Елена Федина - Завещание Малого Льва
— У тебя, кроме отца, еще и дети есть, — напомнил Эдгар, — Ассоль совсем одна останется. Что с ней будет?
— А что с ней еще может быть? — вздохнул Леций, — всё уже случилось. Моя дочь — шлюха. Сам знаешь.
— Ну… моя, положим, тоже, — пожал плечами Эдгар, — даже профессиональная. Это же не значит, что мы не должны их любить.
— Люби, Эд. Ты это умеешь. А я уже никого любить не способен.
— Папа…
— Все запасы исчерпаны. Я равнодушен к дочери, я разлюбил жену, я ненавижу аппиров, и мне плевать на золотых львов. С таким настроением, сам понимаешь, мне лучше отсюда убраться.
— Понимаю, папа. Чем я могу тебе помочь?
— Не бросай Ассоль. Кто-то же должен ее любить… хотя даже у тебя это не очень получается.
— Да уж! После тех придурков, которых я периодически вышвыриваю из ее кровати! Моя Аола хоть на сановников зарилась и на аристократов. А эта — на всякую шваль.
— Аппирская кровь, — сказал Леций с горечью, — ничего тут не поделаешь. Им хочется дерьма. И я даже своей дочери не могу этого запретить. Они такие, Эд. Почти семьдесят лет должно было пройти, чтобы я понял: они просто такие.
— Они разные, папа, — возразил Эдгар, — просто это ты не в духе. Тебе вообще надо бы врачу показаться.
— Надо, — кивнул он, — напоследок. Покажусь.
— А на кого ты всё это оставишь, ты мне скажи?
— На всех, — усмехнулся Леций, — дочь — на тебя, управление — на Конса, львов — на Геву, землян — на Ольгерда. Центр — на Грэфа, а ребенка — на Скирни. Видишь, получается, что не очень-то я и нужен.
Эдгар всё понял. Разговор с братом был труднее.
Они сидели в доме на побережье и беседовали под шум моря. За окном не было снега, тут вообще не было зимы.
— Мне придется переехать в Менгр, — сказал Конс обреченно, — а Леда не может оторваться от своего планктона. Ну и задачу ты мне задал!
— Моя не легче, — сказал Леций.
— Да. Только ты всегда делаешь, что ты хочешь, а другие — что нужно тебе. Я правильно понимаю?
— Я бы сам хотел понять, что происходит. Мне нужно время, Миджей. Год, два, пять… я не знаю, сколько.
— Издеваешься? Даю тебе пару месяцев, учитывая твою тонкую нервную организацию и то, что ты у нас младшенький. А потом возвращайся. Нет тебе замены, Леций Лакон. Нет и не будет.
В общем, с братом он тоже договорился. Труднее всего было с Ольгердом Оорлом. Земной полпред чуть не схватил его за грудки, когда услышал.
— Сматываешься?! Завертел тут всяких дел, а теперь сваливаешь отсюда?!
Он был груб. Груб и прямолинеен, как всегда.
— Сваливаю, — не стал возражать Леций, — если тебе так понятнее. Не могу больше.
— Ах, не можешь?!
Ольгерд поплотнее закрыл дверь своего кабинета в полпредстве, развернулся и грозно пошел на него.
— Он не может! А я мог?! Сколько раз ты меня ломал в угоду своим аппирам? И сколько лет я это терпел? Всю жизнь мне наизнанку вывернул! Думаешь, мне легко было? А теперь что? Аппиры тебе надоели? Разлюбил их? Всё это такая игра была, да? Ерундой мы тут всякой, оказывается, занимаемся! А ты наигрался в эту игрушку и теперь нашел другую — лаклотов он будет искать! А твои уроды, между прочим, на тебя молятся! А кто будет золотых львов освобождать? Кто им наобещал тут райскую жизнь? Я что ли? Земля и так меня затеребила: «Что у вас там происходит с Тупиком?». Всё время наблюдателей присылают, а я отчитываюсь, как мальчишка. Я что ли всё это начал?!
— Львы могут подождать. И все остальные тоже.
— Все всё могут! Кроме тебя! Так и знал, что когда-нибудь ты всех нас подставишь!
Ольгерд перевел дыхание, подбирая, наверно, подходящие слова.
— Давай-давай, — одобрил его Леций, — вываливай. Накопилось, поди, за столько-то лет!
— И вывалю! — навис над ним Оорл, высокий, мощный, красивый даже в гневе, яростно сверкающий шоколадными глазами, — думаешь, молчать буду? Нет в тебе надежности, Индендра. Нет и не было. Скользкий ты как щука, не ухватишь тебя. Никогда не знаешь, что у тебя на уме, что ты задумал, и что ты выкинешь завтра. И никто тебе не нужен на самом деле. Ты просто хочешь всем нравиться. Я всегда это чувствовал, с самого начала. Аппир ты до мозга костей, а никакой не золотой лев. Куда уж тебе! Не может он! Видали неженку? Жена ушла, которую он и не любил-то никогда. Катастрофа у него! А что с планетой будет, с нами со всеми, тебе уже плевать?
Леций молча слушал. Он знал, что Оорл горяч, знал, что он в чем-то прав, и знал, что возражать сейчас бесполезно.
— А сестре моей жизнь ради чего портил? Ради своих львов и аппиров. Выходит, тоже из-за ерунды? А отца своего как встретил? Тошно вспомнить… А брату своему ты что устроил? Он здесь, Леда — там. Хочешь, чтобы и он без жены остался?
— Настоящие жены из-за такой ерунды не бросают, — проговорил Леций.
— А дочь свою беспутную на моего Льюиса оставляешь? Она за ним как привязанная ходит. Видел вчера на Шеоре.
Леций молчал.
— А моей дочери какого черта голову дуришь?
— Которой?
— Издеваешься? Не хватало еще, чтобы младшей! Скирни, конечно!
— Я дурю ей голову?
— Убью… — Ольгерд, кажется, выдохся, он устало сел в кресло напротив и вытянул ноги, длинные, крепкие ноги в толстых ботинках солидного размера, земляне всегда предпочитали ботинки, — всё ты понял, лучезарный, не прикидывайся. У нее, между прочим, муж есть. И не кто-нибудь, а мой Льюис.
Леций сидел и тупо смотрел на эти его ботинки. Какие-то на них были дурацкие заклепки и эмблемы.
— Всё сказал? — спросил он после долгой паузы.
— Всё, — буркнул Оорл, — и что ты мне на это скажешь?
— Ну что сказать? — Леций взглянул на него, — прости.
— Ну, знаешь… — обалдел суровый полпред.
— За всё прости. Кроме Скирни. Клянусь, я тут ни при чем. Сам любого убью, кто им помешает.
Теперь Ольгерд тупо молчал и смотрел на его сапоги. Леций помнил того порывистого мальчишку, которого он когда-то вытащил с Земли на Наолу. Землянин всегда впадал в крайности: то обожествлял его, то ненавидел, то восхищался, то осуждал, он терпеть не мог никаких компромиссов, и его кидало из стороны в сторону. Это мешало им до конца подружиться.
