Тимур Пулатов - Черепаха Тарази
"Может быть, преступник убил несчастного ударом ножа? - подумал Бессаз. - И теперь, чтобы замести следы, посьшает своего орла выклевывать печень?"
- Какой же вы, черт побери, сторож?! - закричал он в досаде. - Если еще хоть раз орел клюнет его в печень, я прикажу вас уволить! Поймите, мне надо как следует осмотреть печень прикованного для важных улик!
- Может, мы поднимем его наверх, чтобы сохранить ему печень? - робко молвил сторож.
- Дельная мысль... Но как? О" ведь наполовину ушел в скалу! Боюсь, у трупа отвалится нога, а то и вся нижняя часть, если тянуть его наверх... Он нужен мне целым, без единой царапины... Я подумал: когда пойдет ливень, вода смоет с него соль - и тогда, обнаженного, легче будет поднять...
- Один бог знает, когда пойдет дождь, - смиренно сказал сторож, махнув на всякий случай палкой и пригрозив орлу, сидящему на вершине и чистящему клюв после трапезы. - Дождь в наших краях - большая редкость... Бывает, что и за целый год не капнет... И тогда вся деревня умоляет старосту прочитать истиска...[Истиска - молитва о дожде (араб.)] Бедный имам сначала отнекивается, жалуясь на нездоровье... на жителей деревни, которые погрязли в грехах, словом, ищет тысячу оправданий, чтобы не исполнить молитву... но я-то понимаю все его хитрости и крайне невыгодное положение, в которое ставят его прихожане своей просьбой. Ведь истиска - не дело имама, скорее занятие колдуна, ученика дьявола... Но и отказать не может, ибо тут же потеряет в их глазах репутацию защитника... Вот и мечется он в такие долгие месяцы засухи между богом и дьяволом...
- А вы сами-то небось тоже мушрик? - прервал его душеизлияния Бессаз. - Вам бы только плести козни против бедного старика...
- Нет, я только наполовину мушрик, - сказал сторож просто и буднично. - Скорее даже больше склоняюсь к вере нашего старосты... Иначе он не поручат бы мне такое ответственное дело - быть сторожем подле прикованного...
- Я согласен ждать ливня хоть целый год, - заключил Бессаз и посмотрел вниз, на пески...
Кротость, желание помочь правосудию вызвали в Бессазе доверие к сторожу. И лишь много дней спустя, когда он стал слугой Бессаза (а это был тот самый Фаррух из постоялого двора, с которым Тарази уже успел познакомиться), Бессаз понял, с какой бестией свела его судьба.
- Если вам трудно поймать орла, то хотя бы проследите, куда он улетает по ночам, - сказал Бессаз.
- Слушаюсь, - неуверенно ответил Фаррух.
От соляных паров с непривычки у Бессаза закружилась голова, и он подумал, что на сегодня хватит - пора спускаться обратно. Но что-то все же удерживало его, и он сел на край скалы, желая спросить о самом важном, но не решался.
Сидел и прислушивался к звону цепей, которые шевелил ветер, и звон этот навевал тоску. Вдруг захотелось бросить все и уехать прочь из этой деревни, где полно мошенников, вернуться домой, в тепло и уют, и снова отдаться лени, свободе, потакая своим порокам и слабостям...
- Да, кстати, - Бессаз поднялся и прищурился от подозрения, - что тут делала сегодня утром Майра, дочь старосты?
Фаррух потупил взор, как пойманный на недозволенном, и хотел было уже соврать, но неожиданно для себя сказал правду:
- Приносила мне еду. Я здесь ночую. Тепло среди соляных камней, намного теплее, чем дома в постели. Я вырыл себе яму и сплю, и потею все время. Соль полезна для суставов... С тех пор как я обосновался здесь, я забыл, что такое боль...
- А Майра здесь при чем? - недоверчиво покрутил свой ус Бессаз.
- А кто же еще? - добродушно спросил Фаррух. - Мы ведь с ней помолвлены...
- Ах, вот оно что?! - Бессаз отвернулся, чтобы Фаррух не заметил его растерянности. - Она и вы?
- Да, мы помолвлены, - чугь строже повторил Фаррух.
Не сказав больше ни слова, Бессаз резко повернулся и пошел вниз.
Фаррух пристально смотрел ему вслед, облокотившись на свою палку.
"Идет назад", - услышал Бессаз голоса, когда возвращался по крышам. "Недолго же он пробыл наверху..."
Сейчас голоса эти раздражали Бессаза, и, не желая их слышать, он побежал и в таком несолидном виде - запарившись, с трудом дышащий - был встречен внизу хмурым старостой.
Он выразительно глянул Бессазу в глаза, как бы желая понять, не утаит ли он что-нибудь важное. Но Бессаз лишь сдержанно кивнул и молча направился к дому, и вот тогда староста решил выразить неудовольствие:
- Я против того, чтобы вы поднимались туда один, без сопровождающего...
- Что это значит? - Бессаз даже не удосужился взглянуть на него.
- Я несу ответственность за вашу безопасность!
- Ничего со мной не случится!
- Постойте, вы обмануты! Тот человек с палкой, который приставлен отгонять орла, он заодно с жителями деревни. Я уверен, что он обманул вас...
- Не думаю, чтобы человек, за которого вы собираетесь выдавать свою Дочь, был таким плутом, - язвительно ответил ему Бессаз.
Староста вдруг побледнел, и остановился, и, не в силах идти в ногу с Бессазом, закричал от досады:
- Он обманул вас! Я скорее брошусь с холма вниз головой, чем отдам свою дочь за мушрика...
Бессаз с трудом сдержал смех: таким забавным показался ему этот благообразный старик - и староста, и имам, и налоговый инспектор, и торговец солью в одном лице.
- Он сказал, что благодаря вашим проповедям уже склоняется... понимая свое заблуждение... Ради же вашей дочери, уверен, полностью примет истинную веру... Может, вы мне объясните, что делала там Майра? - обернулся Бессаз, открывая дверь дома.
- Не знаю... это я выясню, - неожиданно ослабел голос старика. - Но знайте, единственный человек, который помог бы вам, - это я. - Было сказано это так искренне, что Бессазу ничего не оставалось делать, как с примирительной улыбкой прислушаться к звукам его шепелявого голоса, в котором смешались нотки ревности, отчаяния и подобострастия.
IV
В первые дни, не желая утомлять говорящую черепаху, Тарази разрет шал ей много отдыхать. Но странно, чем больше черепаха вновь и вновь переживала свое прошлое, тем безудержнее делалась болтливой. Будто желала поскорее высказать все, что терзало и мучило ее душу, - и освободиться.
- Чем вы займетесь, когда к вам снова вернется человеческий облик? спросил ее как-то Армон.
- У меня ведь осталось на родине небольшое состояние. Буду жить просто, не причиняя неудобств ни одному живому существу. Или уйду затворником в какую-нибудь дальнюю завию [3авия - монастырь (араб.)] в пустыне, - ответила черепаха таким бесстрастным тоном, будто давно обдумала свой вопрос.
- Продолжайте...
Услышав этот приказ Тарази, Абитай, вертевшийся возле черепахи, засуетился. С иголкой во рту, страшно сосредоточенный, он примерял ей костюм собственного покроя.
Желая, видимо, еще больше очеловечить черепаху и прикрыть срамную наготу ее тела, и в особенности волосатую, в складках, грудь и толстые лапы, Абитай занялся шитьем костюма, хотя до следующего срока лечения, когда тестудологи надеялись вернуть черепахе человеческое лицо, было еще далеко.
