Митчел Уилсон - Живи с молнией
- Нисколько, - не сразу ответил Фокс. Голос его звучал мягко. - Вы действительно физик.
- Дело вот в чем, - сказал Эрик. Он встал; глаза его теперь казались совсем черными. - Мне хочется, чтобы вы поняли, что значит для меня возможность быть здесь. Вы сказали, что мне будут предоставлены все условия. Мне не нужно всех условий. Я прошу только одного - оставить меня здесь, вот и все.
- Да, - сказал Фокс. - Да, я понимаю.
Он повернулся вместе с креслом и, глядя через окно на отвесные скалы, задумался о том, сколько воли и энергии заключено в этом молодом человеке. И Горину понадобится каждая капля этого запаса, чтобы начать восхождение на высокий крутой холм, именуемый карьерой ученого. Сам Фокс давно уже достиг вершины своей научно-исследовательской карьеры и с высоты, на которой он стоял, мог обозревать холмы других профессий. Теперь он знал, что в свое время мог бы взобраться на любой из них, но он выбрал карьеру ученого - самый уединенный холм. Если бы он избрал что-нибудь другое, если бы он достиг высоты более легким путем, наверное, и вознаграждение за труды было бы гораздо большим, хотя бы потому, что меньше, чем сейчас, оно уже быть не может. Заработок его был сравнительно невелик - двенадцать тысяч в год, о славе его знала во всем мире только маленькая горстка людей, а сам он превратился в черствого, ко всему равнодушного старика с опустошенной душой. Но вначале и у него не было никаких колебаний. Для него не существовало никакой карьеры, кроме научной, и никакой науки, кроме физики. Но почему? - недоумевал он сейчас. Что же заставило его выбрать именно этот путь?
Быстро и резко, словно рассердившись, он снова повернулся в кресле.
- Скажите... почему вы хотите стать ученым? - спросил он.
Горин молча уставился на него.
Фокс улыбнулся.
- Это не такой уж глупый вопрос.
- О, я этого не думал! Я просто...
- Я знаю, что вы этого не думали, но тем не менее мне хотелось бы знать, что заставляет молодого человека выбрать именно исследовательскую работу в области физики. Прежде всего вам придется отчаянно трудиться, чтобы овладеть наукой и вырвать у природы еще какую-то часть ее тайн. Затем перед вами встанут проблемы личной жизни - для науки не хватает двадцати четырех часов в сутки, но так жить невозможно. Ведь вы же человек. Но допустим, что вы овладели наукой, и представим себе, что вы все-таки разрешили проблему личной жизни, - и что же? Каково ваше положение в обществе в широком смысле этого слова? Вы натыкаетесь на стену такого равнодушия и невежества, что можете совершенно пасть духом. Общество нас не преследует, нет, гораздо хуже - оно почти не знает о нашем существовании, а если и знает, то для него мы являемся какими-то чародеями или богами - словом, чем-то в этом роде. Нас не считают за людей. Так что славы настоящей у нас нет и денег тоже, и в том, что может дать нам жизнь, не слишком много счастья, - вот почему я не понимаю, чем может привлекать научная карьера молодого человека в расцвете сил.
Эрик глядел на него в полном недоумении. Он был уверен, что не так понял профессора.
- Не знаю, - искренне ответил он. - Мне никогда и в голову не приходило искать другую профессию. Да и чем же, в конце концов, можно еще заниматься!
Фокс пожал плечами. Жаль, подумал он, но, видимо, тут уж ничего не поделаешь.
- Оставим это. Не забудьте, пожалуйста, сообщить мисс Прескотт свой адрес. Советую вам устроиться где-нибудь поблизости, может быть, даже в общежитии для аспирантов. Аванс будет выслан вам по почте.
- О, я могу подождать, профессор Фокс.
- Уж так здесь заведено. - Он встал и протянул руку. - Очень рад, что вы заглянули ко мне.
- Я слишком много болтал, - сказал Эрик. - Я право, не собирался, сэр. Как-то само собой вышло.
Фокс только покачал головой и, положив руку молодому человеку на плечо, проводил его до двери. Он подумал, что из этой беседы можно будет сделать забавную историю и при случае посмешить друзей, но через секунду понял, что никогда и никому не станет о ней рассказывать. Нельзя рассказать об этой встрече, не превратив ее в шутку, а вышучивать услышанное он тоже не мог, потому что юноша говорил ему о чем-то очень сокровенном. Фокс чувствовал себя так, словно ребенок вручил ему какую-то крошечную безделушку, которая для него дороже всего на свете, и он. Фокс, должен, хранить ее как можно бережнее, чтобы оправдать оказанное ему доверие.
В приемной Эрик получил от секретарши три ключа: один от аспирантской комнаты, другой от преподавательского лифта и третий от входной двери физического факультета. За ключи ему пришлось заплатить какую-то мелочь. Но когда он вышел из здания, позванивая ключами в кармане, ему казалось, что они из чистого золота, а звон их возвещает каждому прохожему, что он Эрик Горин - стал наконец тем, чем всегда мечтал стать, - настоящим ученым-физиком.
2
Профессор Б.Сэмпсон Уайт отнесся к Эрику Горину гораздо проще, чем Фокс. Уайт торопился поскорее окончить работу над своим прибором, чтобы уехать на побережье и пробыть там хоть две недели до начала осеннего семестра. Он работал один в большом пустынном здании, наслаждаясь ощущением покоя и полной обособленности, и сначала не обратил никакого внимания на молодого человека, который остановился на пороге, наблюдая за его работой. Уайт подумал, что это какой-нибудь случайный посетитель, который, заблудившись в пустом здании, нечаянно забрел сюда и сейчас уйдет. Он снял со стены кислородную горелку, приоткрыл немного газовый кран и зажег газ - вспыхнул венчик желтого пламени, - затем прибавил еще газа и кислорода, и гудящее пламя вырвалось длинным голубым языком.
Накануне вечером Уайт обнаружил трещину в системе стеклянных насосов и решил запаять ее, пока трещина не поползла дальше. Некоторое время он медленно и осторожно водил перед собою ослепительным пламенем паяльной лампы, затем снял защитные очки. Когда в глазах его исчезли темные пятна, он увидел, что юноша все еще стоит в дверях, спокойно опершись о притолоку. Казалось, он даже не сознавал, что ведет себя бесцеремонно. Он спокойно и сосредоточенно наблюдал за работой профессора, и, если у него и были какие-то глубокомысленные замечания, он держал их про себя.
- Вам тут не жарко? - резко спросил Уайт.
- О нет, ничего, - ответил юноша.
Уайту давно перевалило за сорок. У него было заметное брюшко, мелкие правильные черты лица и преждевременная седина в волосах. Красивое лицо и буква "Б", первая буква его имени, сыграли немалую роль в формировании его характера. Буква "Б" означала Биверли - явно девичье имя, как считают все мальчики. Чтобы отвлечь внимание от своего слишком хорошенького личика, он научился показывать фокусы, а для пущего отвода глаз усвоил грубовато-резкую манеру речи.
