Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств
Итак, «Сталкер»… Но что можно сказать об этом фильме, сказать так, чтобы голос мой не потонул в общем хоре восторженных (и уж конечно — не протестующих!) откликов? Для этого, наверное, нужно остановиться на моих собственных впечатлениях, оставшихся у меня после просмотра этой необыкновенно сильной и напряженной ленты, и на моих размышлениях, связанных с ней. Про основную мысль картины я уже говорил, но если попытаться припомнить наглядное, визуальное, так сказать, воплощение этой мысли, то на память мне прежде всего приходят кадры, постоянным лейтмотивом проходящие через всю ленту: это когда герои фильма отдыхают на берегу, а камера в это время бесшумно скользит вдоль мутных потоков воды, выхватывая постепенно один за другим осевшие, как вредная накипь, на дно разнообразные продукты земной цивилизации — автомат в буром облачке ржавчины, потускневшие, позеленевшие монеты, разбитый шприц, обрывок газеты. И все это недвижимо лежит на дне мелкой речки, медленно заносимое ленивыми струйками мути. Не нужно быть особенно догадливым, чтобы понять, что означают эти кадры, какие ассоциации они вызывают…
И потом, когда герои фильма шли через заброшенную, мертвую страну, а впереди были и заросшая густой дикой травой поляна с неподвижными, проржавевшими насквозь тушами некогда смертоносных танков, и заляпанная высохшей мерзостью подземная галерея, и комната, выход из которой вел в никуда, стоило только шагнуть сквозь сетку упругих водяных струй, — а я смотрел на экран и думал: а не придется ли и нам когда-то идти через эту боль, через эту грязь, через этот стылый ужас, и не только пройти, но и пронести через все это свою человеческую сущность и не запачкать ее?! Так что же это такое — на экране? Новоявленный катарсис? Или, может, апокалипсис? Или вообще черт знает что?.. Но ведь не в этом суть, не в поисках термина (любим же мы на все наклеивать этикетки!). Просто каждый кадр фильма многозначительно откровенен, каждый эпизод накладывает отпечаток, оттенок на душу, и все эти отпечатки, оттенки впечатлений накапливаются, перемежаются слоями, и когда выходишь из душного зала навстречу бьющему в лицо свежему ветерку, то ощущаешь, какую ношу, какую тяжесть уносишь ты от желтовато-коричневого экрана. Эту ношу можно сбросить с плеч, вот только станет ли от этого легче?!
Да, фильм, конечно, тяжелый для восприятия, но ведь он и не рассчитан на привыкшую, чтобы ее развлекали, публику. Это не суррогат, не конфетка, поданная на тарелочке массовому зрителю, это — настоящее искусство, к сожалению понятное пока немногим. Это вещь, которая может сделать человека и сильным, и слабым — вне зависимости от убеждений, которые он исповедует. Я с полной откровенностью могу заявить, что еще не видел лучшего фильма, снятого на фантастическую тему. Ни «Солярис» того же Тарковского, ни «Бегство мистера Мак-Кинли» — фильмы, несколько напоминающие эту ленту, — не смогли в свое время подняться до такого уровня. Впервые достичь такой высоты смог только «Сталкер». И тем обиднее такое прохладное отношение к нему кинопрокатных организаций…
Что же касается другого фильма, также снятого по Вашему сценарию, то о нем мне говорить, честно говоря, не хочется… Контраст был для меня тем разительнее, что я как раз накануне посмотрел «Сталкера». В общем, я был разочарован. Даже сравнивать этот фильм с повестью, послужившей ему основой, просто бессмысленно, настолько удалась повесть и настолько не удался фильм…»
Однако если со «Сталкером» я, в общем и целом, постепенно разобрался, и это с тех пор один из самых любимых моих фильмов, просмотренный уж и не знаю какое количество раз, то на «Отеле…» мои разочарования от экранизаций Стругацких, к сожалению, не закончились. До сих пор жив в памяти тот сильнейший облом, который в новогодний вечер 31 декабря 1981 года подарили мне «Чародеи» Константина Бромберга. Уж и не помню теперь, откуда я узнал, что в этот день состоится телевизионная премьера фильма, снятого по еще одной легендарной и любимейшей повести АБС «Понедельник начинается в субботу», но я об этом узнал и, предвкушая чудо, сбежал из ходившей ходуном предновогодней студенческой общаги в гости все к тому же Шелухину, у которого можно было посмотреть телевизор спокойно, ни на кого не отвлекаясь. А после того как фильм закончился (кажется, в тот день показали обе серии сразу же, подряд), я вернулся в общежитие пешком (неблизкий путь, однако) и в ту же ночь, благо была она новогодняя, набульбенился с горя до полного изумления. В принципе, о том, что фильм будет иметь мало общего с первоисточником, можно было догадаться еще из вступительных титров, где среди персонажей не обнаружилось ни Александра Привалова, ни профессора Выбегалло, ни Кристобаля Хозевича Хунты, однако надежда, как известно, умирает последней, и к тому же в титрах промелькнули все-таки и две знакомые фамилии — Киврина и Камноедова. Увы, надежда умерла очень быстро, уже к середине первой серии — искрометная сатирическая сказка о магах из НИИЧАВО оказалась на поверку не слишком смешным комедийным мюзиклом про административные интриги и перепутанные любовные треугольники в невразумительном институте НУИНУ, изобретавшем чудеса для сферы бытового обслуживания населения. Как известно, эта сфера в СССР была тогда настолько запущена, что только волшебники и могли ее спасти, наверное, так что в каком-то смысле фильм Бромберга даже можно было признать актуальным. Но и все равно — он был абсолютно не о том, о чем написали Стругацкие в своей повести… Правда, по прошествии лет я с «Чародеями» все-таки примирился, тем более что фильм, благодаря традиционным «новогодним» показам по телевизору, стал-таки любимым среди обычных зрителей, не фэнов, а две песни — «Три белых коня» и «Главное, чтобы костюмчик сидел» — заслуженно вошли в «золотой фонд» советских киношлягеров.
Три следующих фильма, снятых по братьям Стругацким в конце 80-х годов, в период «перестройки», я в кино уже не видел: время было бурное, я мотался по конвентам и семинарам, да и вообще — уже вовсю готовился к переезду из Севастополя в Ленинград, где мне предстояло превратить мой машинописный фэнзин «Оверсан» в «настоящий» журнал фантастики. Короче говоря, эти фильмы я посмотрел уже только в 90-е годы, на видеокассетах.
Любопытный факт — эти три ленты наглядно продемонстрировали на своем примере все три возможных подхода уважаемых господ фильммейкеров к экранизациям — и не только повестей братьев Стругацких, но и литературных произведений вообще.
Подход первый. Режиссер — царь и бог. Демиург, для которого литературный первоисточник становится лишь поводом для его, режиссера, собственного художественного высказывания об окружающем мире и о человечестве. Такие картины, как правило, попадают в разряд авторского кинематографа, для которого нынче изобретены такие термины, как «арт-хаус» и «фестивальное кино». Именно такой «якобы экранизацией» и был «Сталкер», справедливо считающийся сейчас одной из самых значительных кинокартин XX века.
