Дж. Дуглас - Охотники за умами
Когда Тетен и Муллани предложили методику разработки психологического портрета, все было рассказано устно и ничего не фиксировалось на бумаге. Первейшее правило гласило: «Не испытывай терпение Бюро и не оставляй документов, которые впоследствии могут ударить по тебе или твоему начальнику». Хотя Тетен и выступил с инициативой и на базе того, что он узнал в Нью-Йорке у доктора Брассела, полицейские чины получали индивидуальные консультации, не существовало никакой организованной программы и никому не приходило в голову, что это функция Научного бихевиористического подразделения. В лучшем случае выпускники Академии персонально обращались к Тетену и просили совета по конкретному делу. Одним из первых так поступил полицейский офицер из Калифорнии, который никак не мог распутать убийство женщины, погибшей от множественных ножевых ранений. Очевиден был только жестокий характер преступления, но ничего особенного больше не всплывало, и не было никакой возможности передать дело в суд. Когда полицейский изложил немногочисленные факты, Тетен посоветовал искать преступника по соседству с домом жертвы - живущего в одиночестве хилого, некрасивого юношу лет под двадцать, который убил женщину в приступе бешенства и теперь мучается чувством вины и трясется при мысли, что его арестуют. Тетен предложил, войдя в дом, посмотреть подозреваемому прямо в глаза и сказать: «Ты знаешь, почему я пришел». Он считал, что признания добиться будет несложно.
Через два дня полицейский позвонил и сообщил, что они стали систематически обходить все дома в районе, где проживала убитая. И когда на пороге появился совпадающий с портретом Тетена молодой человек, он произнес заранее отрепетированную фразу. И подозреваемый тут же пробормотал:
– Ладно, ладно, ваша взяла.
И хотя в те дни Тетен казался фокусником, вынимающим из цилиндра зайцев, его портрет преступника и описание ситуации основывались на логике. Со временем мы станем делать эту логику все более строгой и превратим то, с чем Пэт Муллани возился в свободное время, в грозное оружие борьбы с тяжкими преступлениями. Часто бывает, что прогресс в какой-нибудь области зависит от любопытства и интуиции. В качестве инструктора Научного бихевиористического подразделения я не очень представлял, что делать, и хотел получить информацию из первых рук.
Когда я попал в Квонтико, Муллани почтц отошёл от дел, а Тетен превратился во всеобщего гуру.
Поэтому заниматься моим «вживлением» в коллектив пришлось двум сотрудникам, которые были мне ближе и по возрасту и по положению - Дику Олту и Бобу Ресслеру. Дик был старше меня лет на шесть, а Боб - на восемь. Оба до ФБР служили в армейской полиции. Курс прикладной криминалистической психологии составлял сорок аудиторных часов за одиннадцать недель учебы. Поэтому наиболее эффективным способом «обкатки» нового сотрудника считались «школы на колесах» - выездные курсы, которые предлагали местным полицейским управлениям и академиям тот же материал, что и в Квонтико, только в гораздо более сжатой форме. Курсы были популярны, и на них существовала целая очередь заявок - особенно от начальников и старших офицеров полиции, которые сами некогда были слушателями Национальной Академии. Выезжая с инструкторами и наблюдая, как они читают двухнедельный курс, новый сотрудник быстро усваивал, что требуется от него самого. И я начал путешествовать с Бобом.
В «школах на колесах» сложился определенный порядок: преподаватель выезжал в воскресенье и с понедельника по пятницу вел занятия в каком-нибудь местном полицейском управлении или академии, потом ехал в другое место и повторял все заново. Спустя некоторое время появлялось ощущение, что ты Одинокий Рейнджер - скачешь из города в город, помогаешь людям и исчезаешь, когда дело сделано. Мне даже в память о нас захотелось оставлять им серебряную пулю.
С самого начала я чувствовал неловкость из-за того, что преподавание велось «со слухов». Большинство инструкторов - и прежде всего я сам - не принимали участия в раскрытии дел, о которых рассказывали. Это очень напоминало курс криминологии в колледже, где не нюхавший оперативной работы педагог говорил о том, о чем не имел ни малейшего представления. Всё основывалось на «боевых воспоминаниях» офицеров, некогда занимавшихся делами. Но впоследствии эти воспоминания были настолько видоизменены и приукрашены, что уже не имели ровно никакого отношения к реальным событиям. И частенько инструкторам возражали. Ситуация складывалась еще хуже, если инструктор не соглашался со слушателем и продолжал настаивать, хотя перед ним явно сидел человек, видевший все своими глазами. Так недолго было потерять доверие и всей остальной аудитории.
Другой моей проблемой было то, что мне только-только исполнилось тридцать два года, а выглядел я еще моложе. Но преподавать приходилось опытным полицейским на десять-пятнадцать лет старше меня. Как сделать так, чтобы они признали мой авторитет? Ведь расследованием убийств я занимался только под крылом закаленных копов в Детройте и Милуоки, а теперь собирался толковать таким же людям об их работе. Нет, свой материал я должен знать назубок, а если о чем-то не имел представления, то должен был срочно выучить.
Я не повторял глупостей других. Перед началом занятия всегда спрашивал, не занимался ли кто-нибудь из слушателей делом, которое в этот день собирался привести в качестве примера. Например, если хотел обсуждать Чарльза Мэнсона, интересовался, нет ли в группе полицейских из управления Лос-Анджелеса. Если такой человек находился, просил его привести все подробности случая. Таким образом я избегал противоречий с реальными участниками событий, но даже если в свои тридцать два года ты выглядишь почти мальчишкой и без году неделя как вышел из простых оперативников, коль скоро преподаешь в Квонтико или от имени Квонтико, слушатели воспринимают тебя как часть Академии ФБР с ее громадным авторитетом и неисчерпаемыми возможностями. И поэтому постоянно подходят в перерывах, а если выехал со «школой на колесах», звонят в гостиницу и просят подсказок в делах.
– Слушайте, Джон, у меня похожий случай на тот, о котором вы рассказывали. Что вы думаете по этому поводу?
Никаких послаблений быть не могло. Чтобы делать то, что я делал, следовало иметь авторитет. И не только Бюро, но и личный. На жизненном пути наступает такой момент - у меня он, во всяком случае, настал, - когда понимаешь, что можешь услышать такое-то и не больше количество песен, выпить такое-то количество коктейлей и проболтаться в комнате, уставившись в телевизор, такое-то количество часов. Это пришло мне в голову в 1978 году в коктейль-баре гостиницы в Калифорнии. Мы с Бобом Ресслером преподавали в Сакраменто. А когда на следующий день ехали домой, я в разговоре заметил, что большинство типов, о которых мы только что рассказывали, парятся в тюрьме без права общения и останутся там до конца жизни. Хорошо бы с ними поговорить, спросить, почему они так поступили, взглянуть на все с их точки зрения. Хотелось попытаться. Не получится, так не получится.
