Михаил ЕМЦЕВ - Летящие сквозь мгновение
Таким образом, речь идет о преступлении перед человечностью и грубом злоупотреблении властью. Администрации «Африкандер Миннерс» и государственным чиновникам одинаково хорошо известно, что работа в радиоактивных шахтах представляет собой медленное убийство. Поэтому все операции по «набору» рабочих на шахты Южного Бушвельда были окружены глубокой тайной. Однако вашему корреспонденту удалось проникнуть за кулисы преступного заговора. В частности, стало известно, что полицией уже произведены первые аресты. Так, в резервате Иствуд без каких бы то ни было оснований арестовано сорок шесть человек. Среди них рабочие сталелитейного завода Виллиам Йориш и Хенрик Хальс, которые уже были ранее осуждены на различные сроки за выступления против политики апартеида, всем этим людям угрожает смерть. Общественность должна поднять энергичный голос протеста и потребовать правительственного расследования всей этой грязной истории.
Слухи о южнобушвельдских шахтах просочились и в биржевые круги. Много различных толков вызвало то обстоятельство, что некто П.Брейген приобрел на значительную сумму акций «Африкандер Миннерс», которые последнее время стоили довольно низко. Это невольно наводит на мысль, что кое-кто отнюдь не бескорыстно содействует гнусной афере.
Вот какие дела творятся в благословенной тишине преторийских ночей. Необходим беспощадный луч света. Мы должны потребовать гласности.
Р. Мэллори.
Оно настигло Дика Мэллори в закрытом европейском клубе «Бритиш лиг», где он тихо и мирно пил имбирное пиво. Оппозиционная газетка «Йоханнесбург ньюс» напечатала его корреспонденцию через сутки после подписания плана разработок урана, в тот же день, когда полиция начала производить аресты, и за полчаса до того, как Питер Брейген отправился продавать акции «Африкандер Миннерс», чтобы положить разницу курсов в карман. Ведь Питер знал, что акции начнут падать. Он играл не только на повышение.
2
Александр МИРЕР
В том же клубе, в малой гостиной, Дик Мэллори сидел и сутки спустя, когда слуга доложил полушепотом:
— К вам джентльмен, сэр…
Дик наклонил голову — просите. Он знал свое будущее, и ему было совсем все равно, как в окопах под выгоревшим пустынным небом и под «юнкерсами», падающими в пике над белыми лесками. Пусть приходит этот джентльмен, ему все равно.
— Это вы зря, Мэллори.
Посетитель смотрел на него, раскуривая трубку, — лицо жесткое и нервное, ворот нараспашку, брюки измяты. Дик лениво изумился; какой же ты убийца, парень, ты ж интеллигент…
— Что зря? — спросил Дик.
— Отпеваете себя напрасно. А меня зовут Йен Роберт Абрахамс, физик.
— Вот оно что, физик, — пробормотал Дик и снова уставился в стакан. Давно я не видал живого физика…
Он еще смотрел, как прыгают пузырьки в стакане с ледяным пивом, и вдруг понял — физик что-то знает.
— Говорите, напрасно себя отпеваю? Не из одной ли мы команды, мистер Абрахамс?
— Наконец-то, — сказал Абрахамс. — Меня зовут Йен.
— Годится, — с удовольствием сказал Дик. — Значит, Йен. Давно с вами это? — он пошевелил пальцами перед глазами.
— Сутки. Я понял по вашей статье, в чем дело, и думаю, что есть еще несколько таких, вроде нас с вами.
Вроде нас с вами… Дик видел, как через густую марлю, что неспроста убийцы из «Африкандер Миннерс» протирают линзы лучеметов. Неспроста они кинулись по его следу и ждут за газетным киоском, а машина проскочит в двух дюймах от его обугленной головы, а полисмен…
— Отлучится за сигаретами, — вслух закончил Йен. — Попал?
— Четко, четко, — сказал Дик.
Он дышал уже свободно, как будто налет кончился и самолеты набирали высоту, а он, кажется, живой, и опять закрутилась смутная мысль неспроста все это! Кто-то успел подсказать мерзавцам из «А.М.», что Ричард Мэллори стал особенно опасен.
— По-моему, — сказал Дик, — их навел кто-то из нашей команды. Но сию минуту его здесь нет.
Йен кивнул, разжигая трубку. Мэллори таращился на него, соображая еще одно: как это может быть, если он видел ясно, что выходит из клуба один-одинешенек. Для Йена в его видении не было места…
— Да, — проговорил Абрахамс, — в качестве варианта: вы не пробовали попросту пойти не в ту сторону? От киоска?
Мэллори быстро прикрыл глаза и увидел, что слева от клуба, на третьем этаже, чернеет открытое окно, и некто насвистывает вальсок, и стреляет лучом между «соль» и «фа», и уходит, насвистывая…
— Попробуйте черный ход, Дик. Через кухню.
Спустя секунду Мэллори вытер лоб и потянулся за пивом. Убийцы не подумали о черном ходе, — разве джентльмен пойдет через кухню?
— Вы молодчина, Дик. Я бы струсил на вашем месте.
— Спасибо. Я воевал в Египте. Но, Йен, значит, будущее не неизбежно?
— Когда как, — сказал Йен, и Мэллори его не понял.
…Они проскользнули черным ходом и благополучно сели в машину Абрахамса, и он начал свою лекцию «насчет как и когда». Они объяснялись между собой, наполовину угадывая мысли, и лишь наполовину — словами. Мысли угадывались наперед, как ходы в шахматной партии. С этого сравнения Абрахамс и начал: «Вы играете в шахматы? Хорошо. В дебюте вероятность каждого хода достаточно высока. Что? Вероятность? Я полагал, вы более интеллигентны. В дебюте меньше десяти ответов на каждый ход противника, а в миттельшпиле — сотня. Мы оказались в положении шахматистов, знающих безошибочно любой ход противника, причем не только в дебюте. Когда угодно. И всю цепь ходов до конца партии, и противника и своих. Но игра должна идти по известным нам правилам. Скажем, вы интеграла не возьмете. Я могу».
— Выход через черный ход был неплохим ходом, — скаламбурил Дик. Значит, мы видим липовое будущее?
— Мы видим то, что будет, если мы не сумели повернуть события по-своему.
Несколько минут Дик обдумывал все это. Жмурился, когда вечернее солнце вспыхивало на стеклах. Курил. Потом сказал:
— Если так, Йен, я бы попробовал прикончить «А.М.». Имею я на них зуб…
— Что же, я готов, — ответил Йен, — люблю опасные эксперименты. Но правила этой игры мне не известны.
…Ричард Мэллори не зря слыл грозой бизнесменов, не зря годами вел досье на членов правлений, его управляющих и прочих. Не зря «А.М.» решил с ним разделаться в конце-то концов! Покачиваясь на сиденье, Дик разыграл партию — будущее директоров «А.М.». Он видел, как директор Каульбах возвращается со спевки (хохферейн «Мотылек») и как будет потом. Он видел, как Александр Растерс, кавалер ордена Бани, выбирает новый лук из стеклопластика — о, это мужественная забава, мой друг, это для мужчин! — и он видел…
