Алексей Смирнов - Ядерный Вий (сборник)
Охотник целился в огромного медведя, но тот лишь громко хохотал и доставал откуда-то из-за спины пластинку таблеток. "Медвежья болезнь? Забудьте! Примите имодиум!"
Толик восторженно захохотал и задрыгал ногами.
— А-а-а! — вопил он, показывая пальцем на экран. — У него живот прошел — правда, Папкин?
Вместо Папкина улыбнулась Мамкин.
— Ты только сейчас понял? Этого мишку уже месяц показывают.
— Ты что! Я его никогда не видел!
— Да не мог ты не видеть. Сидел в углу, телевизор работал, и мишка через каждые полчаса.
— Нет, не видел!
— Отстань от него, — шепнул Папкин. — Может быть, он не воспринимал. Не спорь.
Мамкин отправилась делать оладушки.
— Дядя доктор передает тебе привет, — осторожно сообщил Папкин. — Он спрашивал, как твои дела.
— Какой дядя доктор? — рассеянно спросил Толик. Он уже отвлекся от экрана и сосредоточенно рассматривал свой нательный крестик.
— Ну, как — какой? Тот, к которому мы ходили.
— Не помню никакого дяди доктора, — пробормотал Толик.
Папкин присел на краешек тахты.
— Ты не помнишь доктора?
— Не-а, — тот продолжал вертеть крестик. — "Спа-си и со-хра-ни", — прочитал он по складам. — Здесь написано "спаси и сохрани", а почему — я не знаю, такая надпись, наверно, так надо…
Весело болтая про крестик, Толик уже не обращался к Папкину и беседовал сам с собой. Папкин поймал себя на мысли, что знание смысла надписи должно представляться великим благом, но он почему-то был рад неведению сына и хотел, чтобы оно продлилось как можно дольше.
Толик, наконец, оставил крестик в покое и потянулся за пультом.
Папкин вернулся на кухню. Там он озабоченно хлебнул чуть теплого кофе и вперился взглядом в спину Мамкин, которая помешивала в миске деревянной ложкой.
— Мамочка! — окликнул ее Папкин. — Он доктора не помнит.
— Да ты что? — Мамкин изумленно обернулась.
— Он тебя дразнит.
— Не похоже.
— Совсем-совсем не помнит?
— Я не уточнял, — огрызнулся Папкин с раздражением. — Какая разница? Хоть бы и не совсем.
— Может быть, это входило в процедуру, — догадалась Мамкин и снова взялась за ложку. — Ему так велели. Загипнотизировали — и приказали все забыть.
— Он говорил, что гипноза не будет.
— Ну, что-то другое было. Позвони и спроси, если это тебя так беспокоит.
— Да нет, — неуверенно сказал Папкин. — Оно и к лучшему. Не то воспоминание, за которое стоит цепляться. Он включил приемник, но слушать не стал. Подсел к столу, забарабанил пальцами по скатерти.
4— Я должна вам сказать, что у Толика, по-моему, еще остались проблемы, — сказала воспитательница.
Мамкин встревоженно посмотрела на Толика, который прыгал вокруг башни из огромных разноцветных кубиков. Американская фраза перенесла ее в реальность американских же фильмов про серьезные проблемы, решение которых требует особого мужества. Например, у маленького героя обнаруживается лейкемия или СПИД, однако общими стараниями ему все же удается реализовать себя, и победитель безмятежно, с угасающей улыбкой на губах, отбывает в мир иной.
— Он, конечно, изменился к лучшему, — заспешила воспитательница. — Но у него что-то с памятью.
— С памятью, — упавшим голосом повторила Мамкин.
— Две недели назад мы учили стихотворение про зяблика. Он выучил, с выражением прочитал. А сегодня не помнит ни строчки. И утверждает, что вообще никогда не учил этот стих.
— Мы с ним поговорим, — у Мамкин задрожали губы. — Толик! Толик! Пойдем, сынуля, домой, собирайся.
Толик помчался в раздевалку.
На улице он оживленно рассказывал про какую-то черепаху. Мамкин покорно кивала, удивляясь, что ватные ноги каким-то чудом ей служат. С рекламного щита на нее смотрел недобрый Дед Мороз, похожий на дежурного педиатра.
— А что там с зябликом? — спросила Мамкин, когда Толик на миг замолчал, чтобы проглотить слюну.
— Ничего! — легко отозвался Толик. — Все она выдумывает. Я таких стихов не знаю! Ой, что это там, смотри!
Он потащил ее за руку. Мамкин проследила за его взглядом и поняла, что речь шла об открывшемся на днях зоомагазине. Витрина была расписана аляповатыми рыбками и кисками. Ступеньки уходили в подвал.
— Мы же тут были. Тут зверюшек продают, корм для них, клетки…
— Нет, не были! Я хочу посмотреть!
— Да как же не были? Ты хомячка выпрашивал…
— Знаешь, что? — Толик приостановился и топнул ногой. — Если желаешь знать, я вообще никогда никаких хомячков не видал!
Мамкин не сразу поняла, что он такое говорит. Секундой позже она решила, что сейчас потеряет сознание. Упадет без чувств, а Толик будет крутиться рядом. Прохожие будут бить ее по щекам, расстегнут сумку, вынут паспорт… Она вспомнила, что паспорт остался дома.
— Толик, подожди. Сейчас мы туда сходим. Скажи мне сначала: где мы живем?
— Адрес, что ли? — с грубоватой пренебрежительностью уточнил Толик.
— Да. Адрес. Улицу, дом, квартиру.
Толик назвал, и Мамкин стало немного легче.
Но тут она встрепенулась снова:
— А почему ты шепелявишь?
— Потому что я не умею говорить «сэ»!
— Как же не умеешь? Тебя научили, ты все выговаривал правильно!
— Ничему меня не учили! — Здесь Толик расплакался. — Я хочу посмотреть хомячка! Что ты ко мне пристаешь со своими дурацкими вопросами!
Он шепелявил безбожно, что твой англичанин.
Мамкин прислушалась. Помимо «с», пропало недавно поставленное «ш».
"Что же это такое?" — подумала она, безучастно спускаясь в подвальчик.
В вонючей клетке суетились белые и рыжие хомячки, их было штук десять-двенадцать.
— Купи! — потребовал Толик, заранее уверенный в отказе и потому сверх меры хамоватый.
— У меня нет денег, — сказала Мамкин. — В другой раз.
— Тогда рыбок.
— Пойдем отсюда. У нас нет аквариума.
— Ну и что! Я посажу их в банку!
— А ну, шагай! — Мамкин забылась и рявкнула.
Толик в ярости пнул какую-то приступочку.
— Пойдем, сынулечка, — Мамкин потянула его наверх. — Поиграем в песочек. Нам ведь вчера привезли песочек. В песочницу. Самосвал. Дядя приехал и насыпал.
— Нет! Там нет песочка!
Там был песочек. Мамкин беспомощно прислонилась к стене. Она с ужасом смотрела на Толика, но видела одних хомячков.
5— Нам очень нужно вас увидеть! — кричала Мамкин в трубку.
Папкин кружил по кухне, сжимая в зубах потухшую папиросу.
— Пап! — позвали из комнаты. — Пап, иди сюда! У меня тут что-то не получается!
— Успокойтесь, — сдержанно ответил методист.
— Что случилось?
