Елена Федина - Завещание Малого Льва
— Тебе плохо, да? Ты все-таки обиделся.
— Хуже, — выдохнул он, — хуже, Скирни…
— Что такое?
— Я тебе изменил.
Они смотрели друг другу в глаза. Ее короткие черные реснички вздрагивали. Теперь уж точно надо было куда-то провалиться.
— Только что, — добавил он, чтобы уж совсем всё испортить.
И ничего не произошло. Его даже не оттолкнули.
— Хорошо, что ты сказал, я как будто чувствовала…
— Скирни… простишь ты меня когда-нибудь?
— За что, Льюис? Ты что? Разве не я в этом виновата? Тебе, должно быть, так неловко сейчас и стыдно? А это всё из-за меня.
Его снова гладили теплыми ладошками по плечам, его любили и даже не обвиняли ни в чем. Он знал, что она добра, но чтобы настолько?
— Если захочешь со мной расстаться, тоже сразу скажи. Хорошо?
— Да я последний дурак буду и скотина, если захочу с тобой расстаться.
— Нет. Просто будешь Льюисом Оорлом, который полюбил другую женщину. Любовь, она ведь не спрашивает. Говорят, у каждого есть своя половина. Не всегда ее можно встретить в одной жизни… но если встретил — никуда от нее не деться. Притянетесь как два магнита.
Он так и не посмел ее поцеловать. Они лежали, обнявшись, на подушках, как хорошие друзья, и ему было почти легко оттого, что он сразу признался, что его поняли, что Скирни хватило мудрости и великодушия его простить. Никакой стены между ними не возникло, даже наоборот, они стали еще ближе почему-то… но он не сказал главного — с кем он ей изменил. Вот этого он бы просто выговорить не смог.
— Я ведь была у Гевы, — сказала она.
— Все-таки была?
— Да. Почувствовала, что теряю тебя, и побежала.
— Да не теряешь ты меня. Просто я живой: обижаюсь, срываюсь… только я тебя люблю. Слышишь?
— Гева сказала, что всё от меня зависит. Это я виновата, понимаешь? Я такая, а не ты.
— В чем ты виновата? В том, что на большинстве планет правят мужчины, а женщины даже пикнуть не могут? И на Земле такое было, а на Вилиале в эпоху Упадка Расцвета… а на Тевере и сейчас процветает. А на вашей Богом забытой Оринее — и подавно.
— Ты признался, — вздохнула Скирни, — теперь я признаюсь.
— В чем?
— Мне там один охранник нравился. Или я его жалела? Я иногда путаю любовь и жалость, они так похожи! Он потом все-таки умер, болел чем-то. Я сама к нему ходила, никто меня не заставлял. А девицы наши со двора надо мной смеялись. Они все к Молчуну бегали или к другим, кто поздоровее.
— Так ты другого любила? А тут я с неба свалился! Вот как всё было, оказывается?
— Ну, что ты, Льюис!
— Я ведь тебя даже не спросил, — дошло до него.
— Никого я не любила, кроме тебя. Успокойся. Всё самое прекрасное было на озере Нучар. Помнишь? Я купалась, а ты сидел на берегу.
— Ага. И подсматривал.
— Ах, вот так даже?
— А что ты хочешь? Мужчины — такие порочные создания.
— Почему у нас теперь так не получается, Льюис? Я сама измучилась и измучила тебя. Может, нам вернуться на это озеро?
— Ты же говорила, что ступать не хочешь на эту планету.
— Но озеро тут ни при чем. Там я была счастлива.
— Ладно. Попробуем. Только не сегодня, Скирни. И не завтра. Завтра надо расчищать пустыню.
Леций стоял у себя в кабинете перед портретом отца. Сиргилл, как живой, смотрел на него добрым и бесконечно терпеливым взглядом. Он был такой сильный!
— Папа, — взмолился Леций, — папа, что мне делать? Всё, что создаю — всё рассыпается. Аппиры не возрождаются, за редким исключением. Есть только крохотная горстка талантливых ученых и маленькая колония в долине Лучников. Остальные как были паразитами, так и остались. Они не хотят лечиться, они не хотят работать, им нравится пребывать в дерьме. Им это просто нравится, и я ничего не могу с этим поделать! Тогда зачем всё это нужно, папа? Я устал. Мой сын опять потерялся в прошлом, моя дочь — шлюха, моя сестра — чудовище, а моя жена никогда меня не любила. И я уже ничего не смогу начать сначала. Я ни во что не верю. Я не верю в себя, я уже не так наивен… а единственная женщина, которую я мог бы полюбить, никогда моей не будет. К черту, папа… мне чужого не надо. Я только хочу сделать хоть что-то полезное в своей жизни, раз всё остальное — мираж. Я найду лаклотов. Я их уничтожу… или хотя бы пойму, как это сделать. Пусть другие продолжат, а я начну.
Ощущение полной пустоты его не отпускало. Он не видел за метелью прекрасный город на заливе, в котором жили разные аппиры, в том числе и хорошие, умные, деловые, честные и гениальные. Ничего он этого не видел. Он достал бутылку из бара и отвернулся от окна.
Потом зашел Эдгар, отобрал бутылку, закрыл дверцу бара.
— Пап, что за привычка — лакать в одиночестве?
— Есть такая привычка, — усмехнулся Леций.
— Не переживай ты так. Ты что, ее не знаешь? Она еще вернется.
— К кому?
— То есть?
— Меня уже тут нет. Я испарился! Я ищу лаклотов… а вы тут, как хотите.
Эдгар присел на стул.
— Ты пьян, папа?
— С чего? С двух рюмок?
— Которые по полковша? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Где ты собираешься искать лаклотов? Они в других галактиках. Туда каналов нет.
— Наших — нет, — согласился Леций, — но они наверняка оставили свои. Надо только найти, где они.
— Один есть, — хмуро сказал Эдгар, — на Шеоре. До сих пор не знаем, как его заткнуть.
— Это была их ошибка. Но были же и нормальные, рабочие магистрали. Ведь как-то же они все отсюда утекли?
— Миллион лет назад! Как ты их теперь найдешь? Надеюсь, ты помнишь, что в нашей галактике сто миллиардов звезд? Какой бы ты ни был гениальный Прыгун, твоей жизни не хватит.
— Я не собираюсь тыкаться вслепую, Эд. Я буду собирать информацию.
— Да кто об этом может помнить?!
— Оборотни.
— Папа… ты собираешься с ними контактировать?
— Почему нет? Ты же контактировал?
— Еще как, — усмехнулся Эдгар, — Алеста до сих пор пилит!
— Меня пилить некому, — сказал Леций, — терять мне нечего, а отца моего погубили лаклоты. Только это сейчас имеет значение.
