Алексей Егоренков - Змеиный бог
Жертвоприношения тоже пришлось оставить — но каждый жрец должен был помнить, что за насилие или убийство, равно как и жестокое обращение с животными, он всё равно ответит перед законом — тоже в обычном порядке. Если жрецу впредь понадобится сердце — он волен был купить бычье — у мясника или в городском супермаркете.
«С тех пор ацтеки не приносят жертв, — подумал стрелок не без сарказма, — и в рабство тоже никого не берут».
Переступив верхние решетки, с шумом изрыгавшие воду, Пепел выбрался на храмовую площадку, почти сухую и приятно твердую, отделанную шершавым камнем. Пока мексиканец одолевал последние ступени, стрелок успел обтереть ноги, натянуть сапоги и проверить механизмы револьвера.
Те были в полной исправности.
Едва перешагнув порог храма, стрелок задел ногой тяжелый подсвечник, отлитый, судя по весу, из чистого золота. Золотые предметы и безделушки валялись под ногами здесь и там, — но основная их груда высилась в широкой бронзовой чаше, которая занимала собой почти весь пол храмового бункера. Дымные огни поддельных бронзовых факелов-горелок отражалось в золоте и бликами играло по стенам, придавая храму магический вид. В чаше была и золотая церковная утварь, и дорогая посуда из ресторанов, и крикливые городские безделушки, на фоне которых диллинджер Пако казался простым и строгим, как подобает оружию. От обилия твердых, тяжелых, осязаемых драгоценностей у Пепла сразу зарябило в глазах.
Он тряхнул головой и моргнул несколько раз, чтобы поскорее привыкнуть к слабому изменчивому освещению. Где-то рядом всё еще бродили ацтеки. Терять зрение сейчас было бы неразумно. Тем более — терять рассудок.
Из-за чаши с золотом вышла молодая индианка. Увидев ее, стрелок моргнул еще раз. «Эта, — подумал он, — будет опаснее всех лопастей и сокровищ».
Сестра Буйвола была красива, — той странной и неправильной красотой, что встречается иногда среди молодых индианок. Ее черные косы, схваченные широким бронзовым обручем, были заплетены в сложную треугольную конструкцию. В правом глазу ее, живом и внимательном, танцевало пламя нефтяных факелов. Левый глаз верховной жрицы не двигался. Его мертвый зрачок был выложен из нефритовой мозаики и смотрел в никуда.
Жрица шагнула им навстречу. Она была ниже Пепла, но выше Пако. По ее загорелым рукам вились мелкие узоры, выведенные бронзовой тушью, а на босые ноги жрицы двумя занавесками спадал тонкий бирюзовый шелк. Грудь верховной жрицы прикрывал лифчик из двух человеческих лицевых костей, скрепленных и подвешенных через плечи на бронзовых цепочках.
— Мадре де диас, — пробормотал торговец за спиной Пепла.
— Я верховная жрица, я лежала с богом, но мне не доводилось родить бога, — сказала индианка. — Меня зовут Бессмертная Игуана.
«Может статься, — подумал Пепел, — что завтра на ней будет пара новых черепов. Не успевших еще подсохнуть».
— Ты смотришь на мою грудь? Или на мои украшения? — спросила индианка.
— На то и другое, — пробормотал слингер.
— Я видела, как умерли эти люди, — сказала Бессмертная Игуана. Она по очереди подняла руки. — И вот эти. И вот эти.
На ее запястьях красовались браслеты, сложенные попарно из челюстей, желтоватых и неприятно мелких, похожих на детские.
— Мы пришли узнать, что на диске, — сказал Пепел, глядя в разные глаза Игуаны. — Твой брат уже был здесь? Он должен был принести диск.
— Мой брат уже был здесь, — эхом отозвалась верховная жрица. — Он принес мне твой диск.
В свете факелов у ее ног плясали тени. На миг стрелку показалось, что тело индианки дрожит в воздухе, будто тело змеи, готовой ужалить. Игуана добавила:
— Мой брат сказал, что твой мексиканский помощник принесет мне золото.
Пако вышел навстречу.
— Моя сеньорита, любые сокровища — веришь? Организуем сразу. И чёрта, и дьявола, пута соврет.
Он приложил руки к сердцу, вытянул их вперед и вдруг упал на колено. Галантный жест торговца едва не пропал зря — на нем ширмой болталось намокшее пончо, мешавшее ему приседать. В протянутых руках торговца лежал недавний золотой подсвечник.
— Можешь приблизиться ко мне, Кортес, — сказала Игуана, не то едва заметно улыбаясь, не то хмурясь: неверный свет факелов не позволял определить точнее. Пако с кряхтением поднялся, выпрямился и шагнул ей навстречу. Подсвечника, впрочем, у него в руках уже видно не было.
— Осторожно, — сказал Пепел мексиканцу в спину. — У нее волосы заколоты. Игла.
Пако остановился.
Смех Игуаны зазвенел отовсюду — стены храма были устроены так, чтобы усиливать голос верховной жрицы. Подняв руку, она плавно вынула из своей прически тонкое, едва различимое в темноте острие.
— Умница, — сказал Пепел. — Брось.
Дзинь! Булавка просвистела мимо его уха и звякнула о стену, выбив сноп бледных искр.
Щелк! Пепел взял индианку на мушку прежде, чем искры успели растаять во тьме.
— Ты приказал, и я бросила. — Сказала жрица. — Ты хочешь убить меня за это?
Стрелок на секунду замешкался.
— Я не сказал, куда, — произнес он наконец. — Извини.
Пепел опустил Кочергу, но с курка не снял.
Игуана опять засмеялась. Она тряхнула головой. Ее сложная прическа рассыпалась, и две бухты тяжелых кос упали на бронзовые плечи жрицы.
— Священные волосы, — сказала Игуана. — Они не должны касаться навоза. Помоги мне.
— Навоза? — спросил Пепел.
— Золото, — объяснила жрица. — Навоз богов. Лови, ковбой.
Игуана швырнула ему одну из кос. Пепел ухватил ее в полете, но та зазмеилась вниз и едва не выскользнула у него из рук. Поколебавшись, он спрятал оружие и подхватил бухту волос обеими руками.
— И твой помощник. — Игуана бросила вторую косу торговцу.
— Э-э, — сказал Пако. — Помощник?
Взгляд Игуаны вернулся к нахмуренному слингеру.
— Не бойся меня, ковбой, — сказала жрица. — Хочешь, я буду рядом, когда ты умрешь? Я возьму твое лицо и буду носить его вот здесь.
Она положила руку на одну из лицевых костей.
— Или на животе, — сказала Игуана. — Чтобы мой следующий сын родился таким, как ты.
Пепел огромным усилием вернулся к теме:
— Мы хотим знать, что на диске. Покажи нам. И мы уйдем.
Жрица склонила голову.
— Я покажу, — сказала она тихо. — Подойди ко мне. Подойдите вы оба.
Стрелок не двинулся с места.
— Нам и здесь хорошо, — сказал он.
— Почему ты боишься меня, ковбой? — спросила Игуана. — Тебя пугают мои одежды? Мне снять их? Не бойся их! Это обычные кости людей. Кости зверей ведь тебя не пугают.
