Тимур Пулатов - Черепаха Тарази
Бессаз снова подумал, что крыши - прекрасное место для сбора нужных ему сведений, и очень пожалел, что не пошел со старостой, чтобы узнать, что жители деревни скажут сегодня о его настроении.
"Видно, судья наш не спал всю ночь, - услышан Бессаз, - идя дальше. Шаги его тяжелые, усталые. И ходит он не как все, боком, словно боится, что могут неожиданно выстрелить ему в грудь". - "У бедняги что-то неладно с позвоночником, болезнь его точит-подтачивает", - ответил ей другой женский голос, видно колдуньи, прорицательницы. Голос мужчины, покашливающий, поддержал разговор: "А вы не слышали, какие были шаги у Майры, когда она недавно пробежала наверх? Прямо заплелись... Видно, проболтала с ним до утра, не выспалась..."
А потом, до самого последнего дома, уже никто не говорил под крышами: наверное, ушли пасти скот. А Бессаз шел и думал, отчего это Майра бросилась чуть свет на холм? И как она вышла из дома незаметно?
Деревня тянулась до середины холма, дальше тропинка вела по голой, без травинки, местности. Староста объяснил, что холм этот - глыба соли, прибитая некогда сюда морем, но, чтобы убедиться в этом, Бессаз ткнул трость в в землю и почувствовал сразу, как она уперлась во что-то твердое.
Тропинка тянулась вверх кругами, так что Бессаз мог обозреть и противоположную сторону холма, и так добрался он наконец к вершине. Впрочем, приглядевшись, Бессаз понял, что место, где он остановился, мало напоминает вершину, ибо, едва он обогнул ту сторону холма, откуда обозревалась деревня, тропинка оборвалась - и он очутился на краю обрыва.
Яркий свет ослепил Бессаза, и какое-то время он ничего не видел - холм треснул, склон его обвалился к подножию, и свет обнажившейся соли резал глаза.
- Метрах в десяти, в соляной стене я и увидел этот труп, господа. Говорящая черепаха умолкла, сделала движение к столу, желая взять недопитую рюмку, но, увидев строгий взгляд Тарази, не решилась, а только вытерла лоб, ибо после хмеля черепаха чувствовала себя подавленной.
И уже другим, упавшим голосом она продолжала рассказ, и тестудологи узнали, что труп, который увидел Бессаз, был совершенно белый, облепленный вместо савана толстым слоем соли. Видно, был он спрятан давно и обнажился, когда треснул холм, хотя самым удивительным было не это.
Над трупом, прикованным к скале цепями, по площадке бегал человек с длинным шестом. Он усердно размахивал им, и Бессаз долго не мог понять, кого он отгоняет, пока с верхушки холма вдруг не ринулся вниз орел и, нацелившись на труп, не вырвал на лету у несчастного кусок печени и полетел дальше, унося добычу.
Человек замахнулся было палкой, но орел ловко вывернулся, словно заранее изучил каждое движение сторожа.
- Проклятая воровка! - закричал человек, но, увидев Бессаза, принял важный вид, как человек, находящийся при исполнении служебных обязанностей.
- Вы чем это заняты, любезный? - строго спросил Бессаз и добавил: - Я судья и прошу объяснений!
- Знаю, что вы судья, - нисколько не смутившись, ответил человек.
Я же, как видите, приставлен старостой отгонять назойливого орла, дабы он полностью не унес по кускам всю печень до окончания расследования. Хотя, - философски заключил он, - несчастному все равно - с печенью он или без оной...
- Как мне к вам подняться? - спросил Бессаз, не желая звать его к себе вниз, чтобы не отрывать от такого важного дела.
- Отодвиньте чуть вправо глыбу, что стоит позади вас, и откроется тропинка ко мне...
Бессаз толкнул в сторону соляную глыбу и, пройдя через узкий проход, который открылся перед ним, оказался рядом со сторожем.
- Кроме вас и старосты, никто не знает, как ко мне подняться, первое, что сказал ему наверху сторож - человек лет тридцати, с хитроватым лицом, припудренным соляной мукой. - Эти мушрики [Мушрик - многобожник, идолопоклонник (араб.)] из деревни (выражение "мушрики" он произнес с удивительно знакомой интонацией старосты) давно поднялись бы ко мне, если бы знали тропинку. И унесли бы мертвеца, опустив веревки. Только отсюда и можно зацепить его.
- Зачем он им? - подозрительно глянул на него Бессаз.
- Как зачем? - воскликнул сторож, словно уличил Бессаза в наивности, что, естественно, не делало чести судье. - Видите, какими он цепями прикован к скале? Было уже несколько нападений на меня... Наш староста взывал к их совести, напоминая о каре божьей, но все тщетно! И только когда плуты почувствовали силу моей палки у себя на спине - отстали... А цепи им нужны, чтобы привязывать псов в хлевах, - пояснил сторож, все еще видя на лице Бессаза недоумение.
- Нет, наверное, есть другая причина, - сказал Бессаз, подходя к краю стены, чтобы лучше видеть прикованного. - Не хочет ли кто-нибудь из этих мушриков скрыть следы своего преступления? - предположил Бессаз, но сразу умолк, не желая делиться со сторожем своими предположениями, тем более что человек этот может быть заодно со злоумышленниками и, помогая ему для видимости, постарается все запутать.
По всем внешним признакам было видно, что несчастный закован давно и замурован в скале еще до того, как она обнажилась. Соль же сохранила труп от разложения, словно убийство произошло только вчера.
Приказав сторожу не отвлекать его разговорами, Бессаз продолжил свои расследования.
Хотя соляной панцирь на теле прикованного и мешал сделать сколько-нибудь верные выводы, но по общим контурам было заметно, что умерщвленный столь зверски - мужчина крепкого телосложения, высокого роста. Местами соль не запудрила черные волосы на голове и кончик бороды. Белые цепи вырисовывались на прижатых друг к другу ногах, на поясе, в распростертых руках и вокруг шеи, а затылок, приросший к скале, держал голову прямо, не позволяя ей наклониться набок.
В правой руке прикованного Бессаз заметил нечто узкое и длинное, но разобрать в деталях не смог, хотя и долго всматривался.
Осмотр неожиданно был прерван криками сторожа, который энергично звал Бессаза назад. Бессаз не успел сообразить, в чем дело, ибо крылья орла уже зашуршали над его головой, а еще через мгновение хищник оторвал кусок печени прикованного и унес на верхушку холма.
- Чей это орел? - Бессаз строго посмотрел на птицу, жалея, что не имеет при себе копья, метким ударом которого можно было сразить его.
- Ничейный, - пожал плечами сторож и тоже глянул на птицу, - та, не торопясь, со смаком, поедала краденое.
- Но ведь должен же быть у него хозяин, - настаивал на своем Бессаз. Есть среди ваших односельчан охотники?
- Два или три человека. Но они охотятся с кречетами... Поверьте мне, мавлоно, тварь эта ничья... божья птица...
"Может быть, преступник убил несчастного ударом ножа? - подумал Бессаз. - И теперь, чтобы замести следы, посьшает своего орла выклевывать печень?"
