Юрий Медведев - Колесница времени (сборник)
Я раскрыл перед Марио пластмассовую коробочку и снял вату с ящерицы.
— Не припомнишь, где раздобыл?
— Еще бы!.. Здравствуй, двухголовка! — Он нежно гладил ее по хвосту. — Ай да археолог, за собою возит мой подарок!.. Спрашиваешь, где раздобыл? У нас, в Сигоне, года за два до твоего прошлого приезда. Именно так. И за год до нашего переезда в Палермо. Погоди, надо вспомнить поточней. Вроде бы тогда весною тоже нас трясло. Помнишь, сестра?
Она задумалась.
— Ты прав, Марио. Трясло в конце апреля, но полегче. Обошлось без разрушений, не считая разбитой посуды.
— Тем летом уродцев порасплодилось — тьма.
И двухголовых, и трех. Стрекозы без крыльев, змеи сросшиеся, лягушки. Сперва я их в формалине выдерживал, потом сушил… Смотри, как сохранилась, прямо живая.
— Мы их ловили под стеной, — сказала Антонелла. — Видел, Земледер, бетонную стену вокруг Поющей? С толстыми струнами наверху?
— Говорят, по ним пропускают сильный ток, — сказал Марио. — Вот сволочи!.. Хочешь, подарю тебе сросшихся лягушек?
— Но и сейчас в Сигоне, — заговорил было я, однако, встретив яростный взгляд Антонеллы, осекся и закруглился так: — …мы ищем серебряный глобус, в крепости.
— Ты об этом уже говорил, спаситель, — сказал Марио. — Разреши, я приеду к тебе на раскопки. Вот выпишусь и приеду. Я ж там знаю каждый камень. Разведаю сперва насчет работенки в мастерской и приеду.
Я подрабатывал временно, пособия по болезни не положено, ну и, сам понимаешь, могу оказаться на мели.
— Поступай к нам в экспедицию, — предложил я. — Люди нужны на раскопках, особенно теперь. Шестьдесят тысяч лир в неделю. Правда, работа тоже временная. До конца ноября, пока не зарядят дожди. Потом снова начнем, в мае.
Антонелла сказала:
— В мае, если с вашей Землею ничего не произойдет. Все готовы разорвать друг дружку, как звери лютые.
— Не все звери, не все, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Только те, кто приторговывает по дешевке чужие горы. За морями-океанами. И лишает эти горы голоса. Заодно затыкая долларами рты исконным хозяевам этих гор.
— Кучка толстосумов и рвачей — еще не народ. — Она не отвела взгляда. — Если б ты знал, что творилось на острове, когда решался вопрос о ракетной базе. Забастовки, петиции, митинги. Портовики целую делегацию снарядили в Рим.
— И пока их там успокаивали, янки уже вгрызлись в Поющую клыками, — сказал Марио.
На обратном пути Антонелла молчала и хмурилась.
— Кажется, я огорчил тебя разговором о купле-продаже, — сказал я.
— Ну и что из того? — Она пожала плечами. — Я о другом. Пожалуйста, не упоминай при брате об ужасах в Сигоне. Главная трагедия у него впереди. Он не знает, что Катерины уже нет в живых…
Мы ехали берегом залива. С моря наползала черная вздрагивающая туча, отрезанная снизу, как по линейке.
Под срезом далеко на горизонте громоздились циклопические руины белоснежных облаков.
— Господи, скольких унесла эпидемия, — вздохнула Антонелла.
— Поэтому ты должна узнать об Иллуминато Кеведо, — сказал я.
— Не только поэтому, — отвечала она, застыв за рулем как изваяние. — Начинаю догадываться, хотя и смутно, над чем ты ломаешь голову, Земледер.
Я спросил:
— Что это за Винченцо, поведавший Марио о подземном аэродроме?
— Винченцо Маццанти, его друг. Бывший летчик.
До недавнего времени был техником на Поющей.
— Значит, на базе работают местные жители?
— Человек полтораста. Техники, повара, официантки, полотеры и так далее. Девушек брали, естественно, самых смазливых. Они знают толк в амурных делах, гладкорожие янки. И покупают живой товар беззастенчиво.
— Покупают, значит, продают, — сказал я.
Антонелла резко обернулась.
— Постыдись, ты бросаешься словами, как янки!
Поезди по Сицилии, посмотри, как живет народ. Здесь веками царствует нищета! Ни одного детского сада на весь остров. В мастерских от зари до зари работают подростки, даже дети. Иначе семья подохнет с голоду.
Уезжая после сытного завтрака из «Золотой раковины» в Чивиту, ты, Земледер, замечаешь небось сидящих у обочин молоденьких крестьянок?
— Они никогда не «голосуют». Наверно, ждут рейсового автобуса.
— Наивный сытый археолог! Они готовы подсесть к любому джентльмену. Даже если заплатит каких-нибудь жалких десять тысяч лир. Догадываешься, зачем их подсаживают? Чтобы свернуть в ближайшие заросли… Сколько стоит билет в кино? Правильно, четыре тысячи. А бифштекс? Умница, шесть тысяч. От шести до десяти. На базе же этим крестьянкам платили двести тысяч в месяц. Попробуй избавься от домогательств какого-нибудь бравого интенданта — сразу вылетишь на обочину. О, на нашей несчастной Сицилии они способны купить все!
По стеклам забарабанил дождь. На пляже началось столпотворение: люди сломя голову бежали под полосатые навесы.
— Значит, эти полтораста человек на базе работают… — начал я, но она перебила:
— Не работают, а работали. Их всех недавно уволили, В один день. Сунули каждому выходное пособие — и под зад коленкой! Благодетели!
«Вот это улов, — подумал я. — Если к тому же окажется, что их лишили работы после землетрясения в Сигоне, то…»
— Антонелла, слушай внимательно. Как можно скорее ты должна узнать примерную дату их увольнения.
Это главное. И причину. Кто и как им объяснил, что база больше не нуждается в их услугах? Переговори с Винченцо. Узнай у него поподробнее о Поющей горе.
Разыщи его, добудь хоть из-под земли. Но обо мне не упоминай, ладно? Парень он надежный? Порядочный?
— Порядочный и надежный. Иначе не стал бы моим мужем, — сказала Антонелла Маццанти.
* * *Понедельник и вторник я провел в Чивите. Зденек не зря восхищался античным бассейном. Мозаика на дне — нереиды и тритоны с дарами моря — открывалась во всем великолепии. Но истинным шедевром был центральный рельеф с временами года, где по кругу изображались бесхитростные сцены мирной жизни: сбор плодов и винограда, жатва, заклепывание бочек, собирание хвороста, закаливание свиней. Среди развалин храма Геракла обнаружились осколки еще одной мозаики, сильно пострадавшей. То была восседающая на слоне женщина со строгим взором и крутым подбородком — несомненно, богиня правосудия.
Как и наметил Учитель, я с рабочими заложил раскоп на вершине холма, рядом с Дозорной башней.
Под брусчаткой пошла бурая глина, мелкие камни. Я бы и сам взялся за лом или лопату, но нарывала рука: следы удара по колючей проволоке той ночью. Я выдавил порядочно гноя, смазал ранку зеленкой и замотал ладонь бинтом.
