Шмиэл Сандлер - Мой любезный Веньямин
Глава тридцать первая
Фридман раскрывает карты
1
После самоубийства Уилла я отдалился от Фридмана и заходил к нему реже. Мое отчуждение не скрылось от чуткого глаза бармена. После похорон Уилла он не раз упрекал меня, что я незаслуженно забываю старых друзей. Откладывать назревший разговор было уже неприлично. Я позвонил ему и спросил: - Вы сделали то, что обещали? - О чем вы, Ицик? - Я про черный камень на могилу Уилла? - Вот видите какой вы, подозреваете старого друга в непорядочности. - Мордехай Наумович, я звоню. - Вот именно, вы звоните, тогда, когда во мне есть надобность, - сказал он, намекая на мои долги, - а нет бы просто зайти к старому другу, покалякать за чаем. Между прочим, я слышал, что вы про Уилла интересуетесь? - Я хотел собрать его личные вещи. - Зачем? - На память. - Музей что ли собираетесь открыть? Музей имени Иванова, звучит, неправда ли? - А что, неплохая идея. - У меня плохих не бывает. Да вы зашли бы, глядишь, что-нибудь для вашего музея и подкинул бы. Ей богу, Ицик, совсем вы чужой стали, заходите, как представится случай. Я не стал дожидаться пока случай представится, и на следующий день поспешил к нему в гости. Он выбежал ко мне навстречу, усадил за столик, предложил пиво и сам завел разговор: - Я знаю, что вы нашли у меня в туалете, - с упреком сказал он. - Я замешан в Уилловой истории, признаю. Но я не убивал его. - Откуда вы знаете, что его убили? - Иначе, с какой бы стати вам копаться в его личных вещах? - Я ведь сказал - на память. Да вы и сами что-то собирались передать мне, не так ли? - Да так. Об одном только прошу, не тяните резину. Я же знаю, вас интересует, как ко мне попали эти проклятые страницы? - Не стану отрицать. Фридман посерьезнел, глотнул пива и начал издалека. - Господин Борухов, я болен, может быть даже смертельно болен. Я удивленно всплеснул руками, но он сделал нетерпеливый жест: - После моей смерти поступайте как знаете, но теперь постарайтесь, чтобы все, что я скажу вам, осталось между нами. - Можете не сомневаться, Мордехай Наумович. - Вы читали Уиллово сочинение? - За исключением последних страниц, которые надеюсь найти у вас. - Вглядитесь в мое лицо, внимательнее... Догадываетесь? - Прошу прощения, что вы имеете в виду? - Перед вами племянник. - Э... простите, я не совсем понимаю... - А что тут понимать, я ведь так и не совладал тогда с Веньямином. Увы, мне так и не удалось расшифровать записки старого ботаника, не сработали бумажки проклятые. - Да, но в дневнике Уилл величает его Шмуэлем, и кроме того, у вас разные усы... да и шея... - Ну еще бы, стал бы он меня раскрывать. Я ведь содержал его в последние годы... Я действительно знавала его отца - Константина Сергеевича. - Да, помню, вы часто говорили об этом. - Представьте себе, я даже кое-чем обязан ему. - Но вы ведь, кажется, работали в разных сферах. - В параллельных. - Вы воровали, а он карал? - Не воровал, а брал причитающееся. "Мусор" он был важный, и также, как все его коллеги, питался из нашей кормушки. Однажды он помог мне всучить взятку министру торговли Узбекистана. Понятливый был человек, зихроно ле враха, не то что сын его, недоносок этот, Уилл: и сам ни с чем остался и мне ничего не перепало. - Вы утверждаете, что не убивали