Кир Булычев - Перевал
— Они с Диком за грибами пошли.
— Я знаю, я их сам выпускал. Да ты не волнуйся. Если с Диком, то ничего не будет. Он прирожденный охотник.
Олег кивнул. В этих словах была обида, хотя Томас не хотел обижать Олега. Просто так получалось, что Дик надежнее, Дик охотник, а ты, Олег, не очень охотник. Как будто быть охотником — высшее достижение человечества.
— Я, конечно, понимаю, — улыбнулся вдруг Томас. Он опустил арбалет и прислонился спиной к столбу ограды. — Но это вопрос ситуации. В небольшом обществе, скажем, племени, подобном нашему, способности, к примеру математические, отступают на шаг по шкале ценностей по сравнением с умением убить медведя. Что несправедливо, но объяснимо.
Улыбка у Томаса была вежливая, тонкие длинные губы гнулись в углах, словно не помещались на лице, лицо было очень темным, все в глубоких морщинах, а глаза еще темнее лица. И белки желтые. У Томаса болела печень. И от этой болезни он стал совсем лысый. И еще у него были слабые легкие, и он часто кашлял. Но все равно Томас был вынослив и лучше всех знал дорогу к перевалу.
Томас вскинул арбалет и, не прицеливаясь, выпустил стрелу. Шакал не успел увернуться. Он выпал из кустов, словно кусты держали его на весу, а теперь выпустили. Он рухнул на луг и, дернувшись, затих.
— Выстрел мастера, — сказал Олег.
— Спасибо. Надо бы его поскорей оттащить. Пока воронье не налетело.
— Я притащу, — сказал Олег.
— Нет, — сказал Томас. — Он не один. Лучше сбегай за своим арбалетом. Если ребята будут возвращаться, им придется сквозь стаю идти. Сколько шакалов в стае?
— Я шесть штук ночью насчитал, — сказал Олег.
Черная пасть шакала была разинута, белая шерсть торчала вокруг, как иглы.
Олег повернулся было, чтобы бежать за арбалетом. И тут же его остановил свист Томаса. Свист громкий, в любом углу поселка слышно: Все на помощь!
Бежать обратно? Нет, лучше за арбалетом! Это одна минута.
— Что там? — Мать стояла в дверях. Он оттолкнул ее, схватил со стены арбалет, чуть не вырвал крюк. — Где стрелы? Под столом? Близнецы, что ли, утащили?
— Стрелы за плитой, — сказала мать. — Что случилось? Что-нибудь с Марьяной?
Старый выбежал с копьем. Он не умел стрелять из арбалета, да и как будешь с одной рукой? Олег обогнал Старого, тащил стрелу из колчана, хоть не стоило делать этого на ходу.
Вся малышня деревни неслась к изгороди.
— Назад! — крикнул им Олег грозным голосом, но никто его не послушался.
Рядом с Томасом уже стоял Сергеев, держа в руке большой лук. Мужчины напряженно прислушивались. Сергеев поднял руку без двух пальцев, приказывая тем, кто подбегали сзади, замереть.
И тогда из серой, ровной стены леса донесся крик. Человеческий крик. Крик был далекий, короткий, он прервался, и наступила бесконечная тишина, потому что ни одна душа в поселке не смела даже дышать. Даже младенцы в колыбели замолкли. И Олег представил, нет, увидел, как там, за стеной дождя и белесых стволов, в живом, дышащем, движущемся лесу, прижимаясь спиной к теплой и жгучей коре сосны, стоит Марьяна, а Дик, упав на колено, кровь хлещет из разорванной зубами шакала руки, старается перехватить копье…
— Старый! — крикнул Томас. — Борис! Останешься у изгороди. Олег, беги за нами.
