Алексей Адмиральский - Фантастика-1968
АЛЕКСАНДР ГОРБОВСКИЙ
«Что вы сделали с нами?»
Я увидел его, едва выйдя на лесную поляну, шагах в десяти от себя. Это был динозавр. Огромный и гордый, он восседал на траве и вопросительно смотрел на меня.
Я не успел ни испугаться, ни удивиться.
— Подойди ближе, — сказал он.
Я подошел. Я понимал, что, если я не испугался в первую минуту, делать это сейчас уже глупо.
— Вы правда динозавр? — несколько наивно спросил я.
— Конечно, нет, — ухмыльнулся он. — Разве не видно, я — кошка. А может, коза? Ме-е-е! — заблеял он вдруг страшным голосом.
Я оценил его чувство юмора и вежливо улыбнулся.
— Вы меня неправильно поняли…
— Говори мне «ты», — перебил он.
Мне показалось это несколько фамильярным, но я не стал спорить.
Голос у него был совершенно нечеловеческий. Он исходил из его пасти, как из рупора старого граммофона с сопением, присвистами и хрипом.
Кивнув своей непропорционально маленькой головой, он предложил мне сесть. Так началось наше знакомство. Оно состоялось километрах в тридцати от Москвы, неподалеку от дачи, которую я снимал.
— Скажи мне, — заговорил он, не дав мне ни освоиться, ни оглядеться, — скажи мне, как давно вы, люди, населяете Землю?
Это был не тот вопрос, на который можно было бы ответить односложно. Потому что хомо сапиенс — это одно, кроманьонцы или неандертальцы — другое, а австралопитек — третье. Он терпеливо выслушал меня. Помолчал. А потом спросил:
— А что вы сделали с нами?
С динозаврами?
МЫ? С динозаврами? Только теперь я заметил, как он стар. Казалось, он даже дышал с трудом, так тяжело и аритмично вздымались бока его огромного тела.
Я объяснил, что динозавры исчезли с Земли десятки миллионов лет до того, как на ней появился человек. Мы их не трогали. Они вымерли сами.
— Вымерли? Отчего? Я еще раз оказался в затруднении. Есть несколько гипотез, сказал я. Может, в этом повинны климатические условия? Правда, изменение климата не совпадает с периодом гибели динозавров. Возможно, их убило резкое повышение радиоактивности или вспышка на Солнце. Но почему тогда уцелели другие виды? А может, они не выдержали конкуренции с млекопитающими…
Так каждое предположение опровергало себя же. Я не был уверен, что внес какую-то ясность, и поэтому замолчал.
У него была морщинистая шея, по ней ходил какой-то комок, а на морде было такое выражение, что я не мог понять — силится ли он улыбнуться или сейчас заплачет.
— Послушай, — наклонился он ко мне, — Я должен узнать это. Я должен знать, отчего они погибли.
Из его пасти на меня пахнуло теплым коровьим запахом. Я вспомнил, что динозавры травоядные, и исполнился к нему еще большей жалости.
— Я постараюсь, — пообещал я, — я посмотрю литературу.
— Пожалуйста, мне это очень важно.
Это был очень вежливый динозавр. И тогда я решился задать ему вопрос, который вертелся у меня все время… Как он попал сюда и что делает в этом подмосковном лесу?
— Я очень долго добирался сюда, — начал он медленно, словно не зная, как еще объяснить мне свое появление. — Скажи, а вы, люди, конечно, знали, что динозавры — разумные существа?
Несколько пристыженно я признался, что нет, не знали.
И здесь я услышал, как он смеется. При этом он откидывал голову назад и разевал большую, похожую на кожаный кошелек пасть.
Я не разделял его веселья, потому что мне стало обидно. Как могли мы догадаться об этом! Если бы до Нас дошли хоть какие-нибудь материальные следы. Скажем, скребок. Или наконечник стрелы.
— А ты думаешь, через семьдесят миллионов лет останутся какие-нибудь следы от вашей цивилизации? — усмехнулся он. — От ваших библиотек, ваших автомобилей или картин? Если тогда Землю будет населять какая-нибудь другая разумная раса, вы будете для нее такими же ископаемыми животными, как для вас мы или саблезубый тигр…
И я представил себе царство кошек. Почему-то именно кошек.
И то, как будут они объяснять исчезновение человека. Во-первых, он был совершенно неприспособлен к жизни. Он не был даже покрыт шерстью. А во-вторых, не умел ловить мышей. Рассуждения с позиций своего биологического вида. Так муравьи считали бы, что невозможна цивилизация помимо муравейника. Впрочем, разве мы, люди, рассуждаем иначе?
И тогда, словно поняв мои раздумья, заговорил он:
— Возможен иной разум. Для него не нужны ни скребки, ни наконечники для стрел…
Такой была цивилизация динозавров. Он рассказал мне о ней.
Они обитали среди первозданных лесов и первобытных болот. Но сами они не ощущали свой мир ни первобытным, ни первозданным.
Для них он был так же стар и древен, как наш представляется нам.
Они не нуждались в жилищах, и им не нужны были орудия труда.
Они могли воздействовать на мир, минуя различные приспособления.
Это достигалось простым усилием воли. Чтобы доставить мне удовольствие, он поднял взглядом большое бревно и отшвырнул его в дальний конец поляны. Их эволюция продолжалась миллет. Это была эволюция не машин, не механизмов и не предметов, как в человеческой цивилизации, а самих существ, составлявших ее. Со временем они смогли развивать в себе психическую энергию чудовищной силы. Энергию, посредством которой можно было воздействовать не только на предметы, но и на себя самих. Не удивительно, что настало время, когда пространство вне Земли стало доступно им.
Теперь я начинал понимать, что это за странная капсула, огромным муравьиным яйцом белевшая в кустах. Очевидно, он прилетел оттуда, с какой-нибудь из отдаленных систем, которых, возможно, нет даже на наших звездных картах.
Прилетел на Землю, чтобы увидеть, что в доме его предков давно уже поселились другие:
— Я обязательно узнаю, отчего погибли динозавры, — повторил я. — Я поеду в библиотеку…
Он кивнул и несколько секунд молча смотрел на меня.
— Я буду ждать тебя послезавтра.
И, наклонив взглядом большую дубовую ветку, принялся задумчиво общипывать с нее губами листья. Короткие передние лапы беспомощно, как пристегнутые, болтались у него на груди.
Только собравшись уходить, я заметил тонкую радужную пленку, словно окружавшую то место, где находились мы.
— Ничего, — пояснил он. — Это искривление пространства…
И приподнял край, давая мне проход. Теперь я понял, почему, идя по лесу, никто не мог видеть его.
К сожалению, ни через день, ни через неделю мне так и не удалось сообщить ему ничего определенного. Работы, посвященные этой проблеме, носили слишком описательный и частный характер. По сути дела, они ничего не могли добавить к тому, о чем я уже сказал.