Уилла? - Боже упаси, единственным моим желанием было припугнуть подлеца. - Удалось? - Нет, пугать его было бесполезно. Поначалу он еще держался: поехал в Негев искать работу. Не нашел. Вернулся в Холон. Белла дала ему от ворот поворот. Он запил, продал оставшиеся пожитки отца и, спустив на пустяки последние гроши, явился ко мне с повинной. - С таким же успехом он мог появиться у Беллы? - Вы не знаете Уилла. Просить у Беллы милостыню он постеснялся, гордость знаете ли. Он ведь аристократ, хоть и в третьем поколении. - А что Белла? - Изумительная женщина. Я ее еще по Ташкенту знаю. - Разве она не из Душанбе? - С чего вы взяли? Я часто снабжал ее дефицитом в Ташкенте. Очень милая женщина, и что она нашла в этом дебиле. - Вы имеете в виду ее мужа? - Нет, я имею в виду Уилла. - Кто же в таком случае был ботаник? - А он и в самом деле мой дядя. Может быть, слышали - Семен Эммануилович Кальштейн, известный узбекский аграрий. - Нет, не слышал. - В Ташкенте дядя Сеня был ректором сельскохозяйственного института. Там, кстати, и начал растить деньги. Его первые опыты в Союзе шли как по маслу. Деньгу дяде удалось взрастить, но советский рубль уже пошел на убыль, а гнать просто макулатуру, извините, не было смысла. Узбеки к тому времени, вздумали менять деньги и ему на этот случай надо было спешно перестраивать технологию производства. Прибавьте к этому нестабильную обстановку в регионе. Словом, растить местную таньгу, несмотря на плодородную узбекскую почву, дядя не рискнул. - Но причем тут вы? - Я первый подсказал ему, что для его экспериментов нужны заграничные климатические условия. Он согласился. В Израиле дело долгое время не ладилось: из-за постоянной инфляции, он не мог настроить цветок на выпуск шекелей. Иногда, правда, мы снимали одну, другую тысячу. Эти средства я пустил в дело - открыл небольшой лимонадный заводик. К сожалению, раскрутить бизнес не удалось, народ тут привык пить Кока-колу... - Как же вы поссорились? - Я предложил ему растить доллары, а он заупрямился и настаивал на шекелях. Дескать, не патриотично в еврейском государстве производить американские дензнаки. Совсем не разбирался старый в экономике. Уж очень не терпелось ему сделать что-либо для этой страны. Я многократно говорил ему, что страна этого не оценит, так оно впоследствии и вышло: после смерти он и евреем-то признан не был - похоронили его как гоя на задворках христианской церкви. Моя практичность раздражала его. Старик надеялся на свои деньги построить рай на земле обетованной. Все остальное вам известно. Дядю я потерял, Веньямина тоже. На оставшиеся деньги открыл сеть пивнушек для русских олим, а Уилла содержал и пестовал до самой его смерти, хотя вряд ли он этого заслуживал. - Зачем же вы охотились за его дневником? - С чего вы взяли, что я охотился? Напротив, кое-кто охотился за бумагами старика. Их у меня выкрали вместе с сейфом. - Вы же сказали, что бумаги у вас не сработала? - У меня да, но я не уверен, что кто-нибудь сейчас не гонит деньгу, воспользовавшись ими. - Сомневаюсь. - Позвольте мне не принять ваших сомнений. - И все-таки, зачем вы прихватили с собой страницы? - Из интереса: что ни говори, а я все же послужил прототипом Уилловой повести. Кстати, дочитав эти каракули, вы поймете, что я его не убивал.