У леса их догнала тетя Луиза с ее знаменитым тесаком, которым она в том году отогнала медведя. В другой руке она несла головешку. Тетя Луиза была большой, толстой и страшной женщиной — короткие седые космы во все стороны, балахон надулся колоколом. Даже деревья пугливо втягивали ветки и скручивали листья, потому что тетя Луиза была, как богиня мести, как злой дух, который зимой рычит в ущелье. И когда тетя Луиза споткнулась о лиану-хищницу, та, вместо того, чтобы схватить жертву щупальцами, метнулась к стволу и спряталась за него, как трусливая змея.
Томас так неожиданно остановился, что Сергеев чуть не налетел на него, и, сунув два пальца в рот, свистнул. Никто в деревне не умел так оглушительно свистеть.
Когда свист прервался, Олег понял, насколько затаился, испугался лес человеческого топота, человеческой тревоги и человеческого гнева. Только слышно было, как тяжело дышит грузная тетя Луиза.
— Сюда! — крикнула Марьяна. Голос ее прозвучал совсем близко. Она даже не крикнула, она позвала, как зовут с другого конца поселка. И потом, когда они побежали снова, Олег услышал голос Дика, вернее, рев, как звериный, и бешеное ухание шакала.
Олег метнулся в сторону, чтобы обогнать тетю Луизу, но перед ним возникла спина Сергеева, который не успел даже одеться, бежал в одной рубахе и кожаных штанах, без куртки.
Марьяна, как в видении Олега, стояла, прижавшись к мягкому белому стволу старой толстой сосны, который подался внутрь, будто старался оградить девушку. Но Дик не упал. Дик отбивался ножом от большого седого шакала, который увертывался от ударов, шипя и извиваясь. Еще один шакал корчился сбоку на земле, стрела в боку. И штук пять, не меньше, сидели в ряд в сторонке, будто зрители. У шакалов есть такая странная манера. Они не нападают скопом, а ждут. Если первый не справится с добычей, за дело принимается второй. И так пока не победят. Им друг друга не жалко. Они этого не понимают. Сергеев, когда вскрывал одного шакала, даже мозга у него не нашел.
Шакалы-зрители как по команде повернули морды к людям, которые ворвались на поляну. И Олегу показалось вдруг, что красные точки шакальих глаз смотрят на него с осуждением. Разве можно нападать всем вместе? Это же не по правилам.
Шакал, который все норовил выхватить, захватить зубами нож, вдруг повалился набок, из основания длинной шеи торчала стрела. Оказывается, Томас успел выстрелить, пока Олег разглядывал сцену на поляне. За ту секунду, пока Олег разглядывал, соображал, что к чему. А Дик словно ждал этого, тут же повернулся к остальным шакалам и бросился на них с копьем. А рядом с ним уже были Сергеев и тетя Луиза с тесаком и головешкой. И прежде чем шакалы поняли, что им надо бежать, двое из них валялись мертвыми, а остальные свернулись кольцами, чешуйчатые плоские хвосты концами на голые затылки, и покатились в чащу. И никто за ними не побежал. А Олег шагнул к Марьяне.
— С тобой ничего?
Марьяна плакала. Прижимала к груди шевелящийся мешок с грибами и горько плакала.
— Ну скажи, скажи!
— Меня перекати-поле изжалило, — плакала Марьяна. — Теперь я буду рябая.
— Жаль, что вы так быстро прибежали, — сказал Дик, вытирая кровь со щеки, — я только во вкус вошел.
— Не говори глупостей, — попросила тетя Луиза.
— Третий или четвертый тебя бы одолел, — изрек Сергеев.
По дороге к поселку Дика начало трясти — от шакальих зубов никому еще хорошо не бывало. Все сразу пошли в дом к Вайткусу. Сам Вайткус болел, лежал, а его жена Эгле достала из аптеки — ящика в углу — примочки и настой против шакальего яда, потом промыла рану Дика и велела ему спать. Марьяна хотела проводить Дика, но он отказался. Он не выносил собственной слабости. Через час-два лихорадка уляжется, а когда ему было больно и плохо, он не хотел, чтобы другие видели.
