Алексей Калугин - Полет мотылька
– Как мне ни приятно с вами беседовать, но пора перейти к делу, – на губах врача появилась извиняющаяся улыбка. – В приемной наверняка еще есть посетители.
– Когда я входил, там оставался только один человек, – ответил Геннадий Павлович. – Он пропустил меня без очереди, поскольку занят заполнением каких-то бумаг.
– Он уж третий час их заполняет, – подала голос медсестра.
Геннадий Павлович удивленно взглянул на нее. Медсестра сидела к нему спиной, сортируя карточки, разложенные на манер пасьянсных карт, и, судя по всему, не имела намерения как-то дополнить или прокомментировать сказанное.
– Ну, так что? – весело обратился к Геннадию Павловичу врач. – Надеюсь, вы не падаете в обморок при одном только слове «кровь»?
– Донором быть не приходилось, но несколько раз кровь из вены сдавал, – улыбнулся в ответ Геннадий Павлович.
– Ну и отличненько! Прошу!
Геннадий Павлович переместился к лабораторному столику. Он полагал, что кровь будет брать врач, но место напротив него заняла медсестра.
– Не волнуйтесь, Геннадий Павлович, – услышал он голос врача у себя за спиной. – У Аллочки легкая рука, – вы даже укола не почувствуете.
Геннадий Павлович закатал рукав и положил левую руку на стол. Аллочка перетянула плечо Геннадия Павловича резиновым жгутом, несколькими быстрыми движениями протерла локтевой сгиб ваткой, смоченной в спирте, пару раз щелкнула по вене ногтем и тот час же вогнала в нее иглу десятикубового шприца. Все это она проделала как на автомате. Геннадию Павловичу даже показалось, что она смотрела куда-то в сторону, когда вводила иглу в вену. Но как бы там ни было, он и в самом деле ничего не почувствовал. Сняв жгут, Аллочка набрала полный шприц темной венозной крови и, выдернув иглу, прижала к точечному проколу ватку со спиртом.
– Спасибо, – сказал Геннадий Павлович, сгибая руку в локте. Медсестра ничего не ответила, словно и не услышала его. Отвернувшись в сторону, она взяла из штатива стерильную пластиковую пробирку с завинчивающейся синей крышечкой, перелила в нее кровь из шприца и сделала пометку на бирке.
– Ну, как?
Геннадий Павлович повернулся в сторону задавшего вопрос врача.
– Хоть каждый день готов сдавать вам кровь, – улыбнулся он.
– Ну, это уже лишнее, – врач махнул рукой с таким видом, словно принял заявление Геннадия Павловича всерьез. В следующую секунду лицо его сделалось по-настоящему серьезным. – Простите за несколько бестактный вопрос, Геннадий Павлович. В карточке вы указали, что вам пятьдесят два года.
– Все верно, – Геннадий Павлович пожал плечами, не понимая, почему на сей факт следует обращать особое внимание.
– Но на вид вам можно дать разве что чуть больше тридцати, – лукаво прищурился врач.
– Ну, знаете, – смущенно улыбнулся Геннадий Павлович. – В свое время были возможности…
– Энзимотерапия, – догадался врач.
Геннадий Павлович кивнул.
– А по какой методике?
Геннадий Павлович недоумевающе развел руками.
– Понятно, – врач сделал пометку в карточке и протянул ее Геннадию Павловичу. – Пройдите в соседнюю комнату.
– А результаты? – спросил Геннадий Павлович.
– Вам все объяснят.
Улыбкой поблагодарив врача за участие, Геннадий Павлович постучался в дверь, ведущую в смежный кабинет.
– Входите, вас уже ждут, – подбодрил его врач.
Геннадий Павлович приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
– Разрешите?
– Входите, – ответил ему человек, сидевший за канцелярским столом.
Комната, в которой на этот раз оказался Геннадий Павлович, на первый взгляд не имела ничего общего с медицинским учреждением. Это был типичный кабинет госслужащего – стол с компьютером, шкаф для бумаг и стул с жестким сиденьем для посетителя. За столом сидел мужчина лет сорока, одетый в строгий серый костюм. Седеющие волосы его были гладко зачесаны назад. Лицо, чуть полноватое, хранило сосредоточенное выражение глубокой озабоченности.
– Входите, – еще раз повторил мужчина, сурово глянув на Геннадия Павловича из-под бровей.
Геннадий Павлович аккуратно прикрыл за собой дверь и осторожно присел на краешек стула. Стул стоял метрах в двух от стола, но Геннадий Павлович не решился передвинуть его поближе и из-за этого чувствовал себя крайне неуютно – словно подозреваемый на допросе.
– Давайте, – протянул руку человек за столом.
Чувствуя необъяснимый внутренний трепет, Геннадий Павлович вручил ему карточку.
Мужчина быстро пробежал по карточке глазами. Выражение лица его при этом ни на йоту не изменилось. Вложив карточку в сканер и нажатием клавиши запустив программу, мужчина посмотрел на Геннадия Павловича.
– Как я понимаю, вы осознаете всю важность национальной программы генетического картирования?
Таким тоном задает вопрос не особенно строгий экзаменатор, пытаясь вытянуть нерадивого ученика хотя бы на тройку.
– Ну, да… – растерянно ответил Геннадий Павлович. – Конечно… Мы все это прекрасно понимаем…
– К сожалению, не все, – на лице хозяина кабинета появилось выражение глубокой озабоченности. – Увы, далеко не все, уважаемый Геннадий Павлович.
– Но, как же так? – развел руками Геннадий Павлович.
Недоумение Калихина было вызвано главным образом тем, что он не мог понять, что хочет от него мужчина, совсем не похожий на врача. Точнее, какой реакции на свое замечание он ожидал? Геннадий Павлович полагал, что в кабинете врача он выбрал стопроцентно правильную линию поведения. И вдруг – увы, уважаемый Геннадий Павлович? Собственно, почему «увы»? И какое он имел отношение к этому самому «увы»?
– Вот такие дела, Геннадий Павлович, – мужчина за столом скорбно склонил голову и пару раз стукнул кончиком авторучки по карточке Геннадия Павловича, лежавшей перед ним на столе. – И, дабы ситуация не вышла из-под контроля, нам предоставлены самые широкие полномочия, – тяжелый взгляд серо-стальных глаз пригвоздил Геннадия Павловича к спинке стула. – Надеюсь, это понятно?
Вместо того чтобы спросить, о каких именно полномочиях идет речь, кому это «нам» они предоставлены и, самое главное, кем, Геннадий Павлович поспешно кивнул.
– Да, конечно, – он даже попытался улыбнуться. – О чем может быть речь? Ведь все это делается в наших общих интересах!
Последняя фраза пришла ему в голову совершенно неожиданно, но Геннадий Павлович остался весьма ею доволен. Сказав «в наших общих интересах», он тем самым как бы приписал себя к тем «нам», о которых говорил его собеседник.
Мужчине за столом слова Геннадия Павловича как будто тоже понравились, – он даже позволил себе едва заметно улыбнуться.
