Филип Дик - Что сказали мертвецы
– Понятно, – кивнул Герб. – Что ж, не возражаю. Давайте сюда мистера Сараписа, мы его мигом воскресим.
– Холодно тут у вас, – заметил Бэфут. – Холодней, чем в зале.
– Да, мистер Бэфут, вы правы, – согласился Герб.
Грузчики выкатили гроб на платформу. Мельком взглянув на мертвеца – крупного, серолицего, – Герб подумал: «Типичный старый пират. Все-таки хорошо, что он умер. Всем стало легче, хоть он и слыл благодетелем. Да и кому в наше время нужна милостыня, тем более от него...»
Разумеется, он не стал делиться этими мыслями с Бэфутом, а молча повернулся и пошел в подготовленную для Сараписа комнату.
– Через пятнадцать минут он заговорит, – пообещал Герб проявлявшему нетерпение Бэфуту. – Не беспокойтесь, на этой стадии у нас не бывало сбоев. В начале послежизни остаточный электрический заряд, как правило, очень устойчив.
– Давайте об этом позже, – проворчал Бэфут. – Если возникнут технические проблемы.
– Почему он так спешит с возвращением? – спросил Герб.
Бэфут промолчал, поморщившись.
– Извините. – Герб снова склонился над гробом и стал возиться с проводами, надежно прикрепленными к катодным клеммам. – При сверхнизких температурах электрический ток идет практически беспрепятственно, – привычно объяснял он. – При минус ста пятидесяти сопротивление почти нулевое. Поэтому сейчас мы услышим четкий и громкий сигнал, – заключил он, ставя на место колпачок анода и демонстративно включая усилитель.
Слабый гул. И ничего больше.
– Ну? – буркнул Бэфут.
– Сейчас проверю, – растерянно промямлил Герб.
– Вот что, – тихо произнес Бэфут, – если, не дай Бог... – продолжать не было необходимости – Герб знал, чем ему грозит неудача с оживлением Сараписа.
– Он хочет участвовать в национальном съезде демократов-республиканцев? – спросил Герб.
Съезд должен был начаться в Кливленде через месяц. В прошлом Сарапис весьма активно участвовал в закулисной деятельности политических группировок, как демократо-республиканской, так и либеральной. Поговаривали, что в последней кампании демократо-республиканец Альфонс Гэм был его ставленником. Красивый, элегантный Гэм имел все шансы на победу, но удача оказалась не на его стороне.
– Ну? – поторопил Бэфут. – Что, еще не слыхать?
– М-м... похоже... – начал Герб.
– Понятно. – У Бэфута было мрачное лицо. – Если через десять минут он не заговорит, я свяжусь с мистером Сен-Сиром, и мы заберем его отсюда, а вас привлечем к суду за преступную небрежность.
– Я делаю, что могу. – Герб вспотел, пока возился с гробом. – Мистер Бэфут, учтите, трупы замораживаем не мы. Может быть, тут не наша вина...
Сквозь ровный гул прорвалось потрескивание статики.
– Это что-нибудь значит? – спросил Бэфут.
– Нет, – поспешно ответил Герб. На самом деле это было дурным признаком.
– Продолжайте, – бросил Бэфут. Он напрасно взял такой тон – Герберт Шенхайт фон Фогельзанг и так мобилизовал все свои силы, знания и многолетний профессиональный опыт. Но безуспешно – Луис Сарапис безмолвствовал.
«Ничего у меня не выйдет, – со страхом осознал Герб. – И непонятно почему. Что стряслось? Такой важный клиент – и такой прокол!»
Он возился с проводами, не решаясь поднять глаза на Бэфута.
Оуэн Ангресс, главный инженер радиотелескопа, установленного в кратере Кеннеди на темной стороне Луны, обнаружил, что вверенная ему аппаратура зарегистрировала загадочный сигнал, посланный со стороны Проксимы, а точнее – из точки, находящейся в одной световой неделе от Солнечной системы. Прежде этот район не представлял интереса для Комиссии ООН по космическим связям, но то явление, с которым столкнулся Оуэн Ангресс, было из ряда вон выходящим.
Он услышал человеческий голос, усиленный огромной антенной телескопа.
– ...Наверное, стоит попробовать, – заявил голос. – Если я их знаю, а я думаю, что знаю. Взять хотя бы Джонни. Он опустится, если я не буду за ним приглядывать, зато он не такой пройдоха, как Сен-Сир. Предположим, я смогу... – Голос вдруг смолк.
«Что это?» – подумал ошарашенный Ангресс. И добавил шепотом:
– В одной пятьдесят второй светового года?
Он нарисовал на карте кружок. Ничего. Всего-навсего пылевые облака. Откуда же сигнал? Может быть, ретранслирован радиопередатчиком, находящимся где-нибудь поблизости? Или это просто эхо? Или компьютер неверно установил координаты? Да, скорее всего, это ошибка компьютера, нельзя же допустить, что некий индивидуум сидит у передатчика за пределами Солнечной системы и рассуждает вслух. Абсурд!
«Сообщу-ка я об этом Уайткофу и советской Академии Наук, – решил Ангресс. Уайткоф временно был назначен его руководителем; на следующий месяц его сменит Джемисон из МТИ.
– А может, это корабль дальнего плавания?
В этот миг голос снова просочился сквозь пространство:
– ...А Гэм – олух, продул выборы. Знает теперь, как нужно было поступить, – да уж поздно. Эге! – Мысли побежали быстрей, слова зазвучали отчетливее. – Я возвращаюсь? Прекрасно, самое время. Джонни, это ты?
Ангресс схватил телефонную трубку и набрал код Советского Союза.
– Говори, Джонни, – жалобно требовал голос. – Не молчи, сынок! У меня столько всего в голове накопилось – не терпится рассказать. Надеюсь, съезд еще не начался? Тут абсолютно не чувствуешь времени, не видишь ничего и не слышишь. Погоди, вот попадешь сюда, тогда узнаешь... – Голос снова затих.
– Феномен, как сказал бы Уайткоф, – заключил Ангресс.
2
Вечером в телевизионных новостях рассказывали об открытии, сделанном с помощью лунного радиотелескопа. Но Клод Сен-Сир не слушал диктора – он принимал гостей.
– Да, – говорил он Гертруде Харви, – как это ни смешно, но я собственной рукой написал завещание, внеся в него и тот пункт, по которому с момента смерти Луиса, несмотря на все мои заслуги, автоматически считаюсь уволенным. Я скажу вам, почему Луис так поступил: из-за своих параноидальных подозрений. Втемяшил себе в голову, что этот пункт застрахует его от... – Он помолчал, отмеривая и переливая в бокал с джином порцию сухого вина. – От преждевременной гибели.
Клод ухмыльнулся. Гертруда, в несколько картинной позе сидевшая на диване рядом с мужем, улыбнулась в ответ.
– Немногим это ему помогло, – задумчиво произнес Фил Харви.
– Черт! – выругался Сен-Сир. – Я не виноват в его смерти. Это эмболия – комок жира, как пробка в бутылочном горлышке. – Он засмеялся: понравилось сравнение. – У природы свои средства...
– Погоди! – перебила Гертруда. – Тут что-то интересное говорят.
Она подошла к телевизору и опустилась на корточки.
– А! Наверное, это Кент Маргрэйв, олух царя небесного, – с усмешкой предположил Сен-Сир. – Очередная выдающаяся речь.
