они хотят, чтобы мы связались с ними по радио на определенной волне и говорили бы что угодно, а они в это время подключат нечто вроде анализатора языка, способного «выучить» человеческую речь и в дальнейшем служить переводчиком.
— Именно это, по мнению Главного мозга, они и говорят?
— Такова наиболее правдоподобная расшифровка семантических образцов их передачи, — ответил Бьернсен.
Мне стало не по себе. У пришельцев есть обучаемый анализатор чужого языка? У нас ничего подобного нет. Главный мозг — очень умный компьютер, и если он считает, что правильно расшифровал входящее сообщение, то так, скорее всего, и есть. Потрясающее достижение — взять кучу соединенных инопланетным разумом нулей и единиц и извлечь из них смысл.
Однако даже Главный мозг не в силах понять неизвестный язык. У нас нет никакой техники, способной это сделать. Сообщение пришельцев наверняка задумано таким образом, чтобы его можно было легко прочесть: скорее всего, это компьютерный эквивалент пиктографического письма. Любая раса, осуществляющая полеты к звездам, должна иметь достаточно мощный компьютер, умеющий уловить суть такого рода сообщения; так и произошло. Дальше этого, однако, мы пойти не можем. Если бы энтропия чужеземного сообщения — то есть все неожиданности и непредсказуемость семантического содержания — поднялась хотя бы чуть-чуть выше уровня пиктографического письма, Главный мозг оказался бы бессилен. Компьютер, знающий французский, сумеет расшифровать испанский. Может быть, греческий. Но китайский? Маловероятно. А чужеземный язык? Даже если языки возникают на основе логики, в дальнейшем своем развитии они ее не придерживаются. И когда основополагающие грамматические посылки компилируются существами, чья нервная система организована совершенно иначе, чем у нас… ну, идея расшифровки кажется безнадежной.
Тем не менее наш компьютер сказал, что их компьютер готов проанализировать нашу речь и сделать перевод. Это устрашало.
С другой стороны, если мы не сможем вступить в диалог с ними, то так и не узнаем, что они здесь делают и какую угрозу для нас представляют — если вообще представляют. Делая свой язык доступным для них, мы, возможно, предоставляем им некоторое преимущество, однако я не был в этом уверен и решил, что стоит рискнуть.
Тут меня осенило, что я могу заручиться кое-какой поддержкой. Я больше десяти лет командовал космическими кораблями самых разных компаний и хорошо знал протокол. Вы поступаете так, как считаете правильным, но в сложной ситуации не обязаны действовать самостоятельно, если есть возможность обратиться за помощью.
— Свяжись с руководством компании, — сказал я Бьернсену.
Это не столько научная проблема, сколько политическая. Ученые, скорее всего, будут рваться вперед, чтобы установить контакт. Но я хотел услышать мнение людей из «Тошибы» и людей из «Ай-би-эм» и военных. Мы соберем их вместе, я обрисую им ситуацию и попрошу принять решение на основе общего мнения. Пусть поломают головы.
Мнения сразу разошлись. Людей из «Тошибы» пришельцы пугали до дрожи.
— Мы должны быть крайне осторожны, — сказала Накамура.
— Осторожность, да, это прежде всего, — добавил ее всегдашний сторонник Наги-Сабо. — Здесь может крыться опасность для Земли. Мы не знаем ни целей, ни мотивов этих существ. Избегайте всякого контакта с ними.
Накамура пошла еще дальше.
— Вы должны немедленно покинуть этот район, — заявила она, — и вернуться на Землю за дополнительными инструкциями.
Все эти заявления вызвали горячее сопротивление Йоргенсена и Каллиотиса, людей из «Ай-би-эм». Они признавали необходимость проявлять осторожность, но упорно настаивали на продолжении миссии и горой стояли за контакт с чужим кораблем. Не исключено, что у них уже мелькнула мысль о маркетинговых перспективах инопланетян. Хотя, может быть, я несправедлив к ним. Может быть.
Мнения военных практически поровну разделились между этими двумя полюсами. Двое из них, педанты и карьеристы, выступали за гарантированно безопасные действия и настаивали, чтобы мы как можно быстрее убрались оттуда. Другие двое, герои типа «волков бояться, в лес не ходить», решительно защищали идею контакта — и плевать на риск.
Совершенно очевидно, что консенсусом тут и не пахло. Стало ясно, что решение придется принимать мне.
По натуре я человек осторожный и потому был готов присоединиться к Накамуре в пользу немедленного ухода отсюда. Но… такое решение заставило взвыть живущего во мне древнего хладнокровного индейца-сиу. Тем не менее окончательно меня убедил аргумент Брюса Вильямсона — одного из самых отчаянных вояк. Он сказал, что, если мы подожмем хвост и удерем домой, не установив контакта, пришельцы воспримут это иди как враждебность, или как глупость, но в любом случае смогут прицепить к нам «жучок» и отследить расположение нашей планеты.
— Подлинная осторожность, — заявил он, — состоит в том, чтобы попытаться выяснить, кто они такие, а уж потом думать, уходить или нет. Нельзя взять и сбежать, так же как нельзя проигнорировать их.
Я долго молчал, взвешивая все доводы.
— Ну? — спросил Бьернсен. — Что ты решаешь, Том?
— Пошлите им радиопередачу. Типа приветствие от имени Земли и ее обитателей. Добавьте к этому теплые пожелания от совета директоров «Ай-би-эм / Тошиба». А потом подождем и посмотрим.
Мы ждали. Довольно долго, надо сказать.
Два дня и еще немного. Мы вращались вокруг нейтронной звезды, они вращались вокруг нейтронной звезды, но никаких попыток связаться с нами не предпринимали. Мы посыпали им самые разные сообщения на самых разных частотах — в радиодиапазоне, в инфракрасной и ультрафиолетовой частях спектра, так что им хватало над чем работать.
«Возможно, их анализатор языка не так уж совершенен, — с надеждой говорил я себе. — Возможно, он надорвался, пытаясь расшифровать милые маленькие пакеты семантических данных, которые мы посылаем».
На третий день молчания я почувствовал беспокойство. Под наблюдением пришельцев мы не могли заниматься тем, ради чего сюда прибыли. Люди из «Тошибы» — сверхосторожная фракция — нервничали все больше и больше. Представители «Ай-би-эм» тоже задергались. Я спрашивал себя, прав ли был, отказавшись от политики «никаких контактов». Хотя наши контролирующие компании никогда всерьез не рассчитывали, что мы столкнемся с пришельцами, в инструкциях такая возможность предусматривалась. В частности, там говорилось: оказавшись под наблюдением пришельцев, мы должны свести свои действия к минимуму. Однако отзывать сообщения было уже поздно, и я еще горел желанием узнать, что произойдет дальше. Поэтому мы наблюдали и ждали, а потом ждали и наблюдали, снова и снова облетая нейтронную звезду.