Глава тридцать вторая
Тяжелая поступь мафии
Из дневника Уилла Иванова:
"Я очнулся у себя на квартире. Анатолий прикладывал холодный компресс мне на лоб. Несмотря на приятную прохладу, голова моя раскалывалась от боли. Анатолий суетился надо мной, как мать над ребенком. Профессиональный массаж, в котором он оказался непревзойденный мастер, пошел мне на пользу, боль как рукой сняло. - Где вы этому научились? - спросил я. - Да было дело, - замялся он, содержал массажный кабинет в Тель-Авиве. - Раскрутились? - спросил я, вспомнив о своей службе. - Куда там. Поначалу народ валил, полагая, что я поставляю девочек, а когда сообразили, что девочки у меня не дают, клиентов как ветром сдуло. А я, между прочим, кредит брал в банке... - Ну и что? - А ничего, пошел играть на мандолине, на Аленби... Я облокотился на спинку дивана и огляделся. Супермены устроились в салоне в ванных халатах и домашних тапочках на босу ногу. Один из них, очевидно, гомик, сидел на коленях волосатого мужика по кличке Бабуин и вслух читал "Едиот Ахронот". Названия статей были пестрыми и оглушающими: "Русские разборки", "Кровавая драма в гостинице", "Террор русской мафии" - Это все про нас, шеф, - сказал Анатолий, виновато улыбаясь. - Только зря они про террор-то, куда нам до арабов. - Причем тут русские? - удивился я. - Шеф, у нас так, если у вашей жены, не дай Бог, произойдет выкидыш, это свяжут с б...ской репатриацией и русскими врачами. - Где племяш? - спросил я, поняв, что его не переспоришь. - Шеф, - сказал Анатолий, - мы дрались хорошо. Мы оттеснили их на первый этаж. Мы перекрыли выход. Племянник был ловушке. Мы уже брали его, он это понял и позвонил в полицию. Босс, нам пришлось убираться. - Ослы! - Заорал я. - Упустили-таки. Я хотел, было заскрежетать зубами от злости, но почувствовал, что во рту у меня пусто. Что такое? Анатолий подал зеркальце и точно: мои предположения подтвердились верхний ряд зубов мне выбили, нижний, увы, тоже. Сохранился лишь один резец с правой стороны и шатался зуб мудрости с левой. - Не волнуйся, - сказал Анатолий, - мы нашли зубного техника. - Дармоеды! - шамкал я. - Бездельники, позовите ко мне Федю. Федя возглавлял группу, которой я поручал отыскать ботаника. Федор не замедлил явиться на мой зов. Он был чисто выбрит, хорошо одет и весел, словно только что получил жалование. - Босс, - сказал он, улыбаясь, - а операция-то провалилась. - Чего же ты ржешь, Федор? - Я не ржу, босс, я докладываю. - Ну так докладывай. - Ботаников в стране нету, босс. - Как нету, чего ты мелешь, дура! Как это нету в стране ботаников? Федя обиделся, закусил губу и, помолчав, вдруг заявил: - Я не дура, босс, я супермен. После этих слов он умолк. Долго я его уговаривал: - Ну ладно, Федор, супермен ты, супермен, давай, Федя, ну чего ты молчишь? Пришлось мне извиниться за "дуру" и только тогда он рассказал нам следующую историю: - Веньямин-то у племянника стал выпускать фальшивые денежки... - Да ну!? - Вот не верит человек, - снова обиделся Федя. - Ну чего ты не веришь, Босс, разве у тебя есть основания - не доверять мне? Не веря мне, босс, ты оскорбляешь мое достоинство. Ты вынуждаешь меня обратиться в профсоюз телохранителей. - Ну ладно, Федя, ладно! Далее чего было? - А далее было так, - сказал Федор, лукаво улыбаясь. - Далее Венька стал выпускать просто туалетную бумагу с картинками. А племянник взял посмотреть, что это за картинки такие, а это оказывается, кукиш нарисован, а под ним надпись - "Выкуси, сука!" В этом месте Фединого рассказа все супермены и я в том числе, дружно захохотали. Чего скрывать, мне было приятно, что племянник так опростоволосился. Я хохотал от души, не пытаясь сдержать себя. А ржать-то нечему, - неожиданно оборвал Федор и мрачно глянул на