Эндрю Свонн - Кровавый рассвет
Когда Эйнджел добралась до дома, у нее по-прежнему все плыло перед глазами, а в мыслях отсутствовала ясность. Де Гармо ухитрился лишить ее последней опоры, которая у нее оставалась. Она была до такой степени расстроена, что не сразу уловила дыхание человека, находившегося в темной гостиной. Только в дверях, стряхнув с шерсти капли дождя, она насторожилась.
Эйнджел стремительно вскинула голову. Наряду с запахом собственного мокрого меха она уловила запах человека. Еще до того, как глаза привыкли к темноте, она уже знала, что это детектив Уайт. Усилием воли она подавила жгучее желание выхватить из-за пояса пистолет, с которым она теперь не расставалась.
Уайт расположился на диване перед видеокомом. Единственным источником освещения в комнате был мерцающий свет включенной аппаратуры и редкие вспышки молний. Вид лысеющей головы взъерошенного человека на собственном диване являл собой довольно сюрреалистическую картину, способную вызвать легкий приступ дурноты. Лей нигде не было ни видно, ни слышно.
— Что вы здесь делаете? — спросила Эйнджел, схватившись рукой за ворот промокшей под дождем блузки.
Последний раз этого человека она видела во время опознания тела Байрона. Тогда он вел себя подобающим образом и даже предпринимал попытки успокоить ее. Еще она звонила ему в полицейский участок. Ей вспомнился ледяной тон, появившийся в его голосе, когда ему из-за нее пришлось пожертвовать своим китайским завтраком. Еле сдерживаемая ярость приковала ее к дверному проему.
— Вы представляете себе, что наделали? — Уайт ударил по пульту дистанционного управления, и картинка на экране застыла.
Глаза его сверкали гневом и были похожи на озера расплавленного свинца. Она чувствовала исходящий от него жар, ей даже показалось, что стены были раскалены. В воздухе комнаты витала атмосфера грозы.
Эйнджел бросила взгляд на застывшую картинку видеокома и увидела лицо Паскеса.
Давно таившееся в ней чувство страха стало набирать силу. Слава Богу, люди лишены такого преимущества, которым обладают моро и животные, и не способны различать такие тонкие запахи, иначе Уайт почувствовал бы, насколько она была взвинчена и непременно воспользовался бы этим, чтобы доконать ее.
— Где Лей?
— Честно говоря, мне на нее начхать.
Боже, что здесь происходит? «Какого лешего тебе еще надо? Ты прекрасно знала, на что идешь, когда в разговоре с Паскесом обложила всех этих людей», — подумала она.
— Как вы вошли сюда?
На мгновение на губах Уайта появилась жесткая усмешка.
— Я полицейский, маленькая потаскушка. В своем районе я могу открыть любой электронный замок. А пришел я сюда затем, чтобы узнать, что думала твоя дурья башка, когда ты трепалась с Паскесом.
— У меня есть право…
Уайт поднялся и швырнул пульт управления на кофейный столик, всем своим видом выражая: «Меня уже давно тошнит от всех ваших вшивых прав». Он направился к Эйнджел, которая все еще стояла в открытом дверном проеме. Дождевые капли стекали на пол. Она заметила, что Уайт был сухим, что позволило ей заключить, что в квартире он провел достаточно много времени и успел обсохнуть.
— Итак, ты полагаешь, что имеешь право бросать высосанные из пальца обвинения? И это сойдет тебе с рук?
Эйнджел отступила на один шаг назад.
— У вас есть ордер?
— Я здесь не для того, чтобы арестовать тебя. Просто пришел сказать, как несказанно благодарен тебе.
Он стоял перед ней, вытянувшись в струнку. Нервы его были натянуты, как тетива лука. Эйнджел предусмотрительно не шевелилась.
— Мы взяли «Рыцарей», наивно полагая, что такое собачье дерьмо, как ты, оценит это. Но тебе понадобилось разинуть свой поганый рот, да? Ты не только испортила дело, но и всколыхнула все дерьмо этого города, начиная от ведомства внутренних дел и пресс-секретаря мэра и кончая каждым безмозглым радикалом, который спит и видит, как бы досадить городу.
Запах собственного страха щекотал ей ноздри, больше она не могла выносить это.
— Я бы попросила вас покинуть мою квартиру, — произнесла она так спокойно, как только смогла.
Уайт кивнул.
— Я ухожу, но хочу, чтобы ты сначала спросила себя, не хочешь ли ты снова увидеть на улицах города Чино Эрнандеса и Дуэйна Вашингтона. Пока это единственные «Рыцари», что находятся в наших руках. Если ты позволишь себе еще разглагольствовать на этот счет, они окажутся на свободе.
Он подошел к ней ближе и пальцем приподнял ее подбородок. Палец был теплым, мягким и безволосым. От этого прикосновения Эйнджел ощутила легкое головокружение и тошноту.
— Город вот-вот взорвется. Не помогай ему в этом…
Уайт отпустил ее и пошел в коридор. Спускаясь по лестнице, он добавил:
— Ты можешь оказаться первой его жертвой.
Эйнджел по-прежнему стояла в дверном проеме, ее била нервная дрожь. Постепенно она успокоилась и закрыла за собой дверь. Уайт напомнил ей о давно позабытой истине. В душе Эйнджел никогда не любила копов.
Она прошла к видеокому и запустила записанную Уайтом передачу. Это был Паскес со своим эксклюзивным выпуском «Субботних новостей». Основную тему можно было бы сформулировать так: «Что город пытался скрыть?»
Предоставив Паскесу экран, она включила в гостиной свет и увидела, что Уайт был воистину занятым человеком. На кофейном столике валялись груда магнитных карточек. Казалось, что были собраны все карточки, имевшиеся в доме. На крышке стола, играя всеми цветами радуги, они были рассыпаны замысловатым узором какого-то невообразимого пасьянса.
За ее спиной, как она и ожидала, раздался голос отца Альвареса де Коллор. Пользуясь тем, что тот представлял «голос не человеческого населения», Паскес просил его прокомментировать создавшееся положением. Очевидно, «не человеческое население» — как ей хотелось, чтобы средства массовой информации хоть иногда употребляли бы слово «моро», — хотело, чтобы к судебной ответственности были привлечены настоящие убийцы. Тем не менее Коллор выдвинул предположение, что убийцами все же были люди и, возможно, даже полицейские. «Вот он, голос мира», — подумала Эйнджел.
Выходцы из биотехнологических лабораторий нуждались в полномочиях. Они хотели сделать с «Рыцарями» то, что «Рыцари» хотели сделать из них. «Не люди» хотели добиться хороших рабочих мест, хорошего жилья, хорошего медицинского обслуживания. Хотели покончить с дискриминацией.
Если «не люди» не получат всего этого сейчас, да еще на блюдечке с голубой каемочкой, сказал Коллор, тогда и Лос-Анжелес не за горами.
Эйнджел повернулась к экрану как раз вовремя и успела увидеть отца Коллора при всех его регалиях. Воротничок священнослужителя и полное боевое обмундирование бразильской ударной группы, к которой он когда-то принадлежал. В его словах не было ничего нового, все, в духе той чуши, которую обычно нес радикальный священник. Единственное, что отличало его нынешнее выступление от всех предыдущих, это то, что пустая раньше кобура пистолета теперь оттягивалась тяжестью личного оружия.