Григорий Адамов - Изгнание владыки (Часть 2)
Лед был совсем близок и ясно виден, он казался слепленным из бесчисленных сотовых ячеек. Даже сквозь прозрачные стены корабля доносился звенящий хруст и шелест. Едва форштевень корабля коснулся льда, как разрыхленная тепловыми лучами масса начала рассыпаться, оседать и с шипением, словно куча снега, погружаться в воду. «Чапаев» входил в эту ледяную кашу, следуя за огненными граблями, прочищавшими ему путь. Если впереди на льду встречались обломки, отдельные ропаки, гряды торосов, труба медленно поднималась над препятствиями, поливая их огненные ливнем, затем переваливала через чих, продолжая свое уничтожающее движение.
Дима был совершенно ошеломлен. Он, казалось, лишился языка. Иногда он что-то неразборчиво бормотал или восклицал отрывисто:
– Чудесно! Как красиво! Ой, как красиво!
– Не только красиво, – тихо, со сдержанным волнением говорил Дмитрий Александрович. – Какая сила! Что может остановить нашего человека? На что способна наука, когда ею вооружен свободный народ!
Наконец Дима устал. Все реже слышались его восхищенные возгласы, ослепленные светом и красками глаза начали смыкаться.
Дмитрий Александрович тоже почувствовал утомление.
– Ну что, видали? – раздался веселый голос Ивана Павловича. – Какова штучка? А? С первого же опробования! Ну, что скажешь, пострел? Понимаешь ты, в чем дело?
Дима поднял усталые глаза, слабо улыбаясь.
– Нет, не очень понимаю Пыль какая-то горит…
– Пыль, говоришь? – воскликнул Иван Павлович. – Не пыль, а термит.[41] Слыхал когда-нибудь о термите? Эх, ты! Вот слушай. Я тебе объясню. Термит уже давно применяется в промышленности. Это порошкообразная смесь из некоторых металлов, которая способна воспламеняться и при горении развивать высокую температуру – до трех с половиной тысяч градусов. А недавно изобретена новая пылевидная смесь, которая, как вода, течет по трубам под влиянием магнитного поля. Понимаешь? Термит бежит по трубам, льется и загорается от искры. Попадая на лед, горящий термит не только расплавляет и испаряет его, но тут же разлагает полученный водяной пар на его составные элементы – кислород и водород. Термит – вернее, один из его элементов – жадно поглощает кислород и сгорает при очень высокой температуре, а водород при такой высокой температуре соединяется с кислородом воздуха и тоже сгорает. Излучаемое при этом тепло глубоко проникает в массу льда и разрушает его, образуя внутри него сеть мелких трещин, которые под действием продолжающего поступать тепла быстро расширяются и превращают лед в снежную кашу… Понял? Да ты просто спишь на ногах…
– Хватит! – сказал Дмитрий Александрович. – Теперь ему нужна только койка и подушка. Пойдем, Дима.
Дима попробовал было слабо протестовать, но скоро сдался и побрел за Дмитрием Александровичем, чувствуя, как покачивается палуба под ногами. Он не сознавал, как очутился в каюте, как разделся и заснул, едва коснувшись головой подушки.
Глава двадцать восьмая
Ночью в пургу
Ранним утром по открывшемуся большому разводью «Чапаев» и следовавший за ним караван проникли дальше во льды. Потом, опять пустив в ход термитную машину, «Чапаев» возобновил свое медленное, но упорное движение вперед.
Дима спал непробудным сном почти до обеда, не слыша ни репродуктора, три раза звавшего к завтраку, ни Георгия Николаевича, пытавшегося разбудить его. В двенадцать часов Плутон, придя в отчаяние от скуки и голода, стащил наконец с Димы одеяло, навалился ему на грудь и начал обнюхивать ухо. Стало нестерпимо щекотно, и после нескольких энергичных, но безнадежных попыток отбиться Дима проснулся.
Как раз в этот момент винт «Чапаева» остановился. Наступила тишина, и тотчас же в каюту донеслись два могучих протяжных гудка чапаевской сирены и прогнали последние остатки сна.
Он прислушался.
– Слышишь, Плутон? – тихо спросил Дима. «Чапаев» кричит: «Не следуйте за мной остановитесь!»
– Вот! Вот! – сказал он через мгновение, уловив далекий вой. – Такие же два гудка. Это «Полтава» отвечает! «Остановлюсь!» А почему они остановились?
Дима торопливо оделся и побежал в столовую, оставив жалобно скулившего Плутона одного.
В коридоре, встретив одного из пассажиров, Дима спросил его о причине остановки «Чапаева».
– Не знаю, что-то там испортилось. Говорят, ничего серьезного, скоро пойдем дальше.
Дима поспешно позавтракал и, накормив Плутона, поднялся вместе с ним на палубу.
«Чапаев» стоял среди высоких торосов. Вдали под серым, облачным небом виднелась черная громада «Полтавы». «Щорс» был, очевидно, дальше, за торосами.
В сопровождении Плутона Дима вошел в надстройку палубных кают и постучал в знакомую дверь.
– Сейчас, – прозвучал голос Дмитрия Александровича, но Диме послышалось «пожалуйста», и он вошел в каюту.
Дмитрий Александрович, очевидно не ожидавший такой стремительности со стороны мальчика, сидел перед экраном телевизефона и рассматривал изображение какого-то полутемного помещения с наваленными до потолка бочками, тюками, громадными ящиками, между которыми виднелись фигуры людей, работавших в глубине помещения. Но изображение на экране промелькнуло перед Димой лишь на мгновение и сейчас же исчезло. Дмитрий Александрович поспешно выключил аппарат, быстро встал и с легкой тенью недовольства на лице пошел навстречу Диме.
– Доброго утра, Дмитрий Александрович! Вы не знаете, почему «Чапаев» стоит?
– Здравствуй, Дима. Одна из термитных труб сломалась. Машинист слишком поздно заметил небольшой ропак на пути и не успел вовремя поднять трубу. Она воткнулась в лед, а «Чапаев» продолжал нажимать. Левая тонкая труба не выдержала такого давления и сломалась.
– Это ночью случилось?
– Нет, с час назад. Пойдем на бак, посмотрим.
На льду перед носом «Чапаева» работала кучка людей, среди них друзья заметили и Ивана Павловича. Возле сломанной трубы лежала новая, целая, которой очевидно, собирались заменить первую. Работа, однако, не спорилась. Время шло, новая труба продолжала лежать на льду, а обломки старой оставались по-прежнему на месте.
Уже репродукторы позвали обедать первую смену, потом пригласили вторую. Дмитрий Александрович и Дима должны были идти в столовую.
У трапа они встретили Ивана Павловича, устало поднимавшегося со льда на палубу.
– Здравствуйте, Иван Павлович! – окликнул его Дима. – Что же это «Чапаев» стоит?
– Питательная труба сломалась.
– Мы видели. А что, ее трудно починить?
– Оказалось нелегко. Под влиянием высокой температуры она приварилась к поперечной, огневой. Металл оказался недостаточно жароупорным. Вот и идет возня. Не хочется менять все три трубы – много времени потеряем. Но, видно, этого не миновать. Температура воздуха падает, как бы не вмерзнуть накрепко в лед. Выбиваться потом из него будет трудно. Ну, я спешу…