гомика, который терся задом об угловатые колени Бабуина. - Ты аккуратней с боссом-то гутарь, - недовольно бросил Федору Анатолий. А я, между тем, продолжал хохотать. Я чувствовал, что пора бы остановиться, что это уже неприлично вроде становится, ведь все давно уже замолчали, но баритонистый смех все булькал и булькал у меня в горле, и я подумал, что это уже, наверное, истерика. Мне принесли стакан воды. Я отпил глоток, успокоился и спросил Федю: - Почему это ржать нечему? - А потому, - сообщил Федя, - что у племянника не вышло с Веньямином. - Ну? - Он знает, что у тебя есть бумаги старикана. Знает, что тебе нужен ботаник. - Ну и что? - Да ты не нукай, Босс! Пока ты здесь нукаешь, он перебил за день массу ботаников. Он уничтожил почти всех. Правительство создало комитет по спасению оставшихся. Пока комитет разрабатывал план по спасению, племянник перебил остальных. - Неужто всех убрал? - Нет, одному удалось бежать - Куда? - Я установил, что он сделал себе пластическую операцию и скрывается где-то в Эйлате. Федор умолк, пытливо вглядываясь в наши лица. - Подлец он, - сказал я, - уничтожил столько умов. Он ответит перед наукой. - Послушай, босс, - полез с советом Анатолий, - может студенты подойдут с факультета ботаники? - Ни, ни! - решительно отрезал Федор. - Студенты перепуганы: кто бросил учиться, а кто перешел на факультет арабской филологии. - Почему арабской? - А чтобы их с русскими не путали. - Что ж делать, братцы? Я совсем пал духом и стал угрюмо смотреть в одну точку на потолке. Рушились лучшие мои планы. Хотелось послать всех к чертовой бабушке и напроситься к Беллочке на плов. Сегодня была пятница. В этот день она готовилась к субботней трапезе и я любил объедаться у нее. Она была великим кулинаром. Искушение было столь велико, что в какое-то мгновение я уже готов был отсчитать ребятам "бабки" и по телефону обговорить с Беллой субботнее меню. Но тут я вспомнил Беллкиного дебила, которому срочно понадобились деньги на ресторан и приступ отчаяния тисками сжал мне сердце. Я взглянул на Федю, соображая, как бы послать его подальше, но он вдруг расцвел, загадочно улыбаясь. - Босс, я привел агронома, - сказал он. - Какого еще агронома? - Он растил хлопок в Средней Азии, имеет сельскохозяйственный опыт. - Что же ты молчал, чудак-человек, давай его сюда. Агронома ввели. Он потребовал показать бумаги. Я разложил их перед ним. У агронома стало умное лицо, он долго пыхтел, выкрикивая что-то по-узбекски, бил себя ладошкой по лбу, водил толстым пальцем по каракулям великого ботаника, а под конец, сморщив толстую кожу лба, произнес с недоумением: - Но, товарищи, это же не хлопок! - Причем тут хлопок, господин профессор? - тяжело вскипел я. - Я привык иметь дело с хлопком! - возмутился он. - Уведите этого дуба, - сказал я. - Анатолий взял агронома за ворот пиджака и вывел. А Федор, смутившись, оправдывал своего протеже: - Он же практик, босс. Он в теории ни бу-бу. Он купил диплом, босс. - Ах иди ты! - в сердцах сказал я. Вернулся Анатолий, он вытирал руки носовым платком: - Босс, придется слетать в Эйлат, - сказал он. Анатолий предложил нам сделать небольшой автопробег до Эйлата, но я отклонил его предложение. По натуре я демократ и личной машине всегда предпочитаю общественный транспорт. Я выдвинул встречное предложение добраться до пункта назначения на автобусах. Эту идею забраковал уже Анатолий, напомнив о кознях смертников-террористов, частенько подрывающих евреев в общественном транспорте. Я не стал возражать идее Анатолия добраться до Эйлата на самолете.. В пятницу мне вставили зуб и в воскресенье (в субботу, как каждый благочестивый иудей я отдыхал, наслаждаясь Белкиным лагманом) мы были уже в воздухе, на пути к курортным здравницам Красного моря"
